Костяной Венец

В библиотеке ждал сюрприз.

– Мастер Дарм. – заупокойным голосом пропела архивариус с феноменальной памятью и такой же феноменальной бесцветностью бытия, – Учебников больше нет.

– Но как? – опешил он, – Я же заявку оставлял, в наличие был экземпляр.

– Распоряжение деканата, ушёл тот экземпляр.

– Что-то я не понимаю.

– И это не мои проблемы. – архивариус захлопнула неподъёмный формуляр с грохотом, лучше слов обозначая своё раздражение, – У нас тут льготники, мастер Дарм, а это люди из неблагополучных семей, сиротки и прочие бедняжки. Вы бедняжка?

– Нет. – покраснел Виктор, не ожидая такой поворот.

– Ну так купите себе новый комплект учебников и эту злосчастную методичку.

С рычащим ворчанием молодой Дарм побрёл на лекцию. Чутьё что-то настойчиво трезвонило, но расшифровать сообщение вселенной мешала пульсирующая боль в голове, и потому настроение сыграло на оборону: просто жди неприятностей и точка.

А скучнейшую лекцию по магическим блокам заменили на ещё более скучную – совмещённую с другими факультетами, а значит, общего образования – какая досада!

– Мы же это всё на первом курсе проходили… – фыркнул Виктор.

– Повторенье – мать ученья, мастер Дарм. – недовольно надулась сизым воробьём такая же сизая низенькая замдекана Зорких, которой вверили выпускные курсы на замену, – Не моя вина, что императорская комиссия нагрянула с проверкой и инспектирует всех преподавателей разом, словно студентов. А распустить вас всех я не могу – инспекция идёт.

Виктор подпёр подбородок ладонью и надеялся, что не провалиться в сон, ведь очень хотелось…

– Итак, выпускной курс. – замдекана давно отошла от преподавательской практики в секретариат, к которому способностей оказалось больше. Дисциплину соблюдать умела, а держать её вместе с вниманием студентов – нет, а ещё её манера говорить больше походила для успокоения буйных, чем для пробуждения любопытства интеллигенции Утёса, – Давайте достанем из архива вашей памяти магическое деление и одарённость. – женщина явно волновалась и всё бегала глазками по тексту вызубренной лекции, – Вы знаете, что магия пробудилась в людях по установленным данным три тысячи лет. Тому причиной послужило смешение генов, блуждающая кровь. – Виктор улыбнулся такой формулировке, поскольку в старых книгах «блуждающую кровь» называли иначе – цыганской. Точнее иначе – именно свободолюбие и кочевой образ жизни цыган привёл к смешению крови разных народов и мутацию человека – если по-научному. Но после восстания цыган, этот народ стремительно срезали во всех новых изданиях, и заслугу по пробуждению мутаций отняли намеренно, – Магия пробудилась в виде ряда талантов, передаваемых по крови. Первыми проявились лекари. Следом Зоркие и псионики – и кто раньше – это большой спор магистров. Последними, уже намного позже проявились техномаги, но вытеснили для себя огромную перспективу среди прочих. Технари, в отличие от остальных продолжают развиваться, этот дар магии не вымирает. Лекарей за счёт своевременных усилий, надзора и скрупулёзной сертификации вывели на стабильность распространения. Зоркие же.. – кивок аудитории и смиренное пожатие плечами, – Вымирают. Если дар не развить, то он затихает, гаснет, а к следующему поколению слабеет, через одно и вовсе отмирает. Другая ситуация с псиониками. – нахмурилась женщина и поджала губы, – Этот вид дара чрезвычайно опасен. Много проблем возникало в ходе истории именно с этим видом дара, потому он послужил катализатором для образования министерств по контролю за одарёнными.

– Инквизиции. – шёпотом усмехнулась Эльза, потупив хитрый взгляд в тетрадь.

Виктор смерил её заинтересованным взглядом и увидел в сумке на сидении рядом комплект библиотечных учебников, который, как он сразу понял, предназначался ему.

– Когда псионики вышли из-под контроля, решено было искусственно урезать численность одарённых.

Виктор знал эту историю и как деликатно её обрисовали радужными красками. Двойственность ситуации аккуратно завуалировали атакой обезумивших псиоников, а то, что по факту из всех представителей своего дара ветвь осталась чуть ли не единственная – императорская династия – вроде как мелочи, не вызывающие вопросов.

– Псионики есть и ныне, штучный, так сказать, экземпляр. – нервно хихикнула дородная женщина, Буквально около сотни персон во всей империи. За этим тщательно наблюдает отдел контроля численности населения и отдел контроля одаренных.

– Псиоников тушат. – погалдел самый знаменитый разгильдяй Утёса и по совместительству сын главного конкурента отца Виктора. Молодой мужчина красноречиво заржал и повлек за собой волну смешков прихлебателей, – Размножают на убыль то есть, ну простите, мистресс.

– Благодарю за ваше мнение, мастер Бойл. Псионический дар уже давно не имеет факультета в Утёсе, поскольку нет минимального спроса. Образование псиоников идёт в частной форме от сертифицированных преподавателей императорской ложи. Дар угасает, тут вы правы. Как и Зоркость. – улыбнулась она, выводя на нейтральную тему, – Поэтому на вас, господа Зоркие, большие надежды. Каждый из тех, кто получит в этом году сертификат Зоркого, должен ответственно относиться к передаче своего дара. Многодетным императорская ложа даёт хорошие поблажки и продвижение по службе, даже плодородные земли в долгосрочную аренду по смешным ценам. – она подмигнула аудитории, будто соблазняя уже сейчас активно работать на передачу дара. Эльза за соседним столом подавила смешок, а Виктор поджал губы и тяжело выдохнул: тема жутко раздражала.

– Как скот, право слово… – фыркнул он себе под нос громче, чем следовало.

– Мастер Дарм. – замдекана сложила пухлые ручки на груди, мягко улыбнулась и захлопала глазками, – Нет ничего зазорного в том, что такой высокий спрос на брак с Зорким.

– Многие получают сертификат не ради дара, не ради карьеры, а ради того, чтобы высоко продать свой генетический материал. – недобро улыбнулся Виктор, формулируя колкость максимально нейтрально, но смысл не укрылся, как и сарказм в словах, – Договорные браки, отсутствие семейного счастья – зато в достатке.

– Уж кто бы говорил… – пронеслось по аудитории хихиканье, но Виктор его проигнорировал.

– Давайте смотреть иначе, мастер Дарм. – кивнула в примирении женщина, – Зоркость, – она подняла указательный палец вверх, – Почему она так ценна? Давайте не умолять её значимость. На ряду с псиониками, Зоркие считались опаснейшими магами, лишь они могли противостоять псионикам и делали это успешно. Именно благодаря их прозорливости, многие ситуации вышло предупредить, не заводя в крайности. Вы же понимаете, какая катастрофа может случиться, если талантливому псионику выйти из себя? Сейчас запрещено в рамках практики посещение тюрем, но в моё студенчество это входило в обязательную программу и ознакомление с даром было живое, а не теоретическое. – она выдержала задумчивую паузу, – Зрелище страшное, скажу я вам. Никакой больше теории не надо, чтобы такое запечаталось в сознании. Псионик в гневе способен просто уничтожить человека в радиусе своего дара. Одной волей, спокойно сидя на табуретке. Может внушить самоубийство, может заставить убить. Псионики – манипулируют людьми, делают из разумного существа бездумную скотину, идущую на бойню. – понимая, что заговорилась, замдекана деликатно откашлялась и смиренно улыбнулась, – Зоркий же – козырь империи. Не преувеличиваю ни сколечко.

– Зоркость вырождается. – Виктор вернулся к актуальной теме, – Не потому ли, что люди замыкают дар в рамках одной крови? И что же «блуждающая кровь»? Однажды она уже способствовала эволюции, что мешает сейчас смешению крови улучшить гены? Что будет, если, к примеру, лекарь смешает свой ген с техномагом? Или Зорким.

– Ох, замечательно, что вы про это спросили. – женщина всплеснула руками, – Два дара вступают в конфликт и побеждает сильнейший – всё просто. Увы, супермага, одаренного со всех сторон не выйдет. Если с позиции крови, то всё ещё яснее: у вашей маменьки вторая группа, у отца третья. У вас не выйдет суммы – пятой группы или второй и третьей сразу.

Виктор просто кивнул, подавляя зевок. Вся тема лекции будто поперёк горла становилась, тема генетики и скрещиваний ради крови звучала слишком цинично, холодно, искусственно.

В голове же маячили другие картины, от которых веяло свободой: блуждающая кровь просто кочевала по воле ветра или же настроения. Где зерно упало, там и проросло. А вот эти речи про группы крови больше напоминали нежизнеспособные саженцы в теплицах.

Молодой Дарм фыркнул и мотнул головой, сам себе напоминая недовольную лошадь – даже стыдно стало за свои деревенские замашки. Аристократ! Сын результата договорных браков ради сохранения дара во славу науки и магии.

И снова захотелось фыркнуть.

А ещё вспоминался разговор с одним старым учёным-техномагом. Он был бабушкиным соседом и иногда чинно покуривал трубку на ступенях их дома:

– Как, думаешь, техномаги появились? Остальные уже давно обжились в этом мире, а технарей ещё не было. Вот откуда им взяться? – он хитро посмотрел тогда на подростка-Виктора, пожимающего плечами, – Принцип дара лекарей тот же самый. Лекарь познаёт суть первого и второго плана бытия. Им понятны и подвластны органические и неорганические структуры. Зоркие же обращаются к третьему, четвёртому и шестому планам в зависимости от направления дара: прошлое к миру предков, настоящее к миру телесному и осязаемому, будущее к плану законов бытия – Судьбе. Псионики контактируют с третьим планом напрямую и мёртвой хваткой, – пожилой профессор хорошенько затянулся, изводя Виктора любопытством, – Лекари немного архаичны, если ты заметил, Виктор Дарм, и их гены подстроились под новый мир, постепенно выводя техномагов. Да-да, мой юный друг, технари – в прошлом лекари, так сказать. Не так уж это и удивительно, правда? – и когда Виктор уже готов был уйти, переваривая сказанное, профессор добавил двоякую фразу, – Но ты ведь знаешь, мальчик, что все уровни бытия – лишь формы ограничений. Седьмой уровень – само созидание, сама бесконечность.

– Но человек не обращается к седьмому плану бытия. Седьмой план – это Создатель. Творец.

Скрипучий смех и облако дыма в лицо – будто гипноз какой-то:

– Думаешь, не обращается? А как же ты к бабуле своей тогда приехал? Из лицея своего пади опять сбежал?

– Сбежал. При чём здесь Создатель?

– При том, малец. Создатель сущего – это любовь. Всякий раз, когда ты обращаешься к энергии любви – ты сильнее законов мироздания. В прах они рассыпаются под такой силой.

Бабушка ругала, что Виктор про такое смел спросить. И не понятно почему, но ссора с профессором тогда вышла значительная. И только днями спустя с настороженным видом она, всё время оборачиваясь, тайком отвела Виктора в дома соседа. Тот снова мерно выкурил сигару, улыбнулся и продолжил разговор:

– Твоя прекрасная родственница, малец, хочет, чтобы ты умел распознавать и сопротивляться программам псиоников.

– А такому можно научиться? Где?

– Нельзя, в том и дело. Но я научу, только будь добр молчи. Николас! – позвал профессор и на его оклик вышел бледный светловолосый юноша – худой, долговязый как каланча, с серыми неуверенными глазами и поджатыми губами. Мальчик посмотрел на гостей и чисто механически приосанился, склонил учтиво голову, но потом снова потерял цвет высокого воспитания, предпочитая быть скорее тенью человека, – Знакомьтесь, это мой крестник Николас. Он псионик. – профессор похлопал парня по спине и косо посмотрел на Виктора, – А ты что, Виктор, так шугаешься? Крестник это мой, хороший парень. Не дели людей из-за своих предрассудков. Николас, знакомься с Виктором и его чудесной бабушкой Фелис Тефлисс. Господа у нас Зоркие.

И так Виктор впервые увидел псионика в действии. Пусть действовать он и не желал, но отказать дядюшке не мог. Так, сначала Фелис, выглядя совершенно естественно, выполняла навязанные программы, а потом и на самом Викторе будто навязали веревок и сверху тянули, играя как куклой.

Воля Николаса зашла в его сознание мягкой силой, почти шёпотом, но всецело завладела:

– В этих старых домах толстые стены, – шептал голос в голове, так похожий на свой, – Через большие окна проходит много света, а подоконники…? Широкие, так и манят присесть. Посмотри в окно! Отрой… смотри, ещё шаг и свобода…

Виктор этот шаг сделал с лёгкой душой. Никакой инстинкт самосохранения не сыграл нужную роль, ноги вели к свободе… от жизни. И лишь рука профессора держала за рубашку, удерживала от падения с третьего этажа.

– Виктор, ну право слово, ты почему такой послушный?

Ничего инородного в голове уже не шелестело, зато обуял вселенский ужас: вот она смерть! Такая, что и без падения замучает! Сердце стучало бешено, оно не хотело умирать! Ноги едва касались опоры и вдруг заметались, руки отчаянно искали во что бы вцепиться, но судорожные попытки лишь раскачивали Виктора сильнее, а сердце ускорялось-ускорялось, страх душил и стучал в виски оглушительным раскаленным гейзером.

– Поздно. – недовольно ворчал он, – Спящее сердечко-то, сложно будет учить, Фелис! – сказал он уже бабушке.