Странная Лиза

Изо рта у него пахло, на руках были цыпки, и Лиза не чувствовала ничего, кроме отвращения, несмотря на то что никто не говорил ей прежде ничего подобного. Как все-таки странно: он говорит об убожестве, которое не может выносить, а от него самого этим убожеством веет куда больше, чем от Витьки Маркова, который сейчас спьяну тискает Марину! Как бы избавиться от его общества, от этой неловкости?

– Как же вы, Лиза, выдерживаете все это, ведь вы производите впечатление ранимого, чувствительного человека? – Валентин совершенно не замечал, какие чувства он вызывает в Лизе.

– Да никак не выдерживаю, Валентин Казимирович. – Лиза решительно поднялась с земли, отряхнула платье. – Если выдерживать все время, то и с ума сойти недолго. Раз живешь – живи, а не можешь так – ищи другую жизнь.

Валентин удивленно посмотрел на Лизу. Видно было, что он никак не ожидал от нее таких решительных слов, не подозревая в ней ничего, кроме готовности разделить его тоску.

– Но я думал, что и вы ощущаете…

– Ощущаю, не ощущаю – какая разница? – Лиза злилась и на него, и на себя: зачем согласилась идти с ним куда-то, можно было как-нибудь иначе сбежать с праздника. – Я ведь живу, правда? Ну и какое вам дело, как я живу? Вы мне кто – брат, сват?

Оказывается, когда лезут в твою душу – это еще неприятнее, чем когда вообще не догадываются, что она у тебя есть! Лизе до сих пор не приходилось общаться с такими людьми, как Валентин – все-таки преподаватель, наверняка умнее ее! Почему же она чувствует презрение к нему, разве она такого уж высокого мнения о себе? У Лизы уже мелькала прежде мысль: а не слишком ли она высокомерна? Иначе почему появилась вдруг эта скука, почему ничто в привычной жизни не вызывает больше интереса? Вот и сейчас: совсем новый для нее человек, какой-то совершенно новый характер, а ей хочется уйти поскорее, и только…

Ранние сентябрьские сумерки сгущались меж деревьев, от реки тянуло сырой прохладой. Лиза поежилась под своей белой шалью. Валентин сидел в унылой позе, его длинный отвислый нос еще усиливал впечатление безнадежности. Лизе на минуту стало жалко его. Ну разве он виноват, что родился с таким нудным характером? Она даже хотела что-то сказать ему, попытаться успокоить и утешить, но тут же представила, как он немедленно оживится и опять начнет говорить что-нибудь про тоску и ранимость, – и промолчала.

– До свидания, Валентин Казимирович. Вы извините меня, что я так грубо с вами разговаривала, – сказала Лиза вместо слов утешения.

Но, наверное, в самом ее голосе было что-то для него привлекательное, независимо от смысла того, что она говорила. Валентин тут же вскочил, засуетился.

– Я провожу, Лиза, куда же вы пойдете одна? Сегодня полно пьяных…

– Разве я пьяных не видала, Валентин Казимирович? – улыбнулась Лиза; она и сама не знала, как мила и открыта ее улыбка, как располагает она к ней любого.

«Да и что вы против пьяного сделаете?» – едва не добавила она, но промолчала и быстро пошла к деревне; белая шаль долго мелькала в полумраке.

…После дня именинника Лиза стала избегать Валентина Казимировича, старалась не оставаться с ним наедине. Он же по-прежнему ожидал ее у столовой, заглядывал в глаза с каким-то странным выражением, смущавшим и сердившим ее.

Вечер перед отъездом, конечно, вылился в шумный праздник. Пришли местные, бабки наварили побольше самогона, поварихи приготовили поздний и сытный ужин. Лиза давно уже уложила чемодан и теперь ждала, когда же наконец пройдет этот неизбежный праздничный вечер, и можно будет погрузиться в автобус, и забыть эту первую в ее жизни студенческую картошку.

Она вышла на поляну перед домом, подошла к медному старому умывальнику, прикрученному к сосне. К его мокрой холодной крышке прилипли сухие иголки. Было здесь все-таки что-то хорошее, никак не связанное ни с людьми, ни с привычным образом жизни, но Лиза не умела это «что-то» назвать. Ей нисколько не жаль было уезжать, но и дома ее не ожидало ничего нового. Впервые у нее было такое чувство безразличия перед отъездом куда-нибудь, и она вдруг со страхом и тоской подумала, что стала взрослой, что вот это и есть та жизнь, которою живут все, которая ожидает теперь и ее…

Все уже потянулись в столовую, и Лиза осталась на поляне одна. Она не стала одеваться понаряднее к сегодняшнему вечеру, только набросила ярко-синюю ветровку на теплой подкладке.

Неожиданно она почувствовала, что кто-то стоит у нее за спиной, и сразу поняла кто. Конечно, это был Валентин – все такой же, с тем же преданно-унылым взглядом, в том же свитере. Только волосы над ушами стали еще длиннее – отросли за время картошки. Не говоря ни слова, Лиза посмотрела в глаза Валентину, ожидая, что он смутится и уйдет. Но тот не собирался уходить – наоборот, сделал несколько шагов в ее сторону.

– Лиза, я понимаю, вы обиделись на меня тогда… Но я ума не приложу, чем вас обидел. Я ведь просто сказал то, что чувствую к вам. Я еще и не все сказал…

– Да не обиделась я на вас, Валентин Казимирович, правда! – Лизе и жаль было его, и примешивалось к этой жалости необъяснимое презрение. – Просто я не знаю, о чем с вами говорить. Наверное, я вам не подхожу, вы ошиблись во мне, вот и все.

– Я только хотел вам сказать: вы еще себя не знаете, Лиза, вы можете в себе ошибаться! Я уверен, что вам необходим тонко чувствующий, интеллигентный человек, который помог бы вам во всем разобраться…

Это было уже слишком! То рэкетир учит ее, кто ей необходим, то этот нудный тип с грязными волосами! И все-то они о ней знают, и даже будущее ее уже продумали. Откуда такая уверенность?

– Знаете, Валентин Казимирович, давайте я сама буду разбираться, если захочу! А вы будете мне химию преподавать!

Она сама себе удивлялась: откуда взялась эта резкость у нее, обычно даже застенчивой, когда надо было сказать что-нибудь не слишком приятное? Очень уж он вывел ее из себя. Почему-то именно Валентин, хотя он ведь не хуже других, с кем ей только и доводилось общаться. Но какой-нибудь Гоша или Серега Ефименко – они и есть такие, как есть, а этому ведь кажется, что он какой-то особенный…

Ничего больше не говоря, Лиза ушла в дом. В столовую она не пошла, провалялась с книгой на кровати, не обращая внимания на пьяные крики под окном. Пусть думают что хотят, какое ей дело! Ей хотелось плакать, она даже в книгу не могла вчитаться: та жизнь, которая возникала на этих пожелтевших страницах, не имела никакого отношения к ее, Лизиной, жизни…

Так начался ее первый студенческий год.

…Училась Лиза неплохо, как и в школе. Только в школе все-таки казалось, что скоро наступит совсем другая, особенная жизнь, а теперь таких иллюзий не было. Лиза и сама удивлялась своим институтским успехам. Ведь нисколько не занималась, ну совсем не тратила на это времени! Наверное, она просто казалась преподавателям этакой примерной отличницей – еще бы, коса до пояса, огромные ясные глаза! – и они не слишком вникали в ее знания.

Год пролетел быстро, ничего не изменив в ее жизни; пошел и второй – точно такой же, как первый.

Валентина Казимировича Лиза встречала только в институтских коридорах: его предмет должен был начаться на третьем курсе. Он несколько раз пытался с нею заговорить, но она просто невежливо отворачивалась. О чем с ним было говорить, если она и так знала, что он ей хочет сказать?

За нею, как всегда, многие ухаживали. И даже настойчиво ухаживали: звонили вечерами, звали на дискотеку. Она и ходила туда то с одним, то с другим парнем, и иногда, выпив немного вина, целовалась с ними в подъезде – противно ведь вечно строить из себя недотрогу, даже как-то неловко! Но ей всегда тошно было вспоминать об этих поцелуях…

Мать наблюдала за Лизой со все возрастающей тревогой. Что происходит с ее девочкой, прежде такой ласковой и спокойной? Отчего она то ходит, будто вареная, то оживляется после чьего-нибудь звонка, то плачет ночью?

Зоя Сергеевна хорошо знала жизнь – настоящую, не ту, что мерещится девчонкам накануне их первой любви. Муж ее умер, когда Лизе исполнился год, а Коля учился в седьмом классе. Отплакав свои первые вдовьи дни, она поняла, какая ноша на нее теперь свалилась, кроме тоски по любимому мужу. Как ей, учительнице младших классов, да еще сидящей дома с маленькой Лизой, растить двоих детей? Хорошо, что Коленька – умный, порядочный мальчик, но ведь это пока, а что с ним будет без отца? Не попадет ли в дурную компанию? Да и просто – где брать деньги на них двоих при крошечной учительской зарплате и мизерной пенсии по мужу? Было от чего прийти в отчаяние, но Зоя Сергеевна не пришла. Характер у нее был решительный, соображала она быстро: прежде всего, надо обеспечить семью продуктами, значит – заняться огородом. То, что спустя много лет стало источником существования для большинства городских семей, спасало Зою Сергеевну давным-давно.

Участок, выделенный ей школой, находился почти в городской черте, доехать можно было автобусом, и Зоя Сергеевна подолгу пропадала там. У нее не хватило ни денег, ни знакомств, чтобы построить дачный домик, но небольшая бытовка, превращенная ее стараниями в довольно уютное летнее пристанище, на участке была, вполне заменяя детям настоящую дачу.

Все Лизино детство прошло в зеленых джунглях: дома вечно была высажена помидорная и еще какая-нибудь рассада, которую следовало растить, обогревать лампой и вовремя поливать. Коля подшучивал над матерью:

– Ты, мама, прямо Мичурин какой-то! Круглый год у нас что-то растет!

Но исправно помогал вскапывать огород, возился с яблонями и ягодными кустами, копал картошку. Он давно уже понял, каких усилий стоит матери поддерживать их жизнь такой, как прежде.

А Лизе просто нравилось копаться в земле, особенно возиться с цветами и яблонями, и она делала это легко, охотно, даже не считая работой.

Мать приучила ее читать – не просто читать что попало, лишь бы позанимательнее, а читать как раз те книжки, которые давно уже мало кто из знакомых открывал по собственной воле, без школьного принуждения. Наверное, имей Лиза менее живой характер, она превратилась бы в книжную девочку – так много книг она прочитала в детстве и ранней юности. Но ей всегда хотелось действовать самой, она представляла себя то Наташей Ростовой на охоте, то Джульеттой на свидании с Ромео, – и только те книги были ей интересны, героиней которых она могла вообразить себя.

Дома была неплохая библиотека, Лиза была записана и в городскую. Она любила сидеть в читальном зале, любила его особую, внимательную тишину, в которой можно было вслушиваться в себя, мечтать и фантазировать. Даже сейчас, выйдя из школьного возраста, она забегала сюда временами, с грустью замечая, как стареют знакомые с детства библиотекарши, становятся какими-то прозрачными и едва не шелестят, как книжные страницы. Если бы можно было так и жить всегда: копаться в огороде, сидеть в этом тихом зале, читать книги… Лиза и сама не понимала, почему это не может продолжаться бесконечно, но чувствовала, что пришло время нового. Время пришло, а новое – не приходило.

Зоя Сергеевна понимала, что надо поговорить с Лизой, но все не могла решиться на это. Ну что она скажет дочери, если не может в точности объяснить, что же ее беспокоит?

Однажды, наблюдая краем глаза, как Лиза сначала сидела у телевизора, безучастно глядя на экран, а потом встала и подошла к темному окну, – Зоя Сергеевна не выдержала.

– Доча, что с тобой? – спросила она.

Лиза обернулась, стараясь изобразить на лице удивление.

– Со мной? Да ничего, мама, просто фильм скучный, я и не стала смотреть.

– Да нет, я не о том, ты же понимаешь. Лизонька, ты сама не своя последнее время стала. С тобой ничего не случилось? Скажи мне, прошу тебя, если б ты знала, как я волнуюсь! Сейчас все так тревожно, непонятно… Кто это заезжал за тобой несколько раз на иностранной машине, мне тетя Клава говорила?

– Ах, это! – Лиза махнула рукой. – Да случайный один человек, не о чем волноваться, мама. Ты же видишь, он и не появляется больше.

– Да ведь и никто не появляется, Лиза! Ты не подумай, я не то что к женихам тебя гоню, но непонятно это. Такая ты у меня красивая, такая умница, а все сидишь одна… – Мать старалась заглянуть Лизе в лицо, но та незаметно отводила взгляд. – Ладно ли, доча, ведь все твои подружки как-то…

– Именно что «как-то», мама! – сказала Лиза с неожиданной страстью. – Именно что кое-как, потому что выбирать не из чего! Ну что хорошего в их женихах? Ты же знаешь, я с людьми не переборчивая, со всяким могу договориться, но не хочется ведь со всяким!

– Ну почему ж со всяким, Лизонька? Вон, Наташа Шебалина какого нашла хорошего парня, я его еще в первом классе учила – помнишь, Славик Рютькин? Армию отслужит он, поженятся. И такая парочка хорошая, ведь любо-дорого посмотреть!..

– Хорошая пара… – Лиза помолчала. – Да ведь он и подходит Наташе. Много ли ей надо? Пьет в меру, работящий – и ладно.