Мой прекрасный князь

Глава 20

Другая мелизматика

– Все-таки он у тебя странный. – Полина глотнула шампанского из бокала и откинулась на подушку.

В ее кабинете они больше не встречались. Домой, как он привык, ее тоже не поведешь – там Ярик, который и так подозрительно на него косится. В принципе, Елисей не чувствовал себя в чем-то виноватым – сын взрослый уже мальчик, самому пора с девушками встречаться, а не с другом за ручку ходить. Да и такую женщину, как Полина, домой не приведешь…

В отеле гораздо приятнее и безопаснее – можно не дергаться, что в любой момент кто-нибудь вломится. Только в номере он по-настоящему расслабился и наконец в полной мере осознал, как ему повезло. Елисей знал, что продлится это недолго, и старался насладиться каждым мгновением их близости. Не возникало желания интересоваться наличием у нее мужей-детей. Они находились словно в безвоздушном пространстве, существуя друг для друга здесь и сейчас.

Елисей даже готов был безропотно выслушивать ее сумасшедшие идеи, но сейчас ему вдруг захотелось поспорить.

– Чем это странный? – ревниво спросил он.

– Ну подошли к тебе девочки – радоваться надо. Пошути, поулыбайся – от тебя не убудет. Никто же большего не требует, прямо посреди улицы не изнасилуют. А он стоит хмурый, перепуганный, не знает, куда деваться… Ну и я рванула спасать.

– Спасла?

– Ага. Надо бы ему объяснить, что общение с поклонниками – тоже часть работы. Фансервис надо качественно отрабатывать, чтобы создавалось впечатление душевного искреннего парня, своего в доску, такого же, как все…

– Но он же не такой, как все, – зачем-то заспорил Елисей.

– Да неважно. Он может быть каким угодно, но уж если вышел на публику, теряться нельзя.

– Наверно, от неожиданности.

– Весьма приятная неожиданность! Он еще не привык, такое должно быть в новинку. Первое время все наслаждаются и купаются в повышенном внимании. Это потом надоедает, и они начинают бегать…

– Кто «они»? – озадаченно переспросил Елисей.

Полина обладала удивительной способностью ставить его в тупик, и не только в постели.

– Те, кто известным становится, особенно внезапно – просыпаются знаменитыми, что называется, – пояснила она. – Знаешь, как от популярности крышу сносит?

– Не знаю, – чисто из упрямства возразил он.

– Ну да, откуда тебе… Помнишь сказку про медные трубы? Не каждый такое испытание выдерживает.

– И что?

– И ничего. – Она пожала плечами. – Первый шок проходит, и привыкают постепенно.

– А Ярик?

– Что Ярик?

– Привыкнет?

– Кто его знает. Говорю же: странный он у тебя… Слегка недоделанный.

– Какой-какой?

– Что-то с ним не так, – невозмутимо пояснила она. – Уверенности не хватает. Будто постоянно в себе сомневается и извиняется за то, что на сцене стоит, а люди на него смотрят, да еще и деньги за это платят. Но в то же время хочет чего-то большего… Трудно объяснить, надо чувствовать.

– И ты чувствуешь?

– Конечно, – убежденно проговорила Полина и, заметив, что он скептически улыбается, поспешила успокоить: – Ты не подумай, это совсем не плохо. Хорошо даже – публика улавливает подвох, но не может определить, в чем он, и еще больше заводится. Любая неправильность цепляет гораздо сильнее. Жаль, это быстро проходит, стоит мало-мальской известности добиться. Если, конечно, где-нибудь в театре прозябать, то можно годами в таком состоянии оставаться…

– Синдром самозванца, что ли? – припомнил модный термин Елисей.

– Да, но в гипертрофированном виде.

– Неужели он только этим внимание привлек?

Полина отозвалась неожиданно серьезно:

– Не только. Стеклов опытный агент, он таких мальчиков и девочек каждую неделю пачками отсматривает. Знаешь, сколько нам записей присылают? Но далеко не каждый получает предложение о сотрудничестве…

– Чем же он зацепил? – всерьез заинтересовался Елисей.

– «Песок», – коротко ответила Полина. – Помимо всего прочего. Ну сильная песня, чего уж там. Твой Ярик умудрился к ста мелодиям из четырех нот, которые все используют в разных вариациях, придумать сто первую. А это много лет никому не удавалось и дорогого стоит.

– Как же ему удалось – без опыта, без образования?

– Может, именно поэтому.

– Есть байка о студенте, – припомнил Елисей. – Он опоздал на лекцию, увидел на доске задачу, взял и решил ее. Не зная, что официально она решения не имеет…

– Вот и Ярик мог не знать, что это невозможно, – кивнула Полина. – Не на пустом же месте мы его раскручивать взялись. Просто смазливой мордашки и грустных глазок недостаточно…

– Если все так, как ты говоришь, глазки скоро перестанут быть грустными, – не удержался Елисей. – И что вы тогда станете делать, кого из него лепить?

– Там видно будет, – легкомысленно отмахнулась Полина.

– Ты правда думаешь, что Ярик изменится?

Она покачала головой:

– Не знаю… Каких только не повидала, а его просчитать не могу.

– Зачем его просчитывать?

– Ну как же? – удивилась Полина. – Артист должен быть предсказуемым. Нельзя работать сидя на вулкане. На него уже слишком многое завязано.

– Соскочить не получится?

Она возмущенно посмотрела на него сквозь стекло бокала:

– Елисей, что за блатной жаргон? И что значит «соскочить»? Ты же сам контракт подписывал и прекрасно знаешь его условия.

– Теперь Ярик у вас в рабстве? – усмехнулся он.

Надеялся разрядить обстановку и услышать возражения, но вместо этого Полина серьезно ответила:

– Можно и так сказать… – и неожиданно спросила: – Не знаешь, он девственник?

Елисей поперхнулся шампанским и едва не пролил содержимое бокала на белоснежные гостиничные простыни.

– Что, прости?..

Она пожала плечами:

– Что слышал. Вы же, мужики, любите хвастаться, кого имели, сколько раз и в каких позах.

– Но не перед сыном же! Да и вообще я не особо люблю распространяться…

Все-таки Полине удалось его смутить – Елисей уже и забыл, когда испытывал что-то подобное. Удивительная женщина! С ней он снова чувствовал себя подростком. С Василисой подобного никогда не случалось – в их паре парадоксальным образом старшим был он сам. Это она выглядела – да и вела себя – как девчонка…

– У него хоть девушка есть? – лениво спросила Полина, но Елисей уловил в ее голосе искренний интерес.

– Никого у него нет.

– Может, ты просто не в курсе?

– Поверь, я бы знал. При его графике…

– График тут ни при чем, – возразила она. – Было бы желание.

– Значит, пока его нет.

Елисей некстати вспомнил себя в том же возрасте. Похоже, Ярик его полная противоположность…

– И правда, зачем ему девушка? – вслух задумалась Полина. – Он же любит только себя.

Елисей так растерялся, что не сразу нашелся с ответом.

– С чего ты взяла? – наконец ошарашенно спросил он.

– А ты не замечаешь? – скептически усмехнулась она. – Это же видно невооруженным глазом.

– И в чем, по-твоему, выражается?

– Да во всем. Как он смотрит. Двигается. Как ко всем относится.

– Ну и как же?

– Безразлично.

– Ну ко мне, допустим, ладно. А к матери? – недоверчиво уточнил Елисей.

– Он сколько уже мать не видел?

– А она его?

– Ее-то можно понять, – протянула она. – А вот его…

– Ну конечно, женская солидарность! – воскликнул он.

Почему-то слова Полины его не на шутку задели.

– А этот Игорь? – продолжала она, словно не услышав. – Носится с ним как с писаной торбой, пылинки сдувает. И твой Ярик принимает это как должное.

– А как надо?

– По-твоему, друзья ведут себя именно так?

– Друзья разные бывают…

– Вот и я о том же.

Полина насмешливо взглянула на него и сделала очередной глоток шампанского.

– И как это сочетается с тем, что ты раньше говорила? – припомнил Елисей. – Про недоделанность и прочее…

– Вот так и сочетается, – усмехнулась она. – Я же говорила: любая неправильность цепляет гораздо сильнее.

– Какое вообще имеет значение, есть ли у него девушка? – спросил Елисей после паузы.

– Да у него такое странное выражение физиономии – невинное и в то же время соблазняющее. Если еще девственник, лучше с сексом немного повременить, чтобы его сохранить…

– Ну ты даешь! – опешил Елисей. – Как ты себе это представляешь: «Сынок, тебе пока не стоит ни с кем спать, чтобы сохранить на лице правильное выражение»?..

– Ну придумай что-нибудь. Поговори, как отец с сыном.

– Извини, мы с ним не в тех отношениях.

– А в каких вы отношениях?

– Не знаю, – после недолгого раздумья честно признался он. – Еще совсем недавно вообще никаких не было. Он меня даже папой не называет…

– А как называет, по имени-отчеству?

– Да никак.

– Тяжелый случай, – проговорила Полина ровным тоном. – Скажи мне спасибо, что хоть так общаться начали.

Елисей отставил бокал на тумбочку:

– Сейчас скажу…

Все произошло слишком быстро. Яр не успел толком осознать, что его жизнь непоправимо изменилась. Он больше не мог пойти, когда и куда ему хочется. Каждый шаг надо было согласовывать. О прогулках по улице и речи не шло, впрочем, он уже не стремился – ходил и подозрительно оглядывался.

Фотки с теми девчонками разлетелись по Сети, собрав множество комментариев и ожесточенных споров на тему, где его лучше ловить. Домашний адрес отца пока не слили, но, кажется, до этого уже недалеко. И что он тогда будет делать – возвращаться к маме, подставлять еще и ее? Искать съемное жилье, которое труднее вычислить?

Рассматривая снимки, Яр удивлялся. Выглядит на них вполне прилично – беспечно улыбается, мило обнимает девушек, даже как будто что-то им рассказывает, хотя он этого совершенно не помнил. Ни страха в глазах, ни нервных суетливых движений, ни затравленного выражения на лице. Камера магическим образом выделяет в нем лучшее, и неважно, профессиональная аппаратура или простой смартфон…

К нему все же приставили парочку бесстрастных неразговорчивых парней, которые всюду следовали по пятам, встречая и провожая до двери квартиры, где он жил у отца. Яр не мог к ним привыкнуть, каждый раз удивлялся, зачем они нужны, и жутко бесился, что теперь ходит под конвоем. Называли они его не иначе как «Ярослав Елисеевич», что дополнительно вымораживало. И это еще никто, кроме Игоря, не знал об открытке с угрозами!

К счастью, та девица больше не появлялась, никаких сюрпризов в цветах и подарках не находили, да он и не искал – подношениями занималась охрана. Может, друг прав и это она написала про мертвого царевича? Хотелось бы надеяться, что история не получит продолжения.

К счастью, в машину к нему парни не лезли – хватало водителя, который тоже выполнял функции охранника. Яр смотрел в окно на тусклые улицы, покрытые грязным растаявшим снегом, и в голове сами собой рождались строчки…

За то, что он имеет сейчас, многие готовы душу продать. А ему все достается слишком легко. Счастливчик, везунчик, баловень судьбы… Другие бы радовались, а он всегда чем-то недоволен. Его вечно страдающий вид выводит из себя гораздо сильнее, чем успехи.

Что ему еще надо? Каких жизненных благ недостает? Он уже имеет то, что недоступно большинству. И никогда не будет доступно…

Или дело не в материальных ценностях? Похоже, ему все равно, где жить, что есть, как одеваться. Не нужны ни машины, ни путешествия, ни женщины… Ну просто святой! Ничем не интересуется, кроме своих примитивных стишков и однообразных песенок.

Даже внезапно обрушившаяся известность не оказала на него пагубного влияния – он все тот же испуганный смущенный мальчик, каким был вначале. Или это ненадолго? Токсичное влияние славы разъедает душу изнутри, это происходит медленно, но неотвратимо…

Скоро он станет таким же, как все звезды: высокомерным, заносчивым и самодовольным. Это неизбежно. Иначе не удержится на вершине и не выживет в мире, где оказался неожиданно для самого себя. Циничный шоу-бизнес поглотит его, переварит и выбросит на обочину, как отработанный материал.

И я позабочусь, чтобы это обязательно произошло…

Глава 21

Ошибки в либретто

– Яр, ты вконец охренел? – возмутился Игорь, когда он показал ему новое стихотворение. – Тебя заело на этой теме? Сколько можно писать про Иуду? Народ неправильно поймет…

– А про что писать, про любовь?

– Ну хотя бы! Кровь-морковь всегда актуальна. Про секс еще можно. А это…

Друг не договорил и махнул рукой с зажатым в ней смартфоном – стихи были записаны в заметках.

– Дай сюда, – Яр протянул раскрытую ладонь. – Ты не шаришь…

– Ну давай, покажи это в агентстве! – горячился Игорь, не спеша возвращать телефон. – Посмотрим, куда тебя там пошлют.

– Ну пошлют и пошлют, – равнодушно отозвался он. – Ты-то чего агришься?

– Для тебя же, дурака, стараюсь, – мгновенно остывая, проговорил Игорь. – Кто тебе правду скажет? Все теперь только в … целуют.

– Ну спасибо.

– А если до съемок клипа дойдет? – снова стал закипать друг. – Представляешь, что это будет? Готов на крест?

– Чего сразу на крест-то? – удивился Яр. – Может, я вешаться буду.

– Не будешь. У тебя внешка не та.

– А это новая трактовка.

– Скорее кто-то вроде меня нужен, – хмыкнул Игорь.

– Ну давай, в чем же дело?

– Да ну его на фиг! – в ужасе отмахнулся тот. – Нее, не рассчитывай, так легко не отделаешься.

– Ну и ладно, – философски заметил Яр. – Крест так крест…

– И раздеваться готов?

Он озадаченно взглянул на друга:

– Раздеваться-то зачем?

– Не в джинсах же на крест.

– Почему бы и нет…

Игорь скептически взглянул на него:

– И ты уверен, что все это выдержишь?

– Так даже лучше – достовернее получится. Ничего играть не придется.

– Ярик, блин!..

– Ну поем заранее. Выпью чего-нибудь.

– Антидепрессантов?

Не дождавшись ответа, друг снова глянул на экран:

– Кому ты там в любви-то признаешься?

Он пожал плечами:

– Никому. Просто образное выражение.

– А где эти, как их там… – Игорь пощелкал пальцами, подбирая слова. – Ну, куплеты-припевы…

Яр усмехнулся:

– Кроме куплетно-припевной встречаются и другие песенные формы.

– Ой, ну все. – Игорь картинно закатил глаза. – А рифмы-то проверил?

– Да ты задолбал…

– Если бы только я! Готовься – опять привяжутся.

– Ничего править не буду, – твердо заявил Яр.

– А если заставят?

– Не заставят.

– Все, теперь звезда? – с сарказмом протянул Игорь, и на его лице мелькнуло странное выражение, которое он не успел расшифровать.

– Да пошел ты…

– А что? Аншлаги, поклонницы, охрана… Скоро к тебе на прием надо будет записываться?

– Может, и надо, – отрезал он. – И, кстати, не называй меня больше Яриком…

На кресте оказалось неожиданно удобно. Гораздо лучше, чем на дыбе в Петропавловской крепости. Ноги уверенно стояли на небольшой подставке, а руки… Руки ныли, конечно, но совсем не так, как в прошлый раз. И сравнивать нечего.

Раздеваться тоже не пришлось, по крайней мере полностью. Никаких набедренных повязок – его нарядили в узкие джинсы и странную рубашку с эффектно прорезанными дырками. Разве что босиком, но это ерунда. Хотели подчеркнуть, что история спасителя актуальна во все времена…

К тому же он попросил, чтобы Игоря на площадку не пускали: типа никаких посторонних, только члены съемочной группы. Отца тоже не было – тот опять не смог, и Яр чувствовал себя спокойно и комфортно. Оказывается, если расслабиться, мышцы не так устают… В общем, не было никаких раздражающих факторов и никого, чье присутствие напрягало, а это здорово способствовало нормальной работе.

Киношникам было на него плевать, они обращались с ним вежливо, но отстраненно, и его это вполне устраивало. Чем меньше личного отношения, тем лучше.

– Ярослав, как ты?

Режиссер был тот же самый, ну и правильно. Если хмурый бородач знает, что делает, Яр выбор студии одобрял. Правда, тот посматривал на него с плохо скрываемым подозрением, будто ожидая какого-то подвоха.

– Все нормально, – успокаивал он.

– Точно?

– Да.

– Ну, ты если почувствуешь неладное, не молчи, – попросил режиссер. – Ничего не жди, не терпи до последнего – сразу говори, что тебе нужно: попить, пописать, поесть, отдохнуть…

– Да некогда отдыхать.

Тот одобрительно взглянул на него:

– Ну смотри, я тебя предупредил…

Предавал его незнакомый парень, неуловимо похожий на Игоря – даже не чертами лица или фигурой, а, скорее, манерами. Тот дубль за дублем целовал его в щеку с неподдельной болью в глазах, и Яру становилось не по себе – не от прикосновений, конечно, а от всей этой сцены, воссозданной с пугающей достоверностью.

Представить их друг другу никто не посчитал нужным. Режиссер обращался к парню не иначе как «Иуда», поэтому Яр даже не знал, как его зовут. В перерывах между дублями он хотел заговорить с ним, хотя бы имя спросить, но парень сразу утыкался в телефон. Наконец после обеда, когда оставалось немного свободного времени, Яр решился вступить в контакт с собратом по разуму.

– Полдня целуемся, а даже не познакомились, – пошутил он и протянул руку: – Ярослав.

Парень оторвал взгляд от экрана, не спеша отвечать, и небрежно бросил:

– Думаешь, еще не все знают, кто ты?

Яр опешил от такой реакции и медленно опустил руку, а тот тем временем продолжал:

– На фига тебе мое имя? Из-за клипа своего драного трясешься? Не парься, все сделаю в лучшем виде.

– Ты актер? – миролюбиво уточнил Яр.

– Ну, – коротко отозвался парень, снова утыкаясь в телефон.

– Учишься в театральном или закончил уже? – не теряя надежды наладить общение, спросил Яр и поправился, вспомнив маму: – Окончил…

– Слушай, отлупись, а? – поморщился тот. – Мне тебя на площадке хватает, хоть в перерыве не лезь…

Яр послушно отошел. Он даже не обиделся, скорее чувствовал себя сбитым с толку. Даже не подозревал, что всех так раздражает… Ладно, только некоторых, но тоже неприятно. Завидует ему, что ли, этот пацан?

Когда объявили продолжение съемок, парень приблизился к нему с таким страданием на лице, что Яр всерьез засомневался: неужели именно он недавно посылал его куда подальше? Вместо хамоватого ушлепка это снова был тот самый нелепый юноша, про которого он писал в своих стихах. Ему никогда не сыграть так убедительно…

Отец опять появился только вечером, а вскоре нарисовалась и Плетнева – Яр был уверен, что они приехали вместе, но не захотели лишний раз светиться.

Продюсеру показали отснятый материал, и она удовлетворенно кивнула:

– Это будет просто бомба.

– Если у меня столько новых песен, можно убрать из программы «Звезды в руках»? – осмелился попросить Яр, пользуясь ее хорошим настроением.

– Нет, – отрезала та.

– Но у меня своих хватает. А на эту даже клипа нет…

– Надо будет – снимем.

Отец тем временем рассматривал нарисованные на нем ссадины с кровоподтеками и ужасался:

– Какая жесть! Не знал бы, что грим, не поверил бы… Ярик, ты как?

Он поморщился – теперь все будут постоянно задавать ему этот дурацкий вопрос?

– Да норм, – отозвался он и, заметив, что отец, как и режиссер, смотрит на него с недоверием, успокоил: – Все хорошо, правда.

– Ну ладно, – протянул тот. – Не знаю, что тут творилось в прошлый раз, но мне этот ваш главный жизнью поклялся: с тобой больше ничего не случится.

Яр хмыкнул. Вот чем объяснялась чрезмерная забота режиссера.

– А то я перед матерью за тебя отвечаю…

Он вздрогнул. Отец первый раз упомянул маму – до этого они оба предпочитали делать вид, будто проблемы не существует или она рассосется сама собой. Мама же наверняка следит за тем, что с ним происходит, – он теперь постоянно на виду и на слуху, – и все сильнее злится. Когда встретятся, она его просто убьет…