Офис. Простая жизнь… и какие подводные камни она может таить для тех, кто к ней не привык

Что ж, ей не привыкать. Сколько здесь уже таких перебывало, всего-то за три года существования бюро. Все чьи-то дочки, жены, племянницы, знакомые знакомых. И всем нужно: откосить от распределения, наработать стаж перед декретом, пристроить трудовую книжку. Все что угодно, только не работать. А Сергей, добрая душа, ничтоже сумняшеся, сажает этих паразитов себе на шею. И главное, больше, чем на полгода еще ни одна не задержалась! Но мы же ничему не учимся! Будем продолжать наступать на одни и те же грабли!

…В первый день новенькая, еще не освоившись, вела себя достаточно тихо. Немного попрепиралась с Виктором Ильичом, но в целом ничего такого. А вот сегодня…

Заявилась в вызывающем платье, еле прикрывающем добротную попу. Не застав Сергея на рабочем месте заметно огорчилась и просидела надутая, как мышь на крупу, до самого обеда. Эта девочка явно привыкла получать все, что захочет, и по первому требованию.

Едва прозвенел сохранившийся еще с заводских времен звонок на обед, выскочила из кабинета как ошпаренная. Анечка только успела удивиться, а Виктор Ильич шутливо-мрачно констатировал:

– Да, дела. За директором бегать будет, вот увидишь.

Анечка еще подумала, что за бред, нужен ей Сергей, у таких фиф другого уровня кавалеры, нежели директор маленького бюро. Вот Виктор Ильич, ему бы только сплетни распускать, лишь бы не работать! Как бабка на лавочке!

А потом, потом… Виктор Ильич-то как в воду глядел. Анечка, в обед по-быстрому забежавшая в магазин, возвращаясь в здание, наткнулась взглядом на сладкую парочку, выходящую из дорогой машины. Каково же было ее удивление, нет, шок, когда в этой парочке она опознала Сергея и Юлию).

…Работать после обеда она уже не могла. Сидела в своем уголку, уставившись в одну точку, благо никому не было до нее особого дела. Мысли суетились в голове, наплывая одна на другую, сталкиваясь и кружась в хаотичной вакханалии.

Он же никогда не был бабником! За все три года Анечка не видела его с девушкой, женщиной, кроме Алисы. Хотя у них в офисе и красотки, бывало, работали, пусть недолго, но – работали. А эта – очень средненькая. Во всяком случае, до Алисы ей далеко.

Позвонить Алисе, доложить ей все, пусть пресечет на корню, пока это не зашло слишком далеко? Да, это будет выглядеть по-дурацки, как будто ей больше всех надо, но другого выхода Анечка не видит. И дело не в ревности, вернее не только и не столько в ней.

***

Она целый день пристально рассматривала эту Юлю, и так, и этак, косилась исподтишка, пытаясь понять: она, не она? Похожа, очень похожа, но с другой стороны этот типаж «круглое лицо, занавешенное челкой» очень и очень распространен, да и столько времени прошло… Попробуй вспомни, как выглядел человек больше десяти лет назад. И все-таки было, было что-то неуловимое, что неумолимо и безжалостно напоминало ей ТУ. Голос, повадки, движения… Все-таки этот образ когда-то врезался ей в память как никакой другой. И имя то же. Фамилию она не запомнила, все-таки в разных классах учились и даже на разных параллелях. Но вопреки здравому смыслу Анечка была на 99% уверена: это ОНА, а не просто похожая девушка.

Сама Юлия ее, естественно, не узнала, да и вряд ли вообще помнила, что была когда-то такая девочка в очках и с тощей косичкой, которую она чуть не довела до ручки.

5

На следующий день, нагло отпросившись после обеда до конца дня, Анечка шагала к троллейбусной остановке. Надо же, никогда не позволяла себе такого (отпрашиваться на полдня), а он и глазом не повел. Неудивительно, что все так и норовят сесть ему на шею, он же абсолютно не умеет командовать, приказывать, запугивать. А с нашими людьми без этого никак, да.

Главное, чтобы он не узнал, что была она у Алисы, а вовсе не у зубного врача. Впрочем, Сергею сейчас что Алиса, что подчиненные… Все до лампочки. Перед уходом она успела увидеть, как кукла с челкой направляется в его кабинет, расправляя на плечах полупрозрачную блузку. А значит – будет еще один бизнес-ланч.

Троллейбус полз еле-еле. До Алисы недалеко, но такими темпами… Господи, неужели она действительно собирается все Алисе рассказать? Неужели она решится на такое!? И что потом? Что сделает Алиса? Поставит ультиматум мужу, от которого полностью зависит? Заявится к ним в офис вся из себя, как она это любит, и Юля померкнет на ее фоне и забьется в угол? А что, вариант.

В любом случае, она должна что-то делать, должна. Эта Юля… Анечке глубоко отвратительна такая порода людей. Избалованная дочка богатого папы, которая смотрит на окружающих, словно на мусор. Ах, как же хочется таких ставить на место и как же редко это удается сделать!

Она уже хотела бы больше не думать об этом, но воспоминания лезут сами, лезут изо всех щелей, и остановить их бесконечный поток не представляется возможным.

(…Аня рано лишилась родителей, воспитывала ее одна бабушка. Она помнила, очень смутно помнила, что когда-то очень давно жила по-другому. Дом полная чаша, веселый папа, смеющаяся красотка-мама. Автокатастрофа положила всему конец.

Нет, Анечка и прежде всегда была робким, тихим ребенком. Но после смерти родителей она стала просто забитой. В школе ее жалели, не обижали ни учителя, ни одноклассники, видно уж очень беззащитной и раненой жизнью она выглядела.

Все было так, пока ее не заприметила девочка на класс младше, богатая, избалованная и непонятно по какой причине скучающая в обычной Сибирской школе. Да, ее отец был какой-то там супер важной шишкой, об этом не судачил только ленивый.

Почему он не отправил свою дочь учиться, скажем, в Англию? Юля была, кроме прочего, довольно способной и школьная программа давалась ей легко, можно сказать, играючи. От избытка энергии и свободного времени девочка собрала вокруг себя свиту поклонниц и подражательниц по всей школе. А сделать это было совсем не сложно: заграничные шмотки, эксклюзивные игрушки, уже начавшие появляться в то время гаджеты – все это притягивало сверстниц словно магнит.

Они ловили каждое слово своей повелительницы, а уж если кого приглашали «в коттедж»… Таких немедленно повышали в ранге, даже если до того считали пустым местом.

Группа единомышленников вокруг Юли росла, а где есть сплоченная группа, там всегда найдется и изгой, объект для травли.

Почему, почему выбрали именно ее??? Анечка столько лет ломала голову над этим вопросом. Она знала одно – она не сделала ничего, чтобы это заслужить, никогда никого не задела ни словом, ни взглядом. Быть может, Юля, сама втайне от всех страдавшая в тот период (говорили, мать умерла), нутром почуяла «сестру по несчастью»?

Как бы то ни было, пубертат взял свое. Однокашницы, еще вчера опекавшие робкую Анечку, словно с цепи сорвались. Желая выслужиться перед своей «королевой», на что они только не шли. Портили вещи, которых и так было немного, рисовали карикатуры, караулили после уроков, выкрикивая вслед обидные стишки, старательно сочиненные накануне.

Физического насилия не применяли – это было бы слишком примитивно. Но много ли ей, и без того обиженной судьбой, было надо!? Больно, Господи, как больно это вспоминать, даже сейчас!

…После того, как бабушка нашла в портфеле внучки упаковку со снотворным, было принято решение менять школу).

А теперь… вот она, Юля, собственной персоной, вновь ворвалась в ее жизнь как стихийное бедствие.

***

Алиса открыла дверь при полном параде. Как всегда, густо накрашена, одета в велюровый домашний костюмчик, выбеленные локоны аккуратно разложены по плечам. Даже далекой от мира гламура Анечке было совершено очевидно: Алиса изо всех сил стремится к миру «лакшери» (или как это там называется), но недотягивает, отчаянно недотягивает. В их с Сергеем съемной квартире все украшено розово-позолоченными предметами декора, но опытный глаз сразу поймет – с рынка.

Впрочем, Анечке все это малоинтересно.

– Ань, привет. Проходи. Чай, кофе?

– Кофе, если можно.

Алиса, единственная из всех знакомых, не звала ее Анечкой. Уже за одно это ее можно было, если не любить, то… В любом случае, особого выбора у Анечки нет.

Алиса шествует на кухню изящной походкой полностью уверенной в своей неотразимости женщины. Розовый велюр аппетитно облегает пятую точку. Анечка семенит следом, быстро, на ходу избавляясь от обуви, сумки, куртки.

Хозяйка квартиры, между тем, по-быстрому варганит растворимый кофе и со вкусом закуривает. Курит Алиса красиво, даже как-то шикарно. Это делает ее еще чуть более вульгарной, но эта вульгарность она какая-то… притягательная, что ли. Анечка ловит себя на мысли, что в глубине души она, наверное, хотела бы быть «такой» – крашеной блондинкой, с загаром из солярия, с сигаретой. Быть может, тогда Сергей посмотрел бы на нее другими глазами… Но куда ей. На ней это все будет как на корове седло. У нее на лбу написано: «правильная зануда-отличница», и, кажется, это клеймо не смыть уже никогда и ничем.

Потом Алиса вальяжно расхаживает по маленькой кухне, выгибаясь как кошка и с наслаждением затягиваясь, а Анечка несмело, бубня себе под нос, повествует о новой сотруднице даже не понимая: слушают ее или нет. Ей, как и всегда, безумно тяжело дается монолог: она сбивается, не может подобрать слов, в общем, красноречием не блещет. Удивительно ли, что рассказ ее не производит особого впечатления? Алиса лениво роняет: