Птица

Квартира сдавалась уже автоматически. Эдгар вставал на два часа раньше, чтобы наносить воды из колодца и успеть на рейсовый автобус.

Лена на два дня съездила в Финляндию. Как ей понравился пароход! Как ей понравился пароход! На таком пароходе бы в Америку… Эдгар, сделай же что-нибудь! Сколько можно – я извелась.

Эдгар выиграл годовую стажировку в университете Южной Каролины. Наконец-то! Не робей там, Эдгар, подключай все, что можно, слышишь? Ты помнишь, кстати, что ты обрезан, Эдгар? Учти – это шанс. С анатомической точки зрения ты уже еврей. Ладно, что мы будем по телефону – я скоро приеду.

Через год Эдгар крыл американские крыши с веселой бригадой армянских строителей. Печальные войны Севера и Юга разыгрывались уже без его участия.

Американские соседи слева переехали. Переезжая, подарили Лене и Эдгару свои велосипеды. Соседи справа делали ремонт. Лене и Эдгару отошел компьютер. Где у нас такие соседи? Где? А такие велосипеды?

Лена освоила мексиканскую кухню. Потом итальянскую. Кое-что из французской и китайской, самую малость. Соседи были в восторге. Это вас ваша мама научила? Нет? Папа? Нет? А кто? Невероятно! У нас Фрэд тоже прекрасно готовит – его бабушка спец по омлету с беконом. Фрэд смущен: что есть – то есть…

Трижды Лена заставала Эдгара в «Макдоналдсе». После чего, поразмыслив, вернулась к яичницам.

По вечерам Лена по-прежнему смотрела на себя в зеркало. Внимательно. Все теперь как будто было хорошо. Вот местечко – она трогала указательным пальчиком ямочку на бедре – тут можно разместить отличную татуировку! Это должно поднять общий градус жизни в целом. Хотя Эдгар своим нытьем его, конечно, собьет. А ведь мы уже три года живем практически без документов, что он себе думает?

И Лена залегла в Интернете в поисках альтернативы. Альтернативы полетели хлопьями, дождями, фейерверками, пухом и пером разодранных в бессоннице подушек Из Ниццы прилетел Жан-Поль. Ку-ку, Жан-Поль, что так и звать всю жизнь? А если просто Жан? Не откликаешься? Леношка, я же не делю тебя на Ле и На. Нет, Лена не делится.

Автобиография Жан-Поля сопровождалась подробными иллюстрациями. Они раздражали Лену неистребимой витальностью. Вот фотография. Жан-Поль вдалеке по пояс в воде. Жан-Поль вдалеке по колено в снегах. Жан-Поль на яхте. В машине. С мамой на барбекю. С сестрой на барбекю. (На заднем плане – на переднем чья-то рука с фужером.) С семьей друга (у них только что родился ребенок, чудо – правда?). А это отдельно с другом. А это Жан-Поль дома. Это гостиная. Спальни. Их три. Садик. Это моя гордость – араукария. Очень нравится маме.

Жан-Поль в запотевшей ванной примеряет новый халат. Всегда веселый и слегка размытый Жан-Поль удобно сократился до Жо-Пы. Из всей Жопиной фотосессии наиболее перспективными Лене показались друг и подземный гараж на три машины.

* * *

Эдгар крыл и крыл шифером разноцветные крыши, а Лена встречала в нью-йоркском аэропорту Жан-Поля. Волнений хватило с головой. Что надеть – раз. Как узнать – два. Что ответить – три, в том случае, конечно, если речь сразу начнется с официального предложения.

Надеваем, конечно, декольте. Не самое радикальное – но все-таки. Франция должна узнавать своих героев, пусть даже будущих. Дальше – встреча. Держась за чемоданы, в Ленином воображении возникали Вольтер, Ив Монтан и Франсуа Миттеран. Против двух последних Лена не возражала. Интересно, кстати, стал бы Ив Монтан в первом же послании делиться такими интимными подробностями, на которые решился Жан-Поль.

Жан-Поль простодушно сообщал, например, что у него на голове волосы пересажены. Волосы пересажены! Откуда пересажены? Господи, только бы не сообщал – откуда. Лена, в свою очередь, отобрала для виртуального знакомства единственно, на ее взгляд, удачный снимок. Она на пляже стоит на цыпочках вполоборота. Видно все. Рвущийся на волю бюст, многообещающий рот и общая сопротивляемость судьбе. В рекламных целях лицо было тщательно скорректировано компьютерными хитростями. Не до полного обмана, конечно, но некоторая угроза разоблачения, что и говорить, Лену слегка смущала.

Поэтому в аэропорту на всякий случай Лена купила французский флажок. Номер рейса она не запомнила и встречала уже третий самолет из Франции, слегка помахивая флажком. Сначала в районе декольте, потом татуировочки на бедре и, наконец, безнадежно царапая коленку.

Очередная делегация сосредоточенных европейцев растекалась по залу, по-птичьи вертя головами. Приземлился самолет из Риги. У паспортного контроля организованно выстроилась баскетбольная команда. Баскетболисты в бордовых куртках переминались с ноги на ногу, безо всякого любопытства глядя сверху вниз на маломерную толпу. Араукариевая роща. Они говорили по-латышски, и им нравилось, что их никто не понимает. Потом они проплыли мимо Лены, пружиня на каждом шаге, и Лена услышала знакомую речь. В какой-то момент она удивилась собственному равнодушию. Ее ностальгия улетучилась еще в первые два месяца. Но сейчас она вдруг вспомнила Ботанический сад, такой скромный по сравнению с парком мистера Корнуэлла, где Эдгар получил последний заказ. Он работает там уже вторую неделю, и мистер Корнуэлл обещал помочь с бумагами. Конечно, Эдгар не может просить как следует. Он может только как следует рассказывать про эти забытые театральные войны Севера и Юга. Вряд ли этим можно заинтриговать мистера Корнуэлла. Правда, он не слышал, как именно Эдгар рассказывает. Рассказывает так, что Лена перетаскала всех подруг к нему на лекции! Вот как он рассказывает. Вместо этого он сидит на крыше мистера Корнуэлла и даже не может прикрикнуть на своих армян. А ведь они, может, и не подозревают, что в Америке вообще есть север и юг. Эдгар не умеет кричать. Даже на нее, когда она является под утро с какого-нибудь party, или теряет билет на концерт, или путает номера счетов, или шипит в телефонную трубку на его маму, которая почему-то стала плохо понимать по-русски.

– Вам плохо, мисс? – заботливо тормозит пожилая пара в одинаковых холщовых брюках.

– Плохо? Что вы! Нет. Спасибо. Все в порядке, – Лена и не заметила, что плачет.

– Но вы плачете…

– Это я от радости, – и убедительно сморкнулась в протянутую бумажную салфетку.

Она проводила взглядом туристов, а может быть, американцев. Те, почувствовав, оглянулись и синхронно помахали ей пергаментными ручками. Потом развернулись, на мгновение замерли с осторожностью, чтобы не потерять равновесие, и двинулись дальше. Они держались за поручень тележки оба двумя руками и толкали ее, боясь обременить друг друга таким несложным трудом. А может быть, им просто так легче было идти. В этом возрасте уже требуется опора. Хотя бы тележка с багажом.

Лена смотрела им вслед, и чем дольше она смотрела, тем настойчивей какой-то ребус, как в картинах Дали, перемежал ее взгляд. Лена сощурилась и сморгнула. Из дальнего угла к ней безошибочно катилась судьба. Судьба была низкоросла, лысовата и суетлива, ее обтягивала безразмерная футболка, живот которой от края до края украшало размашистое голубое сердце. В этом сердце, как камбала в тазу, колыхалась удивительно знакомая, в сто раз увеличенная тетка на цыпочках, с ясельно выпяченными губами, грудями-дирижаблями и глазами вынутой из-под шкафа куклы. Контур голубого сердца бойко обегал незатейливый субтитр – I LOVE LENA. Жан-Поль все-таки прилетел.