– Магия? Во мне?! – Таня вздрогнула. Ей, правда, такая мысль в голову недавно приходила. В тот момент, когда бокал с латте вообразила, а он взял да и на столе материализовался. Но тогда дядюшка явился и вся магия вылетела у Тани из головы.
– А с Климом-то ты молодец какая! Ох и молодчина, – Аникеюшка разрумянилась, – ведь услышала ты слова мои. И правильно ему все высказала, правильно!
Таня ахнула:
– Так это ты мне подсказывала? А я ведь говорила, и сама не знала, откуда слова брались. Ведь не знаю ни дядьки этого, ничего я тут не знаю…
Девушка погрустнела.
Аникеюшка подбоченилась и погрозила кулаком закрытой двери:
– Ишь он, ирод-то! Хотел сиротинку обобрать. Долю ему… А это я еще тебе не сказала про денежки, что он из спальни матушки твоей…тьфу, Солариной, забрал.
– Прямо из шкатулки! – домовушка покачала головой и топнула с досады маленькой полной ножкой.
– Понятно, – протянула Таня. – Значит, дядюшка еще и воришка в добавок.
– Аникеюшка, – вдруг встрепенулась девушка, – а еще у Солары родственники есть? – и она во все глаза уставилась на домовушку. Как-то вот не хотелось, совсем не хотелось Тане больше подобных родственничков.
– Так нетути, – вздохнула домовушка. – Этот ирод непутевый один. А может, – она призадумалась, – может и есть где. Да только мы не знаем, хозяйка.
Боровичек стоял рядом и только головой кивал, во всем поддерживая свою вторую половинку.
– И не пустила ты его, пройдоху-то, на порог, – добавила Аникеюшка. – Сама ведь почувствовала? – домовушка мягко улыбнулась. – Так что есть в тебе магия-то, есть!
Таня задумалась. А ведь и правда. Она как-то вот, буквально всем сердцем, всей душой и всем телом почувствовала, что нельзя дядьку в лавку пускать.
– Почувствовала, – медленно сказала Таня. – Как есть почувствовала. Будто что-то не давало… – Таня ахнула:
– Да ведь я никого в лавку не пускала! Тут за апельсиновым тортиком дамочка явилась, такая вся расфуфыренная, в розовом, – Таня рассказывала, а Аникеюшка, подперши подбородок, только головой качала.
– А она ведь хотела, да что там… Рвалась в лавку-то, – задумчиво сказала девушка. – Меня тогда будто толкнул кто, сразу в дверях встала. И ведь даже в голову не пришло, что поступаю невежливо в общем-то…
Аникеюшка даже засияла вся и пухлые щечки ее покрылись румянцем:
– Вот, – наставительно подняла она палец, – вот она, магия-то. Стало быть, настоящая у нас хозяйка-то, – она покосилась на сконфуженного Боровичка, внимающего Тане.
– Только настоящая хозяйка так поступить может. Она только знает, она чувствует, что в лавку-то магическую, волшебную вход посторонним закрыт.
Иначе духовочки такого напекут, что выбрасывать придется.
Таня подняла бровь:
– Странная тут у вас магия-то. Духовка печет себе и печет. Как может на нее повлиять, если зайдет кто? Пирог-то внутри? – она недоуменно качнула головой.
Вот сердцем она чувствовала, что права Аникеюшка, но понимать толком не понимала.
– Ну дык как же, – забасил, не выдержав, Боровичек. – Принесет в магическое пространство искажений своих, исправлять замучаешься, – он покосился на Аникеюшку. Та только головой кивнула.
– Ведь знаешь же, что готовить нужно только в хорошем настроении иль не? – он глянул на Таню, сдвинув шляпку на бок, отчего стал походить на белый гриб еще больше. Такой вот боровик с голубыми как небо глазами.
Таня невольно улыбнулась и пожала плечами. Ну, она что-то там слышала про эмоции. Но тут же нахмурилась. А ведь и правда. Таня и сама бралась печь только в хорошем настроении. Правда, не всегда. Ой, не всегда. Бывали в ее жизни моменты, когда она таким образом как раз поднимала себе настроение.
Бывало, придет вечером в пятницу и без сил бросится на диван. Вот просто свалится. А перед глазами вдруг нарисуется только что вынутый из духовки, сделанный на скорую руку рассыпчатый пирог с творогом.
Настроение тогда чудесным образом поднимается и Таня улыбается. Улыбается, поднимается и принимается за готовку.
Стоп.
Получается, она всегда готовила только в хорошем настроении?
Таня заулыбалась:
– Похоже, знаю. Ведь только тогда получается действительно вкусно.
– И не просто вкусно, – забасил довольный Боровичок, – а еще и полезно, вот, – домовой умолк и степенно кивнул.
– Посторонних не пускать никак не можно, хозяйка. Ауру портят. И чисть ее потом, чисть,– пожаловалась Аникеюшка. – Вот ты и почувствовала. Сама, сердцем своим. Так что наша ты, наша хозяюшка.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: