Сон Царевича

Жаль, что она больше ничего не умеет, кроме преподавания. Казалось бы, знаешь язык – перед тобой открыты все дороги. Хочешь, письменными переводами занимайся, хочешь – устными. Можно вообще за границу уехать, там без языкового барьера гораздо легче устроиться… Только жизнь в другой стране пугала ее до чертиков. Дома и стены помогают, а там, где все вокруг чуждое и враждебное?

С переводами тоже не сложилось. Пробовала заняться художественной литературой – не вышло. С точки зрения языка проблем не возникало, но ей, наверное, не хватало таланта. Переводчик должен быть своего рода писателем – читатели видят именно его текст, значит, он фактически становится соавтором.

Она и старалась передать все до мельчайших подробностей. Из-за этого тексты получались деревянными и ученическими, в них не было страсти и огня, даже добавленных от себя. Заказчики отмечали ее старание и точность соответствия оригиналу, благодарили, расплачивались, но больше не обращались.

От технических переводов она отказалась сама. Они оказались настолько скучны и утомительны, что этого не могли перекрыть никакие деньги – не такие уж и большие, к слову. К тому же каждый раз приходилось разбирать узкоспециализированную лексику, а снова чувствовать себя ученицей ей совершенно не нравилось – это казалось унизительным.

Вот и выяснилось, что ни к чему она не приспособлена, кроме преподавания. Не то чтобы у нее проявлялся в этой области особенный талант – такая же, как многие. И так же, как у многих, у нее получалось: не плохо и не хорошо, средне. Или ей просто казалось? Раз со школой не сложилось, осталось одно – частные уроки. Недостатка в учениках она никогда не испытывала, английский требовался многим.

Конкуренция, конечно, была серьезная, но о ней оставляли положительные отзывы, обеспечивая высокий рейтинг на сайте поиска репетиторов. Молодая симпатичная учительница многим нравилась, а с приятным преподавателем и учеба продвигается живее. Со временем количество перешло в качество – постепенно она поняла несколько принципов, которые позволяли вдалбливать знания в юные головы гораздо эффективнее, и успешно ими пользовалась. К тому же она досконально знала требования к ЕГЭ, и это добавляло очков.

В общем, дела шли нормально, как ей представлялось. Но эта видимость оказалась такой хрупкой, что разрушилась всего от пары неосторожных слов и жестов…

Она сама виновата, что расслабилась. «Нальете чаю»! Сразу надо было заподозрить неладное. Все внутри просто сигналило об опасности, но она проигнорировала голос разума. Легкомысленно решила: что случится, если она подаст парню чашку с горячим напитком?

Неужели трудно было понять, что это только предлог? Преподаватели не пьют чай с учениками во время уроков, а объясняют им согласование времен в условных предложениях. Она допустила промашку, за что и поплатилась. Елисей умело надавил на жалость, и она поддалась. Как же, ребенок голодный! Отродясь не испытывала материнского инстинкта – считала, что природа им обделила, и нисколько не расстраивалась по этому поводу, а тут вылез откуда-то в самый неподходящий момент.

Или родительские инстинкты ни при чем? Будем честны – разве она не догадалась, к чему все идет? За время работы с подростками научилась отлично их чувствовать и понимать. Без этого в ее деле никуда: надо уметь предсказывать, что они могут выкинуть в следующую минуту. Когда бушуют гормоны, голова часто отключается…

Поняла – и все равно допустила то, что случилось. Опять демон саморазрушения прорезался, едва она успокоилась и немного расслабилась от того, что все в ее жизни шло неплохо. Станет ей еще одним уроком: никогда нельзя расслабляться. А уж привязываться к ученикам, испытывать к ним хотя бы малейшую симпатию – вообще табу. Этого нельзя себе позволять ни при каких обстоятельствах. Они для нее, как станки для рабочих на заводе. Как приборы для ученых. Как растения для фермеров. Нет, не то…

Как пациенты для врачей, вот самое точное определение. Те тоже ни к кому не привязываются, чтобы не произошло профессионального выгорания. Для них больные – просто объекты для работы. Жаль, что у нее так не получается…

Характера и выдержки не хватает. Да и откуда им взяться – после всего, что случилось? Других трудности закаляют, а ее, наоборот, сломали. Какое-то время сохранялась легкая завеса благополучия, но слетела при первом же неосторожном движении…

Она усилием воли заставила себя отлепиться от дверного косяка, но почему-то направилась не в комнату, а на кухню. Увидела чашки с недопитым чаем, остатки бутербродов на тарелке, и ее снова накрыло. Елисей, что же ты наделал?

* * *

Девушка начала с шапочки. Избавившись от нее, она тряхнула головой, рассыпав волосы по плечам. Сняла маску, открыв симпатичное, но ничем не примечательное лицо. И следом взялась за пуговицы на белом халате.

Он наблюдал со все возрастающим изумлением. Какой реакции от него ждут на этот раз? Он перевел взгляд в угол – красный огонек никогда не засыпающей камеры погас. За ним больше никто не следит? Кроме нее, конечно. А девушка тем временем скинула халатик и улеглась рядом с ним.

Он настолько привык к латексу, что прикосновение живого горячего тела буквально обожгло. Естественная реакция не заставила себя ждать, и это неожиданно смутило. Такое трудно контролировать, как ни старайся.

Девушка тем временем провела пальцами по его щеке, скользнула к шее и переместилась дальше. Чем ниже она спускалась, тем сильнее накатывало наваждение. Становилось все труднее сдерживать себя. Руки непроизвольно дернулись, но фиксирующие браслеты держали крепко. Он ждал неизбежного удара током, но его не последовало. Тогда он все же решился заговорить:

– Может, отстегнешь их?

Она молча качнула головой, приподнялась и одним движением оказалась сверху. Ощутив себя внутри ее, он непроизвольно застонал и машинально прикрыл глаза, но тут же усилием воли снова распахнул их. Надо все видеть, иначе как он поймет, что происходит?

Не успел – все закончилось слишком быстро. Девушка скользнула на пол, накинула халатик и, взглянув на него с непонятным выражением, исчезла за дверью. Знакомо пискнул электронный замок, загорелся красный глазок камеры.

Он откинул голову и привычно опустил веки, боясь возвращения боли, но ее не было. В висках легкость и пустота, словно вместе со спазмами девушка забрала все его мысли. Но, кажется, он предпочел бы боль. По крайней мере, та была понятнее…

Глава 5. Придаточные предложения

Она думала, что вся изведется перед следующим занятием, но неожиданно для себя оставалась странно спокойной. Даже поймала себя на том, что испытывает болезненное любопытство: с каким видом явится Елисей? Как будет себя вести? Сделал ли домашнее задание? Даже не раздражало, что он, как обычно, опаздывал. Кажется, она начала к этому привыкать…

Правда, так надолго он еще ни разу не задерживался. Когда миновала половина занятия, она наконец занервничала. Может, с ним что-нибудь случилось? Переходил дорогу, не глядя по сторонам, и попал под машину. Сейчас «Скорая» везет его в больницу, а телефон разбился, он не имеет возможности позвонить и предупредить…

О чем это она? С какой стати Елисей должен в первую очередь заботиться именно о ней? Она даже не была уверена, что у него есть ее номер – все переговоры велись только с родителями.

Почему вообще она сразу предполагает какие-то ужасы? Вдруг он не может прийти по объективным причинам, а ее не успели или просто забыли предупредить. Или он банально прогуливает.

Как будто она еще не привыкла! Это же далеко не первый подобный случай в ее преподавательской карьере, но никогда она так не волновалась. Все условия были прописаны в договоре: при пропуске занятия без уважительной причины и без предупреждения оплата возврату не подлежит. Переживать не о чем, ее финансы не пострадают. Тем не менее с каждой минутой она беспокоилась все сильнее. Даже к двери подходила, но в подъезде было тихо. На всякий пожарный проверила и звонок домофона, и дверной – оба работали исправно. А Елисея не было…

Когда до конца отведенного ему времени осталось пятнадцать минут, стало совершенно очевидно: парень не придет. А почему, собственно, она подняла такую панику? Может, он решил бросить занятия, поняв, что его романтический интерес обломался. Сказал родителям, что учительница ему не нравится, плохо объясняет, он ничего не понимает. А время-то идет, экзамены уже близко, поэтому надо найти другую, посговорчивее… То есть более высокой квалификации.

В случае отказа по желанию клиента оплата также не возвращалась, но вовсе не деньги волновали ее сейчас больше всего. Условия договора варьировались: некоторые родители настаивали, чтобы их уведомляли о пропусках чадами занятий, другие просто забывали об этом пункте. Конечно, она не помнила, как было прописано в документе, оформленном на Елисея, и поняла, что пришло время наконец заглянуть в него.

Открыв нужный файл, она поначалу не увидела ничего необычного: договор был составлен на имя Протасова Валерия Сергеевича, законного представителя несовершеннолетнего Царевича Елисея Глебовича… На этом месте она запнулась и даже глаза потерла. Совсем с ума сошла, и ей, наверное, мерещится!

Но когда она снова заглянула в договор, то убедилась, что зрение и другие органы чувств ее не подводят. Согласно официальному документу, который она же и подписала своей собственной рукой, Елисей и правда Царевич…Понятно теперь, почему никак не могла вспомнить – у законного представителя была другая фамилия, и она смотрела только на нее, не обратив внимания, что у несовершеннолетнего отличается.

Она ничего не потеряла от того, что не помнила фамилию Елисея. Обратись она к нему «Царевич», это вряд ли прозвучало бы строже, как ей хотелось. Скорее наоборот…

Однако, затейливая фантазия у родителей! Знать, что у мальчика фамилия Царевич, и назвать его Елисеем – на это нужна нешуточная смелость. Или не менее серьезная глупость и недальновидность: как можно было не подумать о том, что за жизнь ждет ребенка с таким убийственным сочетанием!

Правда, по Елисею незаметно, что он испытывает душевную травму по этому или еще какому-то поводу. Иначе не полез бы к учительнице с объятиями и поцелуями… Или он не только к репетитору по английскому ходит, но еще и к психотерапевту? А что, модно и прогрессивно – сначала создать детскую травму, а потом стараться от нее избавиться.

Она пыталась, но не могла вспомнить, как выглядит Валерий Сергеевич. Скорее всего, они даже не встречались: все предварительные переговоры шли онлайн и по телефону, а подписанные документы передавал Елисей, когда уже начал ходить на занятия. Да и при чем тут этот Протасов? Ни фамилия, ни отчество не соответствуют, значит, отец он ему не родной, бедный парень живет с отчимом.

Впрочем, почему сразу бедный? Если Валерий Сергеевич – его законный представитель, он как минимум оформил на мальчика опекунство, а как максимум – усыновил. И с чего она взяла, что у них плохие отношения? Может, Протасов Елисея с рождения воспитывает. А что фамилию и отчество не поменял, так это по-европейски – там не принято скрывать факт усыновления.

Возможно, мама воспротивилась – и это вполне объяснимо. Столько усилий потратить и в итоге лишить сына сказочного княжеского имени по прихоти нового мужа! Она бы точно не согласилась. А может, Протасов усыновил Елисея в сознательном возрасте, когда смена фамилии и отчества уже не имела никакого смысла.

Не то, чтобы она не привыкла к чудным и странным именам и фамилиям. За время работы в школе, хоть и недолгое, а потом за годы самостоятельного преподавания ей много раз встречались самые диковинные варианты. Были Ариадны, Эвелины и Лауры. Фамилии тоже радовали глаз: попадались ей и Ирина Рыбка, и Виктор Шапочка, и даже Лев Король. И Елисеи встречались – сначала это шокировало, но вскоре перестало удивлять. Только Царевича еще не было…

Взгляд упал на часы, и она спохватилась: до конца урока несколько минут, а она залипла на именах. Собиралась же просто посмотреть номер телефона! Скоро придет следующий ученик, и тогда она точно не успеет позвонить. Если хочет узнать, что с Елисеем, надо поторопиться.

Номер обнаружился в самом конце договора, там, где значились реквизиты Валерия Сергеевича. Жаль, что именно его – она бы предпочла поговорить с мамой. Вдруг у Елисея какая-то тайна и есть более чем уважительная причина, а она его заложит? Ну и пусть, сам виноват. Мог бы и предупредить, особенно после того, что между ними было… На самом деле ничего не было, но это уже не могло ее остановить.

– Слушаю, – коротко и жестко отозвался Протасов, едва она набрала номер.

Кажется, ни одного гудка не успело раздаться, словно он стоял с телефоном в руке, смотрел на экран и ждал ее звонка. Ее встряхнуло от дурного предчувствия, но она все же нашла в себе силы озвучить заранее заготовленный текст.

– Здравствуйте, Валерий Сергеевич, это репетитор вашего… – Она запнулась, не зная, как правильно охарактеризовать их родственную связь. – …сына Елисея по английскому языку…

– Добрый день, – ответил он. – Я вас слушаю. В чем проблема?

Привык, что Елисей приносит одни проблемы? Приемный сын настолько ужасен, что по иным поводам ему не звонят?

– Проблемы нет… То есть дело в том… – Она запуталась, но все же договорила: – Елисей не явился сегодня на занятие, и я хотела бы узнать, в чем дело.

– Елисей больше не будет посещать ваши занятия, – отрезал Протасов. – Согласно договору аванс не возвращается, так что насчет оплаты можете быть спокойны.

Сердце противно заныло.