Двое в Барселоне

Шоколад был не только красивый, но, судя по коробке, швейцарский, дорогой.

– Спасибо, – сказала Аля. – Слушай, – вспомнила она, – а как это ты окна мои вычислил?

– Да ничего я не вычислял, – пожал он плечами. – Бабулька какая-то шла, я и спросил, где ты живешь. Александра, говорю, тоненькая такая, большеглазая, одевается хорошо. Бабулька и выложила.

– Ты случайно не частный детектив? – усмехнулась Аля. – Прямо агентурный допрос провел!

– Да нет. – Улыбка у Ромы, если не злиться на него и приглядеться спокойно, была вполне располагающая. – Я бизнесом занимаюсь.

– Деньги делаешь?

– А то что же? Ясно, не песок. А ты в театральном институте учишься?

– Тоже бабка рассказала? – поразилась Аля.

– Конечно.

– С ума сойти! Я их, честно говоря, до сих пор в лицо не всех узнаю, а они – пожалуйста: где окна, где учусь… Откуда только они все знают, даже лавочки ведь нет перед подъездом!

Засвистел чайник, Аля насыпала в заварник чаю, доверху налила кипятка.

– Кто ж так заваривает? – удивился Рома. – Так чай веником будет вонять, больше ничего.

– А ты, видно, хозяйственный? – улыбнулась Аля.

– А то! Дай-ка я…

Рома вылил воду с чаинками в туалет, сполоснул заварник, высушил его над конфоркой, насыпал новую порцию чая, долил до половины кипятком, накрыл кухонным полотенцем… Аля с интересом следила за тем, как он проделывает все это.

Она еще раз отметила про себя, что одет он с той дорогой простотой, с которой не одеваются основные клиенты «Терры», готовые прилепить ценник чуть ли не на собственный лоб. Только его намазанные гелем редковатые волосы были, пожалуй, нехороши.

– Заварку жалеешь? – спросил он, поймав ее веселый взгляд.

– Да нет, интересно просто. А тебе не все равно, какой чай пить?

– Конечно, нет, – недоуменно ответил он. – Зачем же помои хлебать?

– Наверное, и жене не даешь заваривать, все сам? – поинтересовалась Аля.

– А я не женатый, – широко улыбнулся он. – Так что есть перспективы.

– Для кого?

– Да хоть для тебя!

– Ну, уж для меня точно никаких перспектив нет, – снова улыбнулась Аля. – Мне все равно, какой чай пить.

Все-таки его общество не тяготило, глупостей особенных он не говорил, и Аля успокоилась.

За чаем с пористым швейцарским шоколадом выяснилось, что Ромин бизнес состоит из нескольких бензоколонок и одного автосервиса. Он рассказывал, как воевал с «одними там», которые хотели слишком плотно его контролировать, как ловко наладил отношения с чеченцами – в общем, просто хвастался, как хвастается большинство мужчин, когда хотят понравиться девушке. Впрочем, делал он это не слишком навязчиво и не слишком самовлюбленно. Аля не слышала и половины того, что он говорил: его слова влетали в одно ее ухо и тут же вылетали в другое.

– Неинтересно? – заметил ее рассеянность Рома. – Так ты скажи, чего ж ты стесняешься!

– А я не стесняюсь, – возразила она. – Я слушаю, только не очень внимательно, ты уж не обижайся.

– Но ведь я тебя не раздражаю, правда? – вдруг спросил он.

– Правда, – улыбнулась Аля. – Легко с тобой, это правда.

– А о чем ты думаешь? – снова спросил он.

– Какая тебе разница… Ну, о роли новой думаю. О том, как стихи Цветаевой читать.

– Я не читал, но про такую слышал, конечно, – сказал он. – Интересно… Артистка!

– А почему ты в «Терру» ходишь? – спросила Аля, чтобы снова перевести разговор на него: ей не хотелось разговаривать с ним о Цветаевой, но и обижать его тоже было не за что. – Плохонький ведь клуб вообще-то, хоть и место центровое.

– Да я знаю, – согласился он. – По деньгам-то я, конечно, куда покруче могу ходить, но мне там как-то не нравится. Слишком уж все… Как на выставке! Все только себя и показывают, а потом, видно, сплетничают: кто с кем был, кто во что одет. Ну, артисты все эти ваши, певцы, журналисты. Хочется же просто так повеселиться! А в «Терре» запросто, без всяких этих штучек, так что она мне как раз подходит. Тебе-то, понятно, там не нравится. Тебе бы как раз в эти ваши клубы ходить… А хочешь, пойдем? – тут же предложил он.

– Да нет, спасибо, – засмеялась Аля. – Не хочу, Рома, можешь спокойно в «Терре» отдыхать.

«Вот везет мне на хозяйственных! – уже совсем доброжелательно глядя на него, думала она. – Макс был – один к одному, и тоже влюбился. Илья, правда, по хозяйству не очень, зато денег не жалел на облегчение жизни. И ел, что на стол поставишь».

В том, что Рома в нее влюбился, Аля уже не сомневалась. Взгляд у него был соответствующий – восхищенный, внимательный. Точно такой взгляд был у Максима, когда он впервые признался ей в любви на берегу какого-то грязного городского пруда. Только тогда ей было семнадцать лет, и признания влюбленных мальчиков доставляли ей удовольствие… Двадцать три, конечно, тоже не бог весть какие годы, но потребности выслушивать незамысловатые признания у нее уже не было.

– Ладно, пойду, – сказал Рома; Аля оценила его ненавязчивость, особенно удивительную для человека его круга и, похоже, воспитания. – Ты устала, наверно?

– Устала, – подтвердила она. – Спасибо за компанию. И за шоколад.

Они вышли в прихожую, Аля смотрела, как он надевает пальто, туфли – тоже дорогие, из матово поблескивающей черной кожи.

– Ты извини, что я тебя так послала тогда, – сказала она.

– Это когда сюда привезла? – Он засмеялся. – Ну, какие обиды! Я ж тебя тогда, считай, обманул, прикинулся пьяным, думал к себе зазвать. Вот и получил, что следовало! Так что ты не переживай. Тем более, как бы я узнал, где ты живешь? Я тебе там визитку свою оставил на столе, ты звони, если что.

– Ты тоже, – кивнула Аля. – Телефон запиши. – Она продиктовала телефон, и он записал его в электронную записную книжку. – Только я дома редко бываю, даже вечерами – то в театре, то в «Терре».

– Я бы как-нибудь пришел, посмотрел на тебя в театре, – сказал он. – В «Терре»-то видел уже, – добавил он, улыбнувшись.

– Позвоню, – кивнула Аля. – На следующей неделе спектакль по Чехову, я невесту играю. Ты, может быть, фильм видел – старый, смешной такой, про свадьбу.

– А! – вспомнил Рома. – Точно, видел в детстве. Так ты не забудь, позвони…

Дверь за ним закрылась, загудел лифт. Аля вернулась на кухню, взяла книгу, лежащую на подоконнике. Все, что владело ею весь сегодняшний день, да что там день – все дни после того, как Карталов сказал, что она будет играть Марину, – снова подступило к душе…

О Роме она мельком вспомнила только ночью, уже отложив книгу и выключив свет в спальне. Воспоминание о нем не было ни приятным, ни раздражающим – оно просто проглянуло, как месяц в окошке, не мешая и не отвлекая.

Ни об одной своей роли Аля не думала так, как об этой.