Неведомый

Глава 18

Вор

Отправляться в последний путь под слезливые завывания или под звуки гневного сопения ему хотелось меньше всего.

Абнер провел в лихорадке большую часть пути. Но, может, оно и к лучшему – смотреть на Шегеш две недели и вспоминать, как он ехал когда-то этими дорогами, чтобы совершить самую страшную в жизни ошибку, было бы тяжело. Когда он вырвался из цепких лап недуга, войско уже подступало к Горту. Все, кого успели собрать в столь сжатые сроки. Главное – ни одного тахери. Эти мрази пугали Абнера больше, чем вернувшийся с того света Норвол.

В полузабытьи Абнер просил о смерти. Хватал кого-то за руки, звал Старца и Старицу и даже тацианского пророка. Стоит ли говорить о том, что никто из них к нему не пришел? Так получилось, что Абнер за свою жизнь успел посетить много храмов и помолиться разным богам, но в тот момент, когда ему была нужна их помощь, никто не отозвался. Он остался один – окруженный дураками, под проклятым дождем, с болью в изувеченном теле.

– Вашему величеству следовало бы поберечь себя. Разве Горт настолько ценен? Ценнее короны? – Голос Мейджа звучал ровно, даже скучающе. Со стороны могло показаться, что они выясняют, какие блюда будут поданы на обед. Абнер хмыкнул. Его слепая дочь, вероятно, была недостаточно хороша для короны. Лишенная поддержки отца, Брунна недолго просидит на троне. Ее брат Нуций – та еще скотина. Это известно всем. И в первую очередь – Инге, которую он, Абнер, продал самодовольному тацианскому отпрыску. Нет, не так. Императрице Инге – теперь в ее руках окажутся сразу два тацианских жезла.

Абнер хрюкнул от смеха в платок, и Мейдж протяжно и тоскливо вздохнул. Север его не привлекал, и шторы на своем окне лекарь задернул. Абнер же, придя в себя, следил за всем, что проплывало мимо них, и старался запомнить. Они двигались медленно – и в то же время гораздо быстрее, чем ему бы хотелось.

Наверняка менестрели когда-нибудь сложат о нем песню, и Абнер уже сейчас мог подарить им для нее название – «Гимн позора». Представив, как ее будут исполнять в трактирах среди потного мужичья, и те, проливая пиво на бороды, станут хохотать и хулить его имя, Абнер не на шутку развеселился. Мейдж дернул головой, словно хотел что-то сказать, но передумал. И правильно. Приступ смеха длился недолго и сменился натужным кашлем. Абнер сначала уставился на платок, но после поспешно свернул его.

Меньше всего свои последние дни ему хотелось провести, раскачиваясь в карете посреди мертвых земель и выкашливая легкие. Но, если задуматься, где для будущего покойника можно найти место лучше гиблого севера? Вдруг старые боги охотнее отзовутся на его молитвы и примут как родного? Эти мысли снова развеселили Абнера – так, что он едва не упал на пол в приступе веселья.

Слуги положили им под ноги горячие камни, укрыли Абнера мехами, и все же настоящего хозяина Шегеша – холод – было не так просто одолеть. Он подкрадывался, используя каждую щель, и коварно кусал то за лицо, то за шею. Мейдж ежился в своем углу, пытаясь по очереди отогреть то правую, то левую руку. Однако Абнер не расстраивался. Все страдания, выпавшие на его долю, он заслужил.

Они двигались Вороньим трактом, которому после падения вальравнов так и не придумали другого названия. Да и зачем? Абнер был уверен, что северяне продолжали называть вещи своими именами и после смерти Норвола. Король им был не указ, и никакой меч не способен вытравить память крови. То тут, то там виднелись покосившиеся хибары, сбившиеся в кучи, как стаи перепуганных воробьев. Из труб в темнеющее небо поднимались редкие завитки. Но еще больше встречалось заброшенных домов. Они смотрелись жалко даже издалека – с выщербленными стенами, выбитыми окнами. А вблизи, наверное, и того хуже.

Он, Абнер, украл у Шегеша жизнь. Он – и больше никто.

Мир не стал лучше – едва ли вообще мог меняться. Иногда Абнер думал, что хорошие времена действительно остались позади. И он сам, своими руками, все испортил.

Сердце стремилось домой с тех пор, как он по глупости его забрал. Абнер думал, что колдовские плоть и кровь дадут ему силу. Излечат от болезни. Но воронья магия оказалась хитрее. Коварнее, чем он мог себе представить.

Они все тогда погибли: и сам Абнер, и Норвол, цепляющийся за подол его бархатного костюма, и его жена, тонкая и хрупкая, словно тростинка. Вышитая золотом рысь перепачкалась в вороньей крови. О чем он тогда думал? О мести. Конечно, о мести – Абнер не видел ничего, кроме кровавой пелены перед глазами.

Если уж родился дураком, то дураком придется и умереть.

– Мы почти приехали, ваше величество, – сообщил кучер. У Абнера не хватило сил ни подтвердить, ни опровергнуть его слова. Он судорожно вцепился в штору и вглядывался в Шегеш, пытаясь его запомнить, унести с собой. Туманный край. Марево, вспоротое острыми пиками далеких елей. Абнер вдохнул поглубже. Пахло прелыми листьями и дымом. Да, здесь и вправду многое изменилось – он ощущал воздух, испачканный дурными мыслями. И кровь – здесь пролилось ее немало.

Одно осталось прежним: Шегеш не любил Абнера. Они не были друзьями раньше и никогда ими не станут.

Когда карета остановилась, Абнер едва удержался от всхлипа. Ему не хотелось выходить наружу – все равно что переступать порог того света. «Обратного пути уже не будет», – сказал он себе. Абнер медлил, и Мейдж недоуменно смотрел на него, не смея выйти раньше короля. Наверняка думал, что боль снова сковала его тело. Однако на этот раз дело было в душевных страданиях – и в том, что черная кровь, которую Абнер унес с собой семнадцать лет назад, нужно было вернуть. Но как?

Абнер покосился на Мейджа. Попросить лекаря? В конце концов, кто лучше его сможет справиться с этой задачей? Представив себе выражение его лица, Абнер улыбнулся. Нет. Он приехал, куда следовало, – дальше все должно произойти само собой.

Не стоит волноваться о том, чего нельзя изменить.

Пора.

Абнер зажмурился, помотал головой, стараясь отогнать дурные мысли, и, открыв глаза, поднялся, цепляясь за стены. Нашарил трость, вдохнул поглубже, как перед нырком, – и вышел наружу.

Выполз – постукивая злосчастной палкой, Абнер с трудом вытянул свое тело из чрева кареты и остановился, переводя дух. Весна на севере больше походила на осень: серая, тусклая и холодная, она как будто предвещала не лето, а зиму. Поле, поросшее вереском, уныло тянулось до самой кромки проклятого леса. За ним, окутанная туманами, дремала горная гряда. Низко над головой проносились тусклые тучи, роняя редкие дождевые капли. Тьма наползала с востока, воруя и без того скудный вечерний свет.

Горт стоял на месте.

Переживший страшное испытание, замок не дрогнул и не рухнул. Нет, черные камни уродливой громадины было видно даже отсюда. Абнер, подняв руку, накрыл дрожащей ладонью Горт, и тот исчез. Увы, только на время. И только в его мечтах.

Расправиться с чудовищем невозможно – Абнер был уверен. Замок построили на крови и костях, скрепленных магией и заветами. Об этом ему говорил сам Небра, когда они впервые встретились в Тацианской империи. Император прятал свое лицо под красной маской, расписанной золотыми узорами, и голос его, низкий и гулкий, рассказывал о том, как победить их общего врага.

Его врага.

«Только предательство сможет одолеть вальравнов».

Предатель – да, вот кем был Абнер. Собравшиеся вокруг гвардейцы смотрели на него, ожидая приказа. И они тоже знали, кем всегда был их король. Норвол принял его в гостях, Абнер ел его еду и пил вино. Смеялся над его шутками и даже станцевал с Анели – хрупкая княгиня робко улыбалась в ответ на теплые слова.

А после Абнер украл их жизни. Нет, он был не предателем – он был вором.

Стеврон желал его смерти. Но стал бы выполнять прихоти пьяного дурака вороний князь? Тогда, семнадцать лет назад, Абнер в этом нисколько не сомневался. Но теперь…

Королевское войско замерло. Две руки снова пришли под стены Горта. Однако теперь Абнеру ничего не хотелось оттуда уносить – только вернуть. Мегрийская рысь плясала на ветру с двумя тацианскими солнцами. Алые и синие стяги закручивались вокруг древков, хлопали над головой, точно крылья гигантской птицы. Абнеру вдруг захотелось очутиться в Амаде и прижать к себе крохотный пищащий сверток. Свою дочь. Он так долго ждал ее появления, но не успел толком порадоваться.

«Такова судьба».

Его мысли оборвал топот лошадей – разведка, которую они пустили впереди себя, возвращалась – и возвращалась чересчур торопливо. Риг Натал, спешившись, двинулся вперед, желая встретить теней, но Абнер окликнул его и, хромая, двинулся следом. Он больше никому не доверял, даже самому себе. Иногда ловил себя на мысли, что зря затеял дурацкий поход. Но тут же себя и останавливал – нет, не зря. Все эти годы он провел, прячась в страхе от тех, кого обокрал.

Настало время платить по счетам.

Эрих Теодей спрыгнул с коня и торопливо поклонился Абнеру. Тот с отвращением поглядел на темноволосую макушку тени и покрепче вцепился в свою трость. Дать бы Эриху этой палкой по голове, и дело с концом. Соблазн был велик. Вместо этого Абнер, как и полагается королю, благосклонно улыбнулся Эриху. Тот, однако, улыбку не вернул – его лицо перекосилось от ярости. Левая щека нервно дергалась, а темные глаза превратились в две гневные щелки.

– Только не говори, что ты добрался до Горта и Тит наплевал на тебя с замковой стены.

Казалось, шутка Абнера разозлила Эриха еще больше.

– Нет, – сказал он и, помедлив, нехотя добавил: – Ваше величество. У нас имеются проблемы посерьезнее.

Абнер наклонил голову набок. Боль в его теле, убаюканная настоем Мейджа, снова начала просыпаться. Дикие сонные псы поднимали свои головы, чтобы взяться за любимую работу с новой силой. Корона, которую Абнер нацепил на голову, сдавила виски. Ее он тоже украл, не стоит об этом забывать. Каким же жалким, должно быть, Абнер выглядел в чужих глазах!

Стеврон наверняка надрывает живот от смеха на том свете. Все его предсказания и опасения сбылись – и вот он, Абнер, жалкое скрученное подобие человека, стоит посреди поля и готовится нагадить от боли в красивые парадные штаны.

– Ну так говори.

Эрих облизал губы и посмотрел Абнеру прямо в глаза.

– Над Гортом развевается черное воронье знамя.

– Что?! – Натал закричал так громко, что у Абнера зазвенело в левом ухе. – Когда? Кто? Кто посмел?

– Если вы заорете еще громче, Риг, то вам ответят из самого Горта. – Абнер переложил трость в другую руку и с наслаждением выпрямил ногу. Псов это ухищрение, конечно, не сдержит. От мысли о том, что он наделает кучу прямо на глазах у своего же войска, у Абнера закружилась голова. – Вы не ошиблись, Эрих?

– Ну уж нет. – Теневой воин зловеще улыбнулся. – Их поганую тряпку я помню с детства. Вальд постоянно совал мне ее под нос, гордясь тем, что пресмыкается перед чудовищами. И чем они отплатили ему за службу? Смертью. Я должен вернуть долги.

«Не ты один».

– А я говорил вам, ваше величество. – Изо рта Натала дурно пахло, но Абнер никак не мог собраться с силами, чтобы отодвинуться от командира. Что это отребье ело в пути? Дохлых полевых мышей? – Тит – предатель. Может, он и присягнул вам на верность, да только в венах его продолжает течь все та же гнилая кровь. А сами клятвы для него ничего не значат. Что мы будем делать?

На Абнера в ожидании уставилось сразу несколько глаз. Пехота и кавалерия нестройными молчаливыми рядами замерли, как будто боялись пропустить приказ. Абнер огляделся. Тоскливо завывал в лысом колючем кустарнике ветер. Темнели редкие дома, и на небе появились первые звезды. Смеркалось, и ночь обещала быть долгой, муторной. Несчастливой. Слуги разбирали вещи и ставили шатры – его, самый большой, из синей с позолотой ткани, уродливо возвышался посреди поля. Как насмешка над нищетой ограбленного края.

Мегрийский стяг развернулся, и рысь огорченно скривила морду, словно не понимала, как ее угораздило снова здесь оказаться. Абнер даже проникся к ней симпатией и сочувствием.

– Я устал.

Удивленное молчание было ему ответом. Никто не сдвинулся с места – все стояли и смотрели на своего короля, который, вероятно, утратил рассудок. Даже Эрих Теодей впервые в своей жизни выглядел изумленным. Один только Мейдж не обращал на их разговор никакого внимания и смотрел на Абнера спокойно и равнодушно. Абнеру до ужаса захотелось рассмеяться. Он пошевелил правой рукой и вздохнул.

Тупицы.

– П-простите, ваше величество… – Натал оглядел воинов в поисках поддержки, но никто не решался спорить с королем. – Наверное, мы вас не так поняли. Но… Что нам делать?

– Я устал, – терпеливо повторил Абнер. – Вокруг замка замечены войска? Нет. Значит, нам следует выставить патруль по периметру лагеря. Точнее, не нам – вам. А мне нужно отдохнуть. Эта ночь будет долгой. И уже на рассвете мы пойдем к замку. Если это дело рук лорда Даги, то беда небольшая. Если же… – Тут сердце Абнера сжалось в дурном предчувствии. – Если же причина в другом, мы… Мы решим и ее. Позвольте. – Постаравшись сделать так, чтобы его походка не выглядела болезненным ковылянием, Абнер двинулся в сторону огромного шатра, в который слуги торопливо заносили его сундуки. И зачем они вообще нужны ему, эти вещи? Что он с ними будет делать? Заберет за Стену? – Мне нужно отдохнуть.

– Ваше величество.

Абнер обернулся. Истосковавшиеся по его страданиям псы уже вовсю пировали в груди, в голове, и Эрих Теодей двоился в его глазах, расплывался, превращался в настоящую тень. Было не понять выражение его лица, но Абнер почему-то был уверен, что Эрих смотрит на него с ненавистью.

– Ваше промедление может стать роковой ошибкой.

«Очень на это надеюсь».

Оставив замечание Эриха без ответа, Абнер, повернувшись к ним спиной, продолжил свой неспешный путь.

«Очень».

Ведьма, увидев своего короля, захохотала.

Эту женщину, обвиненную в скверне, притащили в Амад из Калахата для публичной казни. Молодая, красивая, она не боялась смерти, как ее предшественники. Абнер привык, что свои последние минуты они проводят у подножия его трона, в слезах и с мольбами на губах. Но эта ведьма была другой. Когда ее ввели в Залу, она не растерялась. И не сопротивлялась – спокойно шла к королю, чтобы получить смертный приговор.

Яркие одежды ее подметали пол, и волосы, темные и вьющиеся, были увешаны каким-то мусором. Босая и грязная, она не боялась – никого и ничего. Ее смех взвился вверх, под стеклянный купол, и чернь зароптала, испуганно заохала. Жрец, ожидавший своего часа по правую руку, даже шагнул вперед, однако Абнер его остановил.

– Потерпите, ваше величество. Остался один нарыв.

Голос Мейджа доносился как будто издалека – и Абнер попытался дернуть подбородком, отгоняя назойливого лекаря. Даже умереть ему не давали спокойно. Однако тело, лениво плавающее в сонном дурмане, его не слушалось. Боль разрушала все оковы и кусала его сотней острых клыков. Как там Брунна? Кто поможет ей? Когда Абнер видел ее в последний раз, она держала на руках маленькую принцессу и даже не подняла на него взгляда.

Не попрощалась.

Впрочем, Абнер мог ее понять: он бросил Брунну, обрек на страдания, если не на смерть. Мало кто смог бы такое простить – и уж точно не его жена. Небра умер. Надо же – почему-то сама мысль об этом казалась Абнеру нелепицей. Вероятно, потому что такие люди никогда по-настоящему не умирают? И остаются жить в чужих воспоминаниях, словах. Или, как в случае с Неброй, – в проклятиях.

– Почему ты смеешься, ведьма? – Абнеру действительно было интересно, отчего женщина, которую он одним словом мог лишить жизни, так развеселилась.

– Ох, милый юный король, – ведьма улыбнулась, – ты же совсем ничего не понял. Ты слишком добр и слишком невнимателен. Ты отдал смерти большой урожай – и все же кое-что ты упустил из своего вида. Бедный слепой король.

Один из тахери размахнулся и ударил женщину по лицу. Она на мгновение замолкла, а потом опять захохотала – еще громче. Парень снова поднял руку – на его бледном лице не читалось ни злости, ни ненависти. Только отвращение, как будто вместо красотки он держал мешок навоза.

Верные Слепому богу и императору, тахери напоминали Абнеру одурманенных рабов, которыми славились Три сестры. Он сам никогда их не видел – но слышал, что эти люди, обращенные то ли магией, то ли каким-то другим способом в безмолвных и послушных призраков, готовы выполнить любую волю хозяина.

– Постой. – Тахери искоса посмотрел на своего короля и разжал кулак. – Говори. Почему же я слепой?

Кровь из разбитого носа перепачкала лицо ведьмы, но она по-прежнему улыбалась. Позже, когда на ее шею надевали петлю, беспечная улыбка продолжала кривить полные губы. Не было в мире вещи, способной погасить горящий внутри нее огонь. Абнер даже позавидовал ей – всего на минуту, до того, как позвонки ее сломались, а ноги безжизненно повисли в воздухе.

Тогда он еще не знал, что есть вещи страшнее смерти.

– Ах, бедный, несчастный король. Ты пропустил его. Тебе стоило сжечь всех и все дотла. Но ты, ослепленный ненавистью и местью, так ничего и не понял. Когда уничтожаешь стаю, нужно быть осторожным – стоит одной птице выжить, как она обязательно вернется, чтобы выклевать твои глаза за своих собратьев. Мягкое сердце – твоя погибель. Однажды ты вспомнишь меня, когда придет твой черед расплачиваться за доброту.

Слова ведьмы тогда взволновали Абнера, и его улыбка дрогнула. Она говорила полную бессмыслицу, и это могло быть бредом, порожденным страхом. И все же… все же…

– Я думал, за доброту полагается награда. – Абнер попытался превратить свой ответ в шутку, хотя внутри него зашевелился неприятный холодок. Калахатские ведьмы видели будущее – вдруг эта безумица знала что-то и о нем? – И когда же, по-твоему, он придет за мной?

– Доброе сердце – погибель всех глупых королей. Ты пытался закалить свое в огне и крови, но ничего не получилось. Он придет за тобой – неведомый с зеленью в глазах, которого чужие руки украли у смерти. На рассвете, которого ты не увидишь. Обреченный умереть в ту ночь, он выжил. Прямо у тебя под носом! – Ведьма покачала головой, отчего монеты в ее длинных волосах зазвенели. – Когда-нибудь ты вспомнишь мои слова, несчастный Абнер Стравой. Можешь закрыть все рты, уничтожить всех, в ком течет колдовская кровь, но мои сны всегда сбываются. Ты вспомнишь мои слова, когда будет слишком поздно. Когда лютые псы станут раздирать твою плоть, ты сам будешь молить всех богов, чтобы он пришел и освободил тебя.

Абнер вспоминал их, лежа под мехами, израненный руками Мейджа и проклятой хворью. Лекарь ушел, выполнив свое дело. Вероятно, в последний раз. Ни псы, ни боги не торопились забрать душу Абнера – черная, грязная, она никому не была нужна. Зажженный в жаровнях огонь порождал тени. Уродливые, скрученные, они ползали по стенам. И Абнеру казалось, что они подбираются к нему все ближе и ближе с каждой минутой.

Он бы предпочел, чтобы тени обрели плоть и задушили его здесь, на этом самом месте. Время ползло медленно – в ожидании оно всегда будто стоит на месте. Мазь дурно пахла, и все тело то болело, то чесалось – и непонятно, что хуже. Абнеру захотелось пить, и, хотя кувшин с водой стоял рядом, у него не было сил даже взять его в руки.