Радуга

– Рыжая кошка. Зовут Буся. Прыгнула на стол, разлила молоко 12 августа 1932 года, оно попало хозяйке на праздничное платье… Столько мороки теперь из-за этого платья… Прямо не знаю, что делать…

– Надо нейтрализовать кошку, – разумно предложил Боб.

– Ну да, а как? – уныло отозвалась представительница древней цивилизации. – Кошкина голова – дело темное. Кто ее разберет, зачем она на стол прыгнула. Может, голодная была, или из вредности… Мотив непонятен.

– А заставить хозяйку переодеться пробовала?

– Исключено. Это – единственное выходное платье, а ей предстоит важная встреча.

Анхесенпаамон совсем поникла духом. К счастью, Боба посетила очередная гениальная идея:

– Собаку не пробовала?

– Как это – собаку?

– Ну, собака, лает на кошку, кошка убегает, залезает на дерево… И молоко цело. А с собаками договориться значительно проще.

– Верно, – просияла Анхесенпаамон. – Спасибо. Так и сделаю.

Никому другому Боб не стал бы помогать. Таковы правила – заботься только о своем рождении, иначе опоздаешь, потеряешь, упустишь возможность. Помогать другим – значит, вмешиваться в чужую судьбу, а тут дай бог в своей разобраться. Но египтянку было жаль – очень уж она хрупкая, беспомощная, наивная. Словом, женщина, которую хочется защищать. Интересно, в земной жизни она будет такой же воздушной, сероглазой, темноволосой? А вдруг родится кособокой, с бельмом на глазу и вреднючим характером? Нет, отмахнулся Боб, не может такого быть. Это было бы слишком несправедливо.

ХХХ

Следующие несколько дней Боб занимался вещами более приземленными, чем поэзия: затянули соседские склоки на коммунальной кухне, где стервозная баба Маня коварно гасила газ под кастрюлей потенциальной прародительницы Боба и не давала бедной женщине приготовить обед к приходу мужа с работы. Родственница злилась, пыталась выяснять отношения, а под конец так разобидилась на вредную соседку, что всю энергию своего молодого здорового организма направила на вынашивание плана мести, вместо того, чтобы думать о продолжении рода.

Боб упорно втолковывал женщине, что есть в жизни вещи поважнее разборок в московских коммуналках, но та отказывалась верить: для того, чтобы убедить ее, понадобилось поднять чуть ли не всю родословную и модифицировать ген скандальности и агрессивности. Когда наконец мадам отказалась от плана мести (а он был хорош – подбросить в соседский чайник собачьи экскременты) и обратила свою энергию в мирное русло, Боб чувствовал себя измученным, словно целый день разгружал вагоны.

Немного передохнув, он разобрал еще пару семейных проблем, задержал в пути поезд, который никак не должен был прибыть вовремя в немецкий город Брауншвейг, выкинул из телевизионной программы очередную серию бразильской мыльной оперы, из-за которой могло быть отложено давно планируемое свидание, и, довольный собой, откинулся в кресле. Каким-то образом он чувствовал, что близок к решению, скоро на рабочем столе загорится красная лампочка, что означает – все, программа завершена. И тогда… даже думать об этом было страшно, но одновременно с тем упоительно. Тогда Боб с полным правом будет называться человеком. Он узнает все радости и горести, испытает боль и великое счастье. Ему предстоят взлеты и падения, любовь, разочарование, признание и критика. Как это прекрасно и как обременительно!

Но рано было предаваться мечтам – необходимо было еще раз все проверить. Боб решил вернуться к австрийской императрице, чтобы удостовериться, что все сработало, как надо. Он часто так делал – прокручивал пленку назад, закреплял успешный результат, прежде чем с легким сердцем взяться за новое дело. В Вене все шло хорошо – поэтическое вдохновение помешало Елизавете продолжить урок иностранного языка, учитель благополучно был сбит лошадью и получил необходимую медицинскую помощь от проходящего мимо студента-медика, который утвердился наконец в своем призвании. Успокоенный, Боб из чистого любопытства вернулся к Сисси – как там ее творчество?

Оказалось, и ей Боб помог. Красивое стихотворение о чайке повлекло за собой дальнейшее развитие дарования: целый цикл меланхоличных произведений был написан Елизаветой, все совершенствующей свое мастерство. Так, хорошо… Образ одинокой мятущейся птицы настолько укоренился в ее сознании, что она еще больше отстранилась от мужа и троих детей, предпочитая затворничество светской жизни и семейным радостям… Ну ладно, что дальше? Забота о собственной фигуре, маски для лица из сырой телятины, кокаин для поднятия настроения… Вот глупость какая…

И тут Боба как током ударило – оказывается, смерть кронпринца Рудольфа, единственного сына Сисси и Франца Иосифа, напрямую связана с той проклятой чайкой, которую черт дернул носиться над морем! Конечно, в этой цепи десятки звеньев, но результат – вот он, прямо перед Бобом, на экране: охотничий домик в венском лесу, тридцатилетний наследник престола со своей возлюбленной и два выстрела. Двойное самоубийство. Официальная причина никогда не была установлена. Историки говорят, что принц не был готов к управлению страной, страдал от возложенного на него бремени славы и ответственности, на него возложенного; что был подвержен психическим заболеваниям; что наконец нашел ту женщину, с которой он хотел бы умереть, поскольку сам был не в состоянии прервать свою жизнь, и поручил это ей. Подозревали также заговор со стороны младшего брата Франца Иосифа. Какой там заговор! Вот она, причина, обнаруженная Бобом – проклятое стихотворение, дело его рук.

А что же Сисси? Тут еще хуже: депрессия, терзания, попытка отвлечься от невыносимого горя на чужбине… Путешествия – по морю, по железной дороге, разные страны, новые люди. Но нигде нет успокоения, нет мира в душе… И наконец точка – Елизавета убита итальянским анархистом, убита случайно, просто подвернулась под руку, под остро отточенный напильник, предназначенный совсем для другого человека. Но Боб знает, что все случайности крепко связаны между собой, связаны им, Бобом, движениями его пальцев, нажатием кнопок, находящихся на его столе, переключением рычагов. А если бы не было этих действий, не появилось бы стихотворение, не возомнила бы себя императрица великой поэтессой, была бы повнимательнее к мужу и детям… Но тогда Боб не родился бы.

Что же получается, Боб – убийца? Пусть невольно, но он виновен в смерти двух человек? Да что там двух, одному богу известно, сколько людей обрекает он каждый день на страдания и гибель, нажимая свои кнопки! И все это ради единственной цели – родиться, появиться на Земле, жить среди таких же жестоких и эгоистичных людей, равнодушных к чужому страданию!

Голова пошла кругом, и Боб как-то вдруг почувствовал нехватку свежего воздуха. Внезапно он ощутил боль в груди, там, где у людей бьется сердце. Но у него не было сердца, у него ничего не могло быть – ни страданий, ни угрызений совести, ни огорчений. Лишь трезвый ум и рассудительность. Он сделал несколько глубоких вдохов и попытался успокоиться. Это удалось лишь отчасти. Только что сделанное открытие угнетало его, давило, мучило. Он решительно выключил экран и покинул кабинет.

В саду неизменно сияло солнце, и все дышало покоем и умиротворением. Казалось, что на Земле нет горя и страданий, не умирают люди, не подстерегает каждого из них глупая и нелепая случайность, готовая разрушить самые прекрасные планы… Здесь, где ничего никогда не изменяется, где население не болеет и не стареет, где всегда умеренная комфортная температура и идеальное магнитное поле, человеческие страсти представлялись фальшью, неуклюжим фарсом, придуманным сценаристом-неудачником. Что заставляет людей губить себя и других, разрушать планету, уничтожая ее медленно, но верно? Что толкает здешних обитателей туда, где царят несправедливость, измена, предательство, эгоизм и хаос?

Боб был так погружен в свои размышления, что не заметил Анхесенпаамон, настороженно наблюдающую за ним из-за куста сирени и не решающуюся подойти. Видимо, она почувствовала перемену в его настроении и была права в своих подозрениях: когда он заговорил с ней, решение было уже принято. Боб хотел объяснить, рассказать о своих соображениях, предупредить ее. Но этого не потребовалось.

– Я все знаю, – огорошила его приятельница. – Ты решил отказаться.

– Да, – горячо заговорил Боб. – Я туда не хочу. Я больше не буду ничего делать. Людям не надо туда попадать – там, на Земле, они становятся глупыми и злыми. Не такими, как здесь. Они убивают друг друга. Убивают себя. Там все неправильно. Чтобы туда попасть, надо сделать много плохого. Я больше не хочу.

– Я знаю, – опять повторила Анхесенпаамон. – Только это не совсем так. Не всегда. Не все. И там есть счастье. Его мало, но оно случается. А я очень хочу познакомиться со своими родителями.

Боб нетерпеливо мотнул головой.

– Ладно. Знакомься. Живи, если тебе так хочется. А я остаюсь.

– Нет, – грустно проговорила наследница фараонов, – тогда я тоже остаюсь. Потому что если ты не родишься, я тоже не могу родиться. У меня сбой в цепи, понимаешь?

Боб не понимал.

– Какая цепь? Ты что, моя родственница? Дочь? Внучка?

– Нет, все проще, – заверила его собеседница. – И все сложнее. Вот послушай. Когда твоя мама вывозила тебя из подъезда в коляске на прогулку, колесо зацепилось за порог, и ей понадобилась помощь. Проходящая мимо девушка подержала тяжелую дверь, а заодно пообщалась с симпатичным малышом. Потом она поняла, что потеряла пять минут и, чтобы не опоздать на работу, пошла короткой дорогой, а не как обычно – через парк. Пока она шла непривычным путем, взгляд ее упал на афишу нового кинофильма. Афиша была столь броская, что врезалась ей в память, и в тот же вечер она отправилась с подругой в кино…

– Ну и что? – нетерпеливо перебил Боб. – Что это был за фильм? А эта девушка что, твоя мама?

– Подожди. – Анхесенпаамон остановила его поистине царственным жестом, достойным ее далеких предков. – Фильм назывался… я забыла как, но там играет знаменитая актриса, блондинка… у нее еще муж боксер. Ладно, неважно. Выйдя из кинотеатра, подруги оживленно обсуждали картину, а в это время мимо проходил мой папа и случайно услышал обрывок разговора. Он как раз раздумывал, куда бы пригласить свою девушку, чтобы сделать ей приятное, и решил, что этот фильм – то, что надо…

Боб опять встрял в рассказ:

– Я понял про твоих родителей. Но при чем тут кино и я, и моя коляска? Они вполне могли зачать тебя без всякого фильма. Или им требовался дополнительный стимул?

– Ничего ты не понял, – рассердилась Анхесенпаамон. – Папина девушка не стала моей мамой, потому что они поссорились в кинотеатре из-за поп-корна. Она хотела сладкий, а он – соленый. Никто не был готов уступить. А покупать два отдельных ведра – неразумно, если пришли вместе… Ты меня слушаешь?

– Слушаю, но где логика?

– Логика простая – через месяц папа познакомился с мамой, и его сразу привлекло, что мама похожа на эту самую актрису, которая так талантливо сыграла главную роль. Только мама не блондинка, но все равно, очень напоминает эту самую… как же ее зовут… не могу вспомнить…

Да, с памятью у Анхесенпаамон было не очень. Интересно, как она свое имя умудрилась запомнить? Наверное, зубрила несколько дней, чтобы не ошибаться. Как же она будет жить, такая беззащитная, слабая, рассеянная?

Они расстались так же внезапно, как всегда: она вдруг вспомнила о работе и поспешила к своему экрану – ей так хотелось поскорее родиться. Возможно, она сможет найти другой способ познакомить родителей, уже не надеясь на Боба.

А ему уже некуда было спешить, и он долго смотрел ей вслед. И думал, что одна, без помощи, она пропадет на Земле. Кто будет оберегать ее? Кто будет решать ее проблемы и напоминать ей имена актеров, которые она забыла? «Ладно, я найду ее, – решил он внезапно. – Найду и расскажу, что я родился только для того, чтобы она тоже родилась». И сразу же возникла новая задача – надо выяснить, что это за фильм. И как зовут эту блондинку-актрису. Потом отобрать всех молодых мужчин, запавших на ее внешность, и всех девушек, на нее похожих. Вот таким образом мы и будем искать Анхесенпаамон на Земле.

ХХХ

Боб опять работает. Он прилип к экрану, он не отрывает пальцев от приборной доски. Скоро, очень скоро должна загореться красная лампочка и позвать его в далекое путешествие. У него есть предчувствие – смутное, радостное и вместе с тем тревожное. Он трудится для себя, но не только для себя. Еще ради своих детей, внуков, правнуков. Им тоже надо дать возможность родиться. Как они используют этот дар – их дело. А Боб точно знает, как он распорядится своей жизнью. Он будет жить правильно. Он не будет делать глупостей. Он будет очень стараться стать счастливым. И точно так же думают все вокруг, все, кто стремится появиться на свет, жить, испытать то, что им пока неведомо. Так думает КАЖДЫЙ.

ОХОТНИК

Звонок в дверь раздался не вовремя – как раз когда Люда примеряла янтарное ожерелье. Такое красивое, изящное, сделанное с тонким вкусом и выдумкой, хоть и недорогое – позолота, конечно, но как блестит! Янтарь подходил к ее глазам, кроме того, по гороскопу это был ее камень, обещающий приносить удачу и благополучие. Гороскопы Люда чтила. Например, если прогноз на ближайшее время был неблагоприятный, она строго следовала указаниям астрологов: берегла здоровье, не перегружала желудок тяжелой пищей, рискованных операций не предпринимала. В случае же напророченных приятных перспектив можно было действовать, проявлять кипучую энергию, стремиться и добиваться. Такова была ее жизненная установка, проверенная годами и показавшая себя единственно правильной.

Как не верить гороскопам! Вот, например, в вопросе выбора партнера: не дай бог Льву дружить с Весами, все равно ничего путного не получится: один прямолинейный и упертый, другой изворотливый и уклончивый – друг друга изведут и обязательно рассорятся. А вот Овен и Стрелец, например, образцовый союз: упрямство одного созвучно целеустремленности другого, и оба стремительно идут по жизни в согласии и взаимопонимании. Камни надо носить только соответствующие собственному знаку: неправильный камень притягивает неприятности и беды, а правильный гарантирует везение и успех. Вот почему Люда так любила янтарь – пусть дешевый, но приносящий удачу. И цвет хороший – оранжевый.

В дверь звонили нагло и требовательно. Люда, вначале решившая не открывать просто из принципа – от обиды, что ее отрывают от дел, все же заинтересовалась такой настойчивостью. Вздохнув, отложила в сторону ожерелье. Подошла к двери, заглянула в глазок.

Тетка была незнакомая и явно нездешняя – больно подозрительно крутила головой по сторонам, прислушиваясь, есть ли кто за дверью. Средних лет, одета в серый плащ фасона, бывшего в моде пару лет назад. На шее косынка явно с вещевого рынка. Под мышкой – большая коричневая папка. Трезвонила непродолжительными, но частыми трелями: уберет руку с кнопки, послушает, снова звонит.

«Вот ведь какая настырная», – подумала Люда и открыла дверь. Тетка, судя по всему, обрадовалась, затараторила заранее приготовленной скороговоркой: