Ангел-хранитель

– В каком смы… – начала было Вера. И ту же воскликнула: – Но он же тебя спас!

Мало кто уловил бы логику в том, что сказала Лида, но Верин ум всегда был быстр и точен, и мотивы человеческих поступков она понимала мгновенно.

Впрочем, Лиде было не до того, чтобы обращать внимание на сообразительность сестры.

– Лучше бы его отец и меня убил, – безучастно проговорила она.

– Почему это лучше? – пожала плечами Вера. – И вообще, твое отношение к Федору просто несправедливо!

Почему-то именно эти слова развеяли Лидину безучастность.

– Не говори о справедливости, прошу тебя! – В ее голосе зазвенели слезы. – Справедливо, что папа убит?! – Она задохнулась, замолчала, потом тихо выговорила: – Как теперь жить, Вера? Душа – мертвая. Ничего больше не могу. Ни любить, ни жить.

Лида ушла в дом. Вера проводила ее взглядом, швырнула в костер обложку от последней тетради и бросилась в парк.

Федора она догнала у дальней калитки, через которую из парка можно было выйти прямо на Оборотневу пустошь, раскинувшуюся между усадьбой Ангелово и деревней.

– Федор! – окликнула его Вера. Он молча смотрел, как она бежит к нему по аллее. – Федор! – повторила она задыхаясь. – Лида не права! Она сейчас в таком состоянии… Нет, что-то я не то говорю… В общем, ты не должен обращать внимание. Лида придет в себя, и все наладится.

Выслушав Верину тираду, Федор молча пошел дальше.

– Но ты же не оставишь?! – воскликнула она.

– Кого? – Он обернулся.

– Нас всех. Федя, что же мы будем делать? – жалобно проговорила Вера. – Лида сама не своя, Надя вообще онемела. Говорить не может, представляешь?

– Не оставлю, – невесело улыбнувшись, сказал он.

– Ты… Ты настоящий! – выпалила Вера. – Сильный!

Она провожала его взглядом, пока он не скрылся из виду, а потом воскликнула:

– Дура! Господи, какая же Лидка дура!

Глава 7

– Лидия Андреевна, Вера Андреевна, Наденька, примите мои глубокие соболезнования.

– Благодарим вас, Михаил Саввич, – за всех поблагодарила учителя рисования Вера.

Лида не отводила взгляда от простого деревянного креста. Надя сморела испуганными глазами и по-прежнему не могла произнести ни слова.

Михаил Саввич ушел. Лида наклонилась, взяла с могилы немного земли и положила в холщовый мешочек. Еще одну горсть она взяла с соседней, маминой могилы.

– Зачем тебе? – настороженно спросила Вера. – И с маминой…

Не ответив, Лида пошла к выходу. Вера взяла Надю за руку и пошла за ней.

Выходя в покосившиеся ворота, сестры услышали протяжный бабий вой, доносящийся с крестьянской части кладбища. Там хоронили Тимофея Кондратьева.

Выла Авдотья-вдова:

– А Тимофеюшка, а родненький ты наш! На кого ж ты нас оставил? На кого меня вдовой горькой покинул?! А жить бы тебе да жить! Не лежать бы тебе в сырой земле! Встань, Тимофеюшка, посмотри на своих детушек! Сиротами их оставил!

Паша плакал в голос, не стесняясь. Степан, стоящий рядом с матерью, тоже смахнул слезу.

– Как Тимофея Ильича жалко-то!

К Степану подошла Наталья Голохватова. Вся деревня знала, что она к Степке Кондратьеву неровно дышит. Внешность у Натальи была не то чтобы некрасивая, но какая-то унылая, будто не восемнадцать ей, а все тридцать. Правда, сейчас, на похоронах, уныние выглядело кстати.

– И тебя мне как жалко, Степушка, – со значением проговорила Наталья.

На могиле уже поставили крест – точно такой же, как у Ангелова. Наталья хлопотливо положила рядом с крестом букетик поздних полевых цветов.

Соседи, пришедшие проводить покойника, негромко переговаривались под вой вдовы.

– Вон как вышло… Сын отца убил… Когда такое было?.. Времена теперь настали… Не дай бог!

– И церковь заколочена, и родник иссяк, – сказала Матрена Головина.

– Какой родник? – спросил Карп Савельев.

– Да ангеловский, целебный. Испокон веку в парке был, а теперь иссяк.

– Худые дела, – покачал головой Карп.

– А Федька-то и хоронить не пришел, – заметила Матрена.

– Дура! – хмыкнул Карп. – Как же он придет, ежели сам отца и убил?

– Оно так. А все же…

Договорить соседка не успела – на тропинке между могилами показался Федор Кондратьев. Все расступились перед ним.

Федор молча смотрел на крест на отцовской могиле.

– Явился! – увидев старшего сына, закричала Авдотья. – Чего тебе тут? Ради девки отца убил, а теперь явился?! Оборотень поганый!

С каждым словом она, уже и так заведенная долгими причитаниями во время похорон, заводилась еще больше.

– Мам, ну что ты… – проговорил было Степан.

Но Авдотью было не остановить.

– А не видать тебе счастья с той тварью, с Лидкой! – с ненавистью глядя на Федора, выкрикнула она. Потом обернулась к Степану и Паше. – И вам говорю, сыночки мои: чтоб слуху больше не было среди нас про Ангеловых! Ни духу ихнего чтоб не было, ни виду!

Провозгласив все это, Авдотья перекрестилась и пошла прочь.