Как и заработок, свобода Лёшу с Наташей тоже не обрадовала. Предложи им Рауф спать в магазине на полу, они согласились бы. Но Рауфу такое не могло прийти в голову. Поэтому бредут они через сквер на два горящих голубоватым светом окна «Рябинушки». Наташа гордо отворачивается от стены из кубов с конфетами. Она загадывала взять граммов двести шоколадных с помадкой – своих любимых, да где уж там… Двадцать рублей на бутылку, вот сейчас они купят, что им нужно и зайдут к торговке самогонкой, которая живёт рядом с бабой Майкой, три пятьдесят на сигареты, дальше – крути мозгами, как выкрутиться. Сопят обладатели засаленной синей бумажки у колбасной витрины, не легко жить на свете с такими ценами. Лёша всё косится на «Любительскую», но понимает: не настало ещё его время праздника. Наташа толкает его локтем: «Печёночная», – шипит она.
– Так давать? – спрашивает Вербицкая, расслышав Наташин шёпот.
Лёша кивает головой:
– М-маенезу в мягкой упаковке, м-маленькую и булку хлеба.
Скользкая целлофановая колбаска печёночного паштета была уже подана Вербицкой Лёше, а язык прямо чешется спросить про котёнка, но она вовремя спохватилась: «Может они уже не рады, что взяли кошку, да и приволокут её обратно в магазин? Воюй тут с ней…»
Нюся несколько раз заходилась своим писклявым мяуканьем в течение этого длинного дня. Забиралась на кровать в тряпки, поспав и накопив силы для нового плача, она снова обшаривала стол, подоконник и остывшую печную плиту и снова, понимая, что съесть нечего, тонко и быстро мяукала. Один раз Барсик подошёл к двери, понюхал и шевельнул ушами, но он снаружи, а писк в хозяйском доме, и он опять влез в конуру ждать время, когда ему прилетит кусок, промоченный супом или борщом. И, собственно, этот момент ему нравился больше, чем возвращение хозяев. С хозяевами всякое бывало: когда покормят, когда бросят корку хлеба или горсть хвостиков и голов от хамсы, а бывает, сопя протопают, грюкнет что-то в доме, и тишина до зари.
Масяка с двумя пакетами прошла по улице, и не перед кем ей было погордиться полными сумками. Валера Борщёв поскучал на лавочке без Лёши с Наташей. Что ж хорошего, когда нет на шкале чёрточки с цифрой ноль? Смотришь на ноль, и понимаешь – ниже уже отрицательные значения: совсем падшие, бомжи какие-нибудь, а Лёша с Наташей имеют дом и двор, только пользуются этим, как абсолютные нули. Поэтому приятно их видеть, торчащих на улице, как добрых маячков чужого благополучия. И только Катюшу, и отчасти Андрея, раздражала ущербная праздность их соседей.
Когда Катюша заметила пустую лавочку, она, не показывая этого, обрадовалась. Конечно, ей пришлось весь вечер прислушиваться: не зовут ли со своим чайником эти нахабы? Но всё было тихо. Барсик получил свой паёк, а Нюся в тот момент спала в тряпках, и Катюша решила, что Наташа, видимо, носит с собой котёнка, вместо грелки.
Кипяток в этот поздний вечер был особенно не нужен – есть согревающее получше для Лёши с Наташей. Правда, в горячей воде можно размочить хлеб с кусочком паштета собаке и кошке, но звать ради этого Катюшу Наташе было лень. Она достала обеденные остатки, выбрала косточки – мягкие Нюсе, Барсику остальные, а в жирное месиво ещё втолкла хлеба. Такой еде и она была бы частенько рада, думала Наташа, начиная хмелеть.
Нюся ела с жадностью, свойственной больше собакам, чем кошкам, и урчала при этом с каким-то подвыванием.
– Жалуиться, – подметила Наташа и посмотрела на Лёшу.
При свете свечи ей плохо было видно недовольство на его лице.
– Натаха, знаишь, как я устал? Шея болить, – он повертел шеей, и старый стул заскрипел под ним.
Наташе не понравилось это нытьё, она подумала, что в кои веки поработал и теперь сидит нудит, но для приличия решила поддержать его:
– Потолок то сделали, дальше легшее будить.
– Тебе хорошо. Ты сидя работала, – продолжал ныть Лёша.
– Позавидовал! В гараже дубняк собачий, и картошка ледяная! И вообще, я пошла спать!
Нюся сидела на полу с раздутым животом, поблёскивала глазами и думала: «Если ещё чего-нибудь дадут, влезет оно в неё или нет?» Больше ничего не дали, только Наташина рука подлезла ей под живот, подняла и понесла к кровати.
Лёжа под одеялом у Наташиного бока, начиная хорошо согреваться, Нюсе впервые за эти три дня без кошки-матери захотелось помурлыкать. Она вспоминала, как присасывалась к материнским соскам, как месила, нежно выпуская коготки, мягкий кошкин живот, и запела: «Мырхх, мырхх, мырхх…»
9
Тётя Нина – уборщица магазина «Рябинушка» удивилась, когда в положенный день не оказалось её помошников.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: