Мне не хватало воздуха

Мне не хватало воздуха

Анна Ангст

Глава 1

Мокрый снег лип к лицу, смывая слезы. Тело била крупная дрожь.

– Пожалуйста, давай поговорим, – хрипло просила Алиса.

Макс стоял неподвижно, засунув руки в карманы куртки. Его взгляд скользил мимо нее, куда-то в темноту за ее спиной.

– Мне больше нечего сказать. Дело не в тебе. Я просто не хочу сейчас отношений, – ответил Макс.

Фраза прозвучала так банально, так заезжено, что у Алисы свело желудок. Он даже не потрудился придумать что-то оригинальное. Она сглотнула ком в горле, резко развернулась и бросилась через дорогу, не глядя на светофор. Ей было все равно. Пусть машины, пусть боль – лишь бы подальше от этого равнодушия.

– Возьми хоть на проезд! – его оклик настиг ее, но не остановил.

– Мне ничего не нужно! – отмахнулась Алиса.

Он все равно догнал, схватил за рукав, пытаясь сунуть ей в карман куртки горсть мелочи. Пальцы коснулись ткани на мгновение – и Алиса рванулась вперед, как ошпаренная. Монеты, холодные и ничтожные, со звоном рассыпались по мокрому асфальту. Она не замедлила шаг. Ей хотелось бежать, не оглядываясь, пока не кончатся силы. Боль, стыд и горечь подступали к горлу: Алиса чувствовала себя униженной до глубины души этими слезами, этой жалкой попыткой откупиться мелочью. Она ему не нужна. И теперь эта простая, уродливая истина накрыла ее с головой.

Она знала этот сценарий. Знала этот холодный тон. Это было их очередное расставание за три года, но в этот раз было что-то новое, чего она раньше не замечала: равнодушие. Не горечь, не сожаление – просто констатация факта, как будто он отменял подписку на ненужный сервис.

Три года Алиса ждала. Ждала, пока он, Макс, её первая, казалось бы, уникальная любовь, наконец выберет её.

Они познакомились в первый учебный день. Алиса заранее ненавидела колледж, в который ее насильно отправила бабушка, и не ждала от студенческой жизни ничего интересного, пока в толпе безликих одногруппников не увидела Макса. Не красавец, не спортсмен, но с глазами, в которых читалась старая грусть и мнимая глубина. Он носил футболки с рок-группами и слушал музыку, от которой, казалось, пахло винилом и дождём – не модную попсу, а что-то сложное, инди, почти культовое. На этом они и сошлись. Макс первый обратил внимание на Алису, что было для нее неожиданно. Не влюбиться было невозможно. Ей тогда показалось, что он видит мир глубже других. Что он не такой, как все.

Всё начиналось с простого общения и наивной подростковой влюбленности. Однако по мере взросления менялись и их чувства: влюблённость Алисы крепла, перерастая в страсть, а их отношения становились всё более взрослыми, которые всегда строились по одному и тому же, извращённому графику. Макс встречался с кем-то другим, а Алиса ждала его звонка, его СМС, его прихода посреди ночи, когда очередная девушка ему надоест.

Макс всегда приходил, когда ему было плохо, когда он был свободен. В её постели он искал утешения. И Алиса прощала. Всегда. Открывала дверь и свою душу, веря, что в этот раз, наконец, он увидит, как она терпелива, как предана, как идеально подходит ему. Алиса думала, что Макс единственный человек, который сможет ее понять.

– Хватит ныть, никто не умер же, – его слова всегда были ядовитыми стрелами, маскирующимися под правду. – Твои проблемы – это просто твои проблемы. Никому они не нужны.

Макс не поддерживал, он унижал. Унижал её вкус, её выбор, её тревоги. Она терпела это безэмоциональное отношение, списывая на его «сложность» и «гениальность».

Он сказал, что «просто не хочет отношений». А через неделю Настя, её лучшая подруга, прислала скриншот из соцсетей: Макс и новая девушка.

Этот скриншот стал той последней каплей. Это не было «дело не в тебе». Это было «дело именно в тебе». Алиса была не нужна ему ни как девушка, ни как любовница, ни как душевный костыль. Она была запасным вариантом, который выбросили, не моргнув глазом, как только нашли что-то новенькое.

Алиса, глядя на экран, почувствовала, как её сердце треснуло. И сквозь эту трещину пробилось что-то холодное и твердое, как сталь: отвращение к самой себе за это унижение.

– Всё. Больше никогда, – прошептала она в пустоту своей комнаты. – Никаких звонков. Никаких ночных визитов.

Чтобы заглушить боль от предательства Макса, Алиса решила радикально сменить курс. Ей хотелось эмоций. Живых, настоящих, не отравленных высокомерным безразличием.

Второй парень был полной противоположностью Максу. Он был «рэпером» – не в смысле стадионов, а в смысле самоощущения: он считал себя гением бита, но все его творчество заключалось в записи укуренных фристайлов на дешевый микрофон. Звали его Глеб.

Настя смеялась: «Говорят же, каждая девушка должна пройти через своего рэпера. Теперь твоя очередь».

Глеб был пламенным, непредсказуемым и существовал в какой-то иной, мифической реальности. С ним не нужно было притворяться «интеллектуалкой», ломать себя, чтобы казаться глубже. Можно было просто быть – говорить о чем угодно, пить дешевое вино и слушать его бессвязные, но полные жара монологи. Он видел ее, и, что было главным, – он хотел ее. Эта стремительная, безудержная страсть стала для нее наркотиком после трех лет эмоциональной диеты.

Их роман продлился всего месяц. Как и подобает «рэперу», девушки у Глеба менялись с регулярностью смены треков в его плейлисте. Он просто исчез, отправив короткое сообщение, которое можно было прочитать как «извини, мне надоело».

Этот разрыв был, как пощечина. Если Макс растоптал её надежду, то Глеб растоптал её самооценку. В первом случае она была запасным колесом, во втором – просто одноразовой игрушкой. Оба раза финал был одинаков: она оказалась нелюбимой. Недостаточно важной.

Алиса сидела на полу в ванной, прислонившись спиной к холодной плитке. В руках у неё был бокал с вином, но пить она не могла. В голове стучала только одна мысль: «Я устала чувствовать себя нелюбимой.»

Ее сердце было изношено, душа истончилась до предела в борьбе за место под чужим солнцем. Она любила сильно, беззаветно, отдавая всю себя. И каждый раз эта любовь возвращалась к ней бумерангом, от которого трещали кости и разрывалась душа.

Она сделала большой глоток воздуха, и это решение пришло к ней с неожиданной ясностью и силой. Это была не просто мысль, а клятва.

– Всё. Хватит. Больше никаких игр.

Она поднялась, посмотрела на свое бледное отражение в зеркале.

– В следующих отношениях, – произнесла она чётко, почти шёпотом, – пусть меня любят. Пусть они переживают, борются. Пусть я буду той, кого боготворят. А я просто приму это. И, может быть, со временем, смогу ответить тем же. Но в этот раз, я выбираю быть любимой, а не той, кто любит и страдает.

Она поставила бокал на раковину. Больше никаких эмоциональных качелей. Только тихая гавань. Даже если в этой гавани не будет великой любви. Главное, чтобы там была забота. И преданность.

Это было её новое начало, построенное не на страсти, а на выживании.

Глава 2

«Хватит. Довольно убиваться по человеку, который даже не знает, что такое разбитое сердце», – мысленно повторила Алиса, и на этот раз слова прозвучали как констатация факта.

Сегодняшний вечер был частью плана «Анти-Мудак» – плана по экстренному восстановлению самооценки и перепрошивке мозга. Подруга Настя, как обычно, была на подхвате.

– Ну вот, выглядишь как человек! – оценила Настя, когда Алиса вышла из комнаты. – А то от тебя уже смертью пахнет.

– Это Том Форд, – ответила Алиса.

– Ну хоть умничать не перестала, – закатила глаза Настя. – Помнишь установку? Никаких «поговорим», никаких «мне ничего не нужно». Только веселье.

– И никаких Глебов, – твердо добавила Алиса.

Квартира, где проходила тусовка, была типичным пристанищем студентов: тесно, душно, пахло пивом и дешевой пиццей, из колонок неслась какая-то агрессивная попса. Алиса приехала с одногруппниками, но быстро потеряла их в толпе. Она не любила подобные мероприятия, но сейчас это была необходимая мера. Ее низкий рост и мальчишечья худоба часто заставляли окружающих говорить с ней свысока, буквально и фигурально. Она перестала на это реагировать, научившись занимать пространство иначе – не массой, а присутствием. Ее улыбка оставалась открытой, почти детской, но те, кто попадал под сень ее темно-зеленого, оценивающего взгляда, понимали, что «милая девочка» – это всего лишь обложка для совсем недетского содержания. Она прислонилась к стене с пластиковым стаканчиком в руке, ища глазами Настю, когда почувствовала на себе взгляд.

Он стоял у книжного шкафа, заваленного не столько книгами, сколько старыми дисками и прочим хламом. Дима. Он не был красавцем, от которого перехватывает дыхание. Скорее, он был настоящим. Густые каштановые волосы, не подчинявшиеся никакой моде, и карие глаза, в которых читались не попытка произвести впечатление, а простое, ненавязчивое внимание. Обычная футболка и поношенные джинсы кричали о том, что он совершенно не заботится о внешней мишуре, которая так манила и одновременно раздражала ее в Максе и Глебе. Когда их взгляды встретились, он не отвел глаз, не смутился, не строил из себя крутого. Он просто чуть заметно кивнул, словно говоря: «Я тебя вижу».

Алиса почувствовала, как в ней просыпается давно спящий охотник. Она понравилась. И это было не то, что она ожидала от первого «выхода в свет».

Через десять минут, выйдя на балкон, чтобы покурить на свежем осеннем воздухе, она столкнулась с одногруппницей Ирой.

– Ты уже заметила Диму? – сразу же перешла к делу Ира, прищурившись.

– Которого? – притворилась Алиса, хотя знала, о ком речь.

– Того, что в синей футболке. Это его съемная квартира. Он тут уже полчаса не отводит от тебя глаз, – Ира понизила голос до заговорщицкого шепота. – Очень приличный, Алиса. Знаю его давно. Не из наших, не тусовщик. С ним можно даже… ну, ты поняла. Серьезно. Если хочешь, я могу вас познакомить, сказать, что ты недавно свободна.

Слово «познакомить» Алису кольнуло. Она не была девушкой робкого десятка. Ей не нужна была нянька или посредник. Если Алиса что-то хотела, она это брала.

– Спасибо, Ир, но нет. Помощь не требуется.

Алиса выдохнула, потушила окурок и решительно направилась обратно в комнату. План «Анти-Мудак» требовал активных действий, а не ожидания. Хватит ждать, пока тебя выберут.

Она подошла к книжному шкафу, где стоял Дима, и облокотилась рядом, притворяясь, что изучает содержимое полок.

– Вижу, ты ценитель разного барахла, – начала она. Голос был чуть хриплым, но уверенным.

Дима вздрогнул от неожиданности, но в его глазах сразу зажегся тот самый интерес. Он не начал грубо флиртовать или пошло шутить. Он просто посмотрел на нее и улыбнулся.

– Не то чтобы. Просто в хозяйстве пригодится, – ответил он, и они оба засмеялись.

Дальше все закрутилось быстро. Разговор тек легко, без напряжения, без попыток похвастаться или доминировать. Он оказался чутким слушателем и говорил о вполне обычных вещах – учебе, музыке, фильмах. Дима учился в строительном и по складу ума был больше технарь, в отличие от гуманитария Алисы. Но это скорее добавляло интереса в их беседу. К концу вечера они уже сидели рядом на диване, и их плечи соприкасались.

– Я могу тебя проводить, – сказал Дима, когда Алиса собралась домой.

В этот момент, наблюдая за ними, Настя победно подмигнула Алисе через толпу. Ира, проходя мимо, шепнула: «Ну вот, я же говорила! Вы уже как пара!»

Когда они вышли на улицу, Алиса почувствовала странное спокойствие. Дима был надежным, предсказуемым, хорошим. Здесь не было той дикой, бешеной искры, которая когда-то заставляла ее лететь навстречу Глебу, даже зная, что обожжется. Здесь не было огня. Было тихое, ровное тепло.

«Это точно не любовь с первого взгляда», – подумала она, чувствуя неприятный холодок в груди. Она все еще скучала по драме, по острым ощущениям, которые давал бывший, даже если это была боль. Чувства к нему не остыли, они просто оцепенели.

Но Алиса решила: так даже лучше. Этот парень точно не ранит ее, не бросит в снег с горстью мелочи. С ним будет спокойно и безопасно. Пусть это не страсть. Пусть это будет просто интрижка, терапия, способ заполнить пустоту и поскорее забыть того мудака.

Она повернулась к Диме, взяла его за руку и улыбнулась уже по-настоящему. На этот раз – самой себе. Игра началась.

Глава 3

Отношения с Димой развивались с предсказуемой плавностью хорошо отлаженного механизма. Никаких ссор, загадок, изматывающих попыток расшифровать интонации в его сообщениях. Его забота была не яркой вспышкой, а ровным, постоянным теплом. Вечерние прогулки, во время которых его ладонь надежно обхватывала ее руку; шоколадки, которые он передавал ей через общих знакомых перед парой со словами: «Алиса сказала, что грустит. Вот». Его внимание было плотным, почти осязаемым коконом.

Дима не был похож на пожар, какими были ее бывшие. Он был теплым одеялом в стужу. Он ясно дал понять, что ищет серьезных отношений, и Алиса ценила эту простоту. Не нужно было играть в угадайку.

И все же она не могла полностью раствориться в этой идеальности. Внутри сидела настороженная, отстраненная наблюдательница, а не влюбленная участница. Заноза прошлой боли напоминала о себе, и Алиса боялась, что, приняв это тихое счастье, она совершит обман по отношению к нему.

Спокойный ход жизни прервался посреди лекции. На экране телефона высветилось «Матушка».

– Дочь, – голос был сдавленным и полным паники, – нас выселили. Нам некуда идти. Пустишь к себе на время?

Сердце Алисы сжалось в холодный ком. Она помнила маму в периоды света, когда та была доброй, ласковой, как лучшая подруга, и периоды тьмы, когда появлялся водный змей. Бабушка, строгая и властная, вырастившая Алису, привила ей единственное правило: мать тебя бросила, ты никому не нужна.

Алиса любила мать, несмотря на то, что та оставила её в детстве. Она прощала её, когда мама снова приходила, чистая и трезвая. Но когда в жизни матери появился этот мерзкий собутыльник, всё пошло прахом: работа, жилье, достоинство.

– Мама, ты обещала! Ты опять с ним? – прошептала Алиса, выбегая в коридор.

– Мы не будем пить, доченька, клянусь! Мы сразу найдём работу!

Алиса знала, что это ложь. Она тысячу раз просила мать уйти от него, спасти свою жизнь, но та каждый раз выбирала мужика и водку. И всё же при мысли, что мама будет мерзнуть на улице, Алиса сломалась. Жалость была её вечной проклятой слабостью.

– Хорошо. Только на неделю. И без алкоголя.

***

Неделя превратилась в ад. Обещания таяли, как мокрый снег. Квартира наполнилась запахом перегара, грязной посудой и мужским храпом. Мать, пьяная, снова становилась чужой, страшной женщиной.

Алиса ненавидела этот запах, эту картину, эту слабость. Особенно когда пьяной была её родная мать. Выгнать их она не могла: осень, дождь, им некуда идти. Поэтому она выбрала бегство.

Собрав рюкзак с самыми необходимыми вещами, Алиса тихо выскользнула из квартиры, закрыв за собой дверь. Шел мелкий, противный дождь. Она шла по улицам, сгорбившись, чувствуя, как внутри нарастает ледяная волна отчаяния и стыда.

Она никому не сказала о том, что происходит. «Твои проблемы никому не нужны. Хватит ныть» – этот голос бывшего и собственный внутренний критик звучал в ушах.

Наступали сумерки. Алиса сидела на бетонных плитах недалеко от стоящих в ряд общежитий и смотрела на подъезды, пытаясь выбрать самый чистый, чтобы заночевать на ступеньках, лишь бы не замерзнуть.

Полпачки сигарет уже выкурено, а еды в желудке не было со вчерашнего дня. Очередная сигарета оказывается в зубах, чтобы забить голод. В наушниках фоном играет какая-то грустная песня. Алиса отрывает глаза от телефона, чтобы посмотреть вперед, и сигарета выпадает из ее рта, больно обжигая руку, когда она пытается ее поймать.

– Твою мать! Ай! – выругалась Алиса.

Но она не криворукая и просто не удержала сигарету. Она увидела в ста метрах того, кого не хотела бы видеть больше никогда.

Глеб неспешной походкой направлялся к мусорке, держа в руках маленький пакет с какими-то бумажками.

«Нет! Нет! Нет!» – паниковала про себя Алиса. «Вот угораздило же сесть рядом именно с его домом! Он точно увидел меня в окно и вышел покрасоваться. Павлин! Наверно, идет и думает, я тут его караулю! Придурок, я даже не знала, где ты живешь! Ты же такой загадочный весь из себя! Фамилию не скажу, где живу не скажу! Блин, хоть бы не подошел.»

К счастью для Алисы, Глеб выбросил пакет и так же неспешно вернулся в подъезд.

«Так, нужно сваливать отсюда. Хотя так он подумает, что я и правда караулила и испугавшись убежала. Но я не боюсь тебя, идиот! И сижу я где хочу, город общий!»

Не успела Алиса придумать, как ей выкрутиться из этой неловкой ситуации, как на общий общажный балкон выходит тот, кто и навел эту шумиху у нее в голове.

«Да черт бы тебя побрал! Одного раза тебе мало, ты вышел второй раз внимание привлечь? Так, нужно сохранить спокойствие и невозмутимость в лице…» – Алиса напрягается, чтобы не проявлять эмоции, а потом закатывает глаза: «Он даже лица моего не видит, далеко же…»

Паника подступала все больше и больше. Она уже знает эту реакцию своего организма. Когда поблизости человек, который причинит или уже причинил ей боль, тревога накатывает моментально, тело трясет, ладони потеют, хочется бежать, но страх сковывает.

Но тут приходит ее неожиданное спасение. Телефон завибрировал. Сообщение от Димы: «Как дела? Что делаешь?»

В голове пронеслись два варианта:

Соврать: «Всё хорошо, я дома, готовлюсь к парам».

Сказать правду: рискнуть и быть отвергнутой, услышав очередное «хватит ныть».

Все-таки Алиса рискнула. Пальцы быстро набрали текст, описывая ситуацию в самых общих чертах: «Мама и её сожитель приехали. Они пьют. Я не могу там находиться. Мне негде ночевать.»

Ответ пришел мгновенно, без вопросов и лишних сантиментов.

«Садись в автобус и приезжай ко мне. У меня съёмная квартира с Ромкой, но сегодня он уехал к родителям. Будешь у нас».

Алиса почувствовала, как холодный узел в груди немного расслабился. Вот и логичный повод сбежать от дома бывшего и теперь всегда обходить его стороной.

Она нашла ближайшую остановку, дождалась автобус №14 и, прислонившись лбом к холодному стеклу, подумала: «Кто-то впервые в жизни решил мою проблему, а не оставил меня разбираться самой».

Это была забота. И в этот момент Алиса осознала: возможно, спокойствие и надёжность были именно тем, что она искала, и Дима был правильным выбором.

Глава 4

Съемная квартира Димы пахла чем-то нейтральным – свежим бельем и растворимым кофе. В комнате, погруженной в полумрак, они лежали на узкой кровати, а экран телефона, прислоненного к стопке учебников, отбрасывал мерцающие тени на их лица. У бедных студентов не было телевизора, но в этом был свой уют – камерность, в которой не нужно было притворяться. Голова Алисы покоилась на его плече, и сквозь тонкую ткань футболки она чувствовала ровное, спокойное биение его сердца. В этой тишине, ей впервые за долгое время не хотелось бежать. Здесь было спокойно и безопасно.

– Спасибо, что приютил, – тихо сказала Алиса, нарушая звук музыки из титров закончившегося фильма. – Обычно всем на мои проблемы наплевать.

Дима повернул голову, отчего его волосы коснулись её лба.

– Почему ты так думаешь?

– Жизнь научила, – фраза прозвучала сухо, словно она была выбита на камне.

Дима погасил экран телефона, и комната погрузилась в полную тишину, нарушаемую только далёким шумом улицы.

– Расскажи мне. Я хочу знать, – мягко попросил он.

Её слова лились ровным, безэмоциональным потоком. Это было похоже на рассказ о чужом человеке, но Алисе было важно, чтобы он услышал.

Она начала с пьющей мамы, которая была то ангелом, то источником стыда, и о том, как однажды она просто ушла, оставив Алису. О бабушке, чья строгость и физические наказания были её способом «воспитать» внучку.

– Я знаю, каково это, – тихо сказал Дима. Его пальцы слегка сжали ее ладонь. – Хотеть спасти самого близкого человека, который сам этого не хочет.

Алиса смотрела на него, не понимая.

– Моя мать… она тоже пила, – он произнес это ровно, без пафоса, как констатацию факта. – Она ушла от отца, когда мне было лет семь. Он так до конца ее и не отпустил. Не пил, нет, но и жить не мог. Так и остался один, хранил ее старые фотографии. А мы с мамой жили своей жизнью. Вернее, она пыталась жить, а я пытался ее спасти.

Он ненадолго замолчал, подбирая слова.

– Я научился прятать бутылки. Стоять у плиты и разогревать суп, когда она не могла подняться с кровати. Самое тяжелое было не это, а те моменты, когда она трезвела. Плакала, обнимала меня и клялась, что это в последний раз. И я верил. Каждый раз. Мне казалось, если я буду вести себя идеально – уберу в квартире, получу пятерку, то она сдержит слово.

Алиса слушала, затаив дыхание. Впервые за этот вечер ее собственная боль отступила, уступив место острому, щемящему сочувствию к нему.

– И ты знаешь, что самое страшное? – Дима горько усмехнулся. – Я до сих пор не знаю, что больнее: видеть, как человек, которого любишь, разрушает себя или осознавать, что ты бессилен это остановить. Мой отец так и не смог с этим смириться. И я… – он посмотрел на Алису, и в его взгляде была вся его незащищенность. – Наверное, я до сих пор пытаюсь это доказать. И себе, и ему. Что спасти можно.

В комнате повисла тишина, но теперь она была не неловкой, а полной взаимного принятия. Двух людей, которые с разных сторон подошли к одной и той же пропасти.

– Я думала, ты просто… хороший, – с трудом выдавила Алиса. – Идеальный. А оказывается, ты просто так же сломан, как и я.

– Не сломан, – он мягко поправил ее. – Просто мы с тобой привыкли выживать по-разному. Ты – убегая от чувств к тем, кто причиняет боль. А я – пытаясь залатать чужие раны, чтобы не видеть своих.

Он больше ничего не сказал, просто обнял ее. И впервые Алисе не захотелось отстраняться. В его объятиях не было душащей жалости – только тихое понимание двух одиноких душ, нашедших, наконец, общий язык боли.

Алиса продолжила рассказ о первой любви, о том, кто был её солнцем и светом, но тем кто жестко сказал ей, что «ныть – это удел слабых», и она усвоила это правило до полного оцепенения.

И, наконец, рассказала о последнем бывшем, красивом и самоуверенном, который сначала обожествлял её, а потом просто использовал и бросил, потому что «надоела, с ней скучно».

Когда Алиса закончила, она чувствовала себя опустошенной и немного обнаженной.

Дима молчал. Затем он тихо спросил:

– Ты ещё любишь этого Глеба?

Он уловил то, что она сама боялась признать, – ядовитый осадок тех чувств, которые не испарились, а лишь затаились, отравляя все вокруг.

Алиса закрыла глаза.

– Не знаю. Наверное, да.

Вместо ожидаемого упрёка, или даже, что было бы логично, тихого ухода, Дима просто молчал. Он переваривал информацию, его ровное дыхание не сбилось.

– Ладно, – наконец сказал он, и его голос был удивительно спокойным и твёрдым. Он слегка погладил её по волосам. – Я подожду. Когда пройдёт. Я не оставлю тебя.

Слова «я тебя не оставлю» обожгли ее с непривычной силой. В них не было пафоса или страсти – лишь тихая, незыблемая уверенность, та самая сила, которой ей так не хватало всю жизнь. Вся ее история готовила к предательству, уходу, равнодушию. А этот человек, услышав самое горькое признание, не сбежал. Он просто пообещал ждать.

Алиса прижалась к его плечу, закрыв глаза. Полночи она провела без сна, слушая его дыхание и перебирая обломки своей жизни.

Она всегда была уверена, что ее невозможно любить – не «такую», с грузом проблемной семьи и «скучной» душой. Все прошлые отношения лишь подтверждали это: ее пытались переделать, требовали драмы, а узнав слабости, – исчезали.

Но Дима… Он не пытался исправить Алису. Он просто был рядом, дал ей не просто крышу над головой, а чувство дома.

Может, вот оно? Может, это и есть настоящая любовь? Не та лихорадочная, болезненная страсть, которая всегда заканчивалась обрывом и болью, а эта – спокойная, серьезная, постоянная.

Может быть, та, прошлая, была не любовь, а лишь детская, невротическая влюбленность в собственную драму?

Приняв окончательное решение, Алиса почувствовала тихое облегчение.

«Хорошо», – подумала она. – «Я дам ему шанс. Я приму его чувства. А полюблю… полюблю со временем. Сейчас мне просто нужно, чтобы меня не оставили.»