Хозяйка «Доброй феи» и последний из драконов

Попытка оказалась безуспешной. Он едва смог просунуть под столешницу левую руку и правую ногу, и, к своему стыду, застрял. Мужчина крякнул, охнул, и попытался приподнять столешницу. Однако, чертов стол никак не поддавался усилиям. С Конфю сошло сто потов, но в результате-таки ему удалось затащить правую ногу обратно.

Ситуация вырисовывалась дурацкая и практически безвыходная. – Великолепно. Просто великолепно, льеры мои, – вполголоса простонал алхимик, – М-да. Вот попал я, так попал. И он от злости с силой шарахнул кулаком по полу.

Пол завибрировал, и Конфю услышал ответный стон. К стону прибавились вполне различимые слова: – Кон… Ко-он… Ты где-е? Алхимик, услышав голос друга, который он едва узнал, мысленно осенил себя круговым движением правой руки, и с осторожностью ответил:

– Тут я. Лайон, тут.

Лайонард Серебряный, который с трудом сел и с трудом же сосредоточил свой взгляд на звуке, идущем откуда-то снизу, старательно огляделся вокруг.

Он сидел на полу, в разорванных в клочья штанах, а Конфю исчез.

Леночка Старосадская

А в это время наша Леночка, с трудом открыла глаза. Будильник, который она, несмотря на усталость, не забыла завести вчера, зазвенел хрустальными колокольчиками. Что интересно, именно эти колокольчики, мелодичные и тихие, будили девушку куда лучше, чем звуки громкие и резкие.

Леночка зевнула, да так сладко, что любому, кто бы ее сейчас увидел, захотелось плюнуть на все, и вернуться в объятия Морфея, досыпать не доспанное.

А недоспанного ведь хватало.

Сколько пришлось Леночке вкалывать без нормального отдыха, это врагу не пожелаешь.

Но девушка-таки села на диванчик, и, не прекращая зевать, потянулась.

Глаза, которые открываться не хотели, смотрели на мир через полуприкрытые веки. Вокруг было еще темно, но Леночка скрипя сердце заставила себя встать, и, пошатываясь на ходу, отправилась к заповедной дверке.

Дверка находилась в небольшом закутке, скрывая от посторонних глаз душевую кабину, которую девушка поставила неделю назад.

Как раз в это время работы скопилось столько, что не до поездок домой, на другой конец города.

Тогда-то Леночка и вспомнила, что несколько раз заходила по делам к давним знакомым, и такое удобство у них и увидела.

Поначалу удивилась, потом поговорили, и пришла к выводу, что у себя точно поставит такую кабину. А что?

Работы столько, что голова кругом, а освежиться совсем не помешает. Тем более, что лето в этом году стояло ну просто сумасшедшее. Жара такая, что и старожилы не помнили. Зато гисметио помнило, и каждый день сообщало о побитии очередного температурного рекорда.

А уж когда Леночка поняла, что и диванчик можно использовать как место для сна, работоспособность девушки подпрыгнула раза в полтора.

Наша новоиспеченная хозяйка “Доброй феи”, позевывая, и снимая на ходу маленькие треугольные трусики, которые смотрелись на ее роскошных бедрах несколько чужеродным элементом, включила вожделенный душ и прибавила холодной водицы.

Громкие стоны, которые начала издавать девушка, заставили охранника Вадима Федоровича, который как раз готовился к сдаче смены, мужчину положительного, но ничего человеческого не чуждого, навострить уши.

А когда вскоре раздался резкий вскрик, Вадим напрягся и даже покраснел. Надо сказать, что так дешево Леночке аренда встала еще и по той причине, что стенки в этой части помещения были тонковаты, как говорится, с брачком.

Сашка, молодой сменщик, который только заступал на дежурство, подмигнул старшему товарищу и сказал:

– Ну тут у них и дела творятся, а? В офисе-то.

Леночке же, которая в это время как раз включила холодный душ, и не смогла сдержать крика, и в голову не приходило, как его можно истолковать при должном полете фантазии.

Вадим кивнул, но сказал:

– Ты это, Сашок… Ты помалкивай. Если хочешь и дальше тут работать. Место у нас тут, сам видишь, какое.

Сашка видел. Офисный центр современный, небольшой, по виду скромный. Но для знающего человека эта скромность много о чем говорила. Потому что не была скромностью вовсе. Это была солидность, да.

А Сашка был человеком знающим.

Поменял несколько охранных контор, и охраняемых ими объектов. Понял, что всякая мишура и позолота, яркая и режущая глаз псевдо роскошь, как правило, отличали компании-однодневки.

А вот такие офисы, строгие и стильные, говорили о многом. О надежности и желании держаться подальше от разного рода назойливых посетителей. О стабильности и вкусе владельцев.

Словом, Сашка оценил слова Вадима и согласно кивнул головой.

– Слышь, Вадь… А что там за офис-то, за стенкой? – таки не выдержав, он спросил у сменщика.

– “Добрая фея”. Хозяйка баба такая, что…, – тут Вадим запнулся на полуслове, потому что Леночка, успевшая натянуть джинсы в обтяжку и маечку на бретельках, которая мало что скрывала от любопытного мужского глаза, выплыла из-за поворота.

– Доброе утро, Вадим Федорович. Что, домой? – весело сказала девушка мужчинам, которые едва отвели глаза от ее груди, которую эта маечка если и пыталась прикрыть, то безуспешно.

– Доброе утро, Елена Петровна! – расцвел Вадим. И Сашка, который покраснел как рак, тоже промямлил:

– Доброго утречка вам…

– Сменщика нового нашли? – с любопытством спросила Леночка, для которой кадровый вопрос был насущен как никогда.

– Да вот… Александром звать, – представил Вадим Петрович товарища.

Сашка аж вытянулся по струнке и инстинктивно подобрал живот, которого у него отродясь не бывало.

– Доброго утра, Александр и удачи на новом месте, – сказала девушка, и, покачивая бедрами, благоухая клубничным гелем для душа, отправилась наружу.

Мужики стояли на вытяжку, затаив дыхание, провожая ее глазами до тех пор, пока дверь не закрылась.

– М-да-а…, – протянул Сашка.

– Вот тебе и м-да-а…, – повторил Вадим Федорович. Мужчина был на шестом десятке, но этот факт нисколько не мешал ему заглядываться на молодых красоток.

– Ладно, Сашок. Бывай. Пост сдал, – сказал Вадим.

– Пост принял! – ответил Сашок, и они обменялись рукопожатием.

Глава 4

Лайонард Серебряный

Мужчине стало не по себе. И он сказал громче, но голос повиновался ему с трудом, был хриплым, а горло болело, будто его изнутри долго и упорно скребли железной щеткой.

– Не вижу, – прохрипел он наконец, и тяжело закашлялся.