Сети Вероники

Хотя, наверное, спрашивать-то было как раз и не надо. То есть неловко было такое спрашивать.

Но Борис Платонович не посчитал ее вопрос неловким.

– Было вчера тяжелое впечатление и второй день не отпускает. Вот, надеюсь отогнать.

Он кивнул на свою рюмку.

– Конечно, я могу вина с вами выпить, – сказала Алеся.

Борис Платонович принес ей бокал красного вина и вазочку с клюквой в сахаре.

– Или надо было взять вам поесть? – спросил он.

– Да вот же.

Она показала на свою тарелку, в которой оставалось еще два колдуна, политых сметаной. Он улыбнулся:

– Счастливый вы человек.

– Почему?

– Хотя бы потому что молоды. Я, например, уже вздрагиваю при одном виде такой тяжелой пищи.

– Не такие уж они тяжелые. – Алеся покачала головой. – У нас колдуны более сытные делают.

– У вас – это где? – поинтересовался он.

– В Полесье.

– Алеся Пралеска из Полесья. – Он снова улыбнулся. – Звучит волшебно.

Она вдруг поняла, что он… Нет, не симпатичный, как девчонки говорят, а красивый. Просто очень красивый. Что у него тонкие черты лица. И глаза глубокие. И внимательные. И умные. И печальные. Она так растерялась, поняв это, что замерла, не в силах отвести от него взгляд.

– Что же, выпьем? – напомнил Борис Платонович.

Алеся обрадовалась его предложению, потому что можно было прикрыться бокалом. Он быстро опрокинул в рот водку. Она отпила несколько глотков вина.

– У вас там, в Полесье, наверное, вообще вкусно готовят, – сказал он.

– Кто как.

– А вы?

– Я не очень умею, – призналась Алеся. – Дома мама готовит, в Багничах бабушка. Это деревня наша, Багничи, – объяснила она. – То есть мой папа оттуда родом. Но теперь он в Пинске живет. И мама тоже. Мои родители в Пинске живут.

– После учебы туда вернетесь?

– Буду проситься. Но куда получится, конечно.

– А в Минске не думаете остаться?

– В Минск меня вряд ли распределят.

Она взяла из вазочки клюкву в сахаре.

– А что у вас в Полесье готовят на десерт? – спросил Борис Платонович.

При этом он тряхнул головой, отгоняя горестные мысли. Что мысли у него горестные, Алеся поняла по тому, как болезненно сощурились его глаза.

– На десерт… – Она слегка растерялась. – А!.. В Багничах кулагу варят.

– Что такое кулага?

В его глазах мелькнул интерес. Горестное выражение исчезло.

– Это из ягод. Все ягоды берут – чернику, бруснику, калину. Рябину тоже можно, – вспомнила она. – Муки немножко добавляют, меду. И разваривают.

– И что получается?

– Что-то вроде киселя.

Алесе вдруг показалось, что очень глупо говорить про какую-то кулагу. Он же не знает, как она ее любила в детстве, целую миску могла съесть, когда к бабушке приезжала. А рассказать ему об этом она не сумеет.

Но Борис Платонович улыбнулся так, будто и без ее слов все это понял.

– Когда вы говорите о простых и милых вещах, меня это не ранит, – сказал он.

– А почему должно ранить? – не поняла Алеся.

– Вчера одноклассницу встретил, – сказал он вместо ответа. – Мы с ней в школе очень дружили. Понимаю, что дружбы между мальчиком и девочкой не бывает, но у нас была. Собственно, не только с ней – мы целой компанией дружили. И часто домой к ней заходили после уроков. Я в четвертой школе учился.

«Наверное, это в Минске известная школа, – подумала Алеся. – С уклоном каким-нибудь».

– Четвертая школа на Красноармейской, угол Кирова, – сказал Борис Платонович. – А Оля жила на улице Ленина, это рядом. Отец ее был профессор мединститута и на меня, помню, еще в третьем классе произвел такое сильное впечатление, что я уже тогда на врача захотел учиться. Такой он был спокойный и умный человек. Квартира у них была профессорская, еще его родителей. Очень респектабельная – мебель из карельской березы, часы с боем. Я такого ни у кого не видел, хотя школа у нас была, как теперь говорят, элитная. Мы в Олиной комнате всей компанией располагались, уроки вместе делали… О Канте разговаривали – я в десятом классе очень им увлекся и всей компании его учение страстно излагал. Отец Олин любил с нами посидеть, иногда мама заглядывала. Она эффектная была, эмоциональная, гораздо его моложе, приходила в каком-то экстравагантном пеньюаре… В общем, это было лучшее воспоминание моего детства.

– А потом? – чуть слышно спросила Алеся. – Потом вы поссорились?

– Почему поссорились?

– Вы же говорите, это воспоминание не есть, а было.

– Не поссорились, а просто жизнь развела. Так бывает. Чаще всего так и бывает. Новая учеба, новая жизнь, это всех разводит по своим дорожкам. Тем более когда медицине учишься, немного остается времени на постороннее общение. Да вы и сами знаете. – Алеся кивнула. – А неделю назад Оля ко мне на работу зашла, – сказал Борис Платонович. – Я ее много лет не видел и с трудом узнал.

«Странно все-таки, – подумала Алеся. – Он хоть и не очень молодой, но и не старый еще. Неужели его одноклассница так постарела, что узнать нельзя?»

– Она больна, – словно расслышав ее мысли, сказал Борис Платонович. – Психика абсолютно расстроена, глаза уплывают, мутные совершенно. Живет в основном по больницам, иногда выходит, пытается куда-то устроиться, но куда в таком состоянии? К нам даже санитаркой взять не могу. Стал у одноклассников узнавать… Оказалось, как только в университет поступила, на первом же курсе вдруг любовь. К какому-то… Из тюрьмы вышел, еще и алкоголик. Забеременела, родила. Учебу пришлось бросить. Обычная в общем-то история, с любой чувствительной домашней девочкой может такое случиться.

– А родители? Неужели не помогли?