О чем молчит мертвец из Муравушек?

Но отоспаться ей в первую ночь в Муравушках было не суждено. Во-первых, живот. К одиннадцати часам снова прихватило. За окном уже изрядно стемнело, выходить на улицу очень не хотелось, но что поделать. Эля взяла фонарь, накинула толстовку и отправилась на двор.

Сладко пахло вечерней свежестью. Желтые огоньки в окнах домов светились уютно и ободряюще, вот, мол, погляди, Эля, ты тут не одна. Вокруг люди. Березкина приободрилась.

Яркий свет фонаря осветил калитку, забор, невысокую поленницу дров. Она спустилась с крыльца и свернула влево. Пройдя вдоль стены дома, она подняла фонарик на клозет с отверстием на двери в форме ромбика.

Скрепя сердце Эля сунула фонарик в карман толстовки, открыла дверь и вошла внутрь.

Через некоторое время, когда уже собралась выходить, она вдруг услышала тихий скрип калитки, будто кто-то вошел во двор. Кто бы это мог быть? Терентьев что-то забыл сказать, потому и вернулся? Или что-то случилось? Эля приоткрыла дверь и вышла наружу. Фонарик был в кармане, но глаза девушки привыкли к темноте. Да и не особо темно было. Серп луны висел над деревней, и ее слабого света хватало, чтобы различить дом, поленницу, часть забора.

Эля двинулась вдоль стены дома и все ждала скрип досок, когда пришедший станет подниматься на крыльцо. Однако тот, кто вошел в калитку, отчего-то не шел дальше. Когда Эля вышла из-за угла дома, она увидела силуэт человека у забора. Она уже хотела громко поздороваться, как тут этот человек бросился к калитке, рванул ее на себя и побежал по улице. Эля, мягко говоря, оторопела от столь интересного развития событий, потом спохватилась, вынула фонарик из кармана и посветила вслед убегающему. Но тот уже скрылся в проулке.

«Во дела!», – вслух сказала лейтенант Березкина. Подошла к калитке, заперла ее на щеколду. Немного постояла, слушая звуки засыпающей деревни, затем пошла в дом. На крыльце она запнулась о что-то мягкое, и когда посветила туда, то от неожиданности вскрикнула. На крыльце лежала мертвая черная кошка.

«Вот зачем ты приходил, мелкий пакостник!» – разозлилась Березкина.

Кому-то из местных она явно не понравилась и этот «кто-то» доходчиво объяснил это своим мерзким поступком.

Морщась, Эля обошла кошку и зашла в дом. Там она нашла какой-то бесхозный мешок, натянула на руки рабочие перчатки, оставленные Терентьевым для колки дров, и с этим набором вернулась на крыльцо.

Осторожно положив мертвое животное в мешок, Эля унесла его к забору и прикрыла сверху куском валявшейся во дворе фанеры. Утром разберется, где похоронить кошку.

После этого она вернулась в дом, заперла все двери, выключила везде свет, нырнула под одеяло и долго ворочалась на панцирной кровати.

Ныл живот. В голову лезли назойливые мысли. Гнев на пакостника, который подкинул ей на крыльцо мертвое животное, мешал уснуть. Нет, Эля не испугалась. Но, может быть, совсем чуть-чуть. Больше кипела в груди неприязнь к неизвестному человеку.

Задремала Эля ближе к утру, а когда прозвенел будильник, она открыла глаза, чувствуя себя совершенно разбитой. Через минуту раздался звонок. Эля посмотрела на дисплей. Макс Дубов.

– Привет, Эль. Ну как тебе первая ночь в Муравушках? – весело прокричал он из телефона.

Эля поморщилась, вспомнив про мертвую кошку:

– Терпимо, Макс. Привет. Ты по делу?

– Ага. Ночью звонил эксперт. В общем, у твоего жмурика из Муравушек обнаружен в крови ботулотоксин. Скорее всего, курицей отравился.

***

В восемь утра в Муравушки въехала «буханка». На серой панели отечественного авто выделялось длинное слово "Роспотребнадзор". Буханка сразу поехала в администрацию.

По улице в сером пиджаке и кепке бежал Терентьев. Естественно, глаза его закрывали черные очки. С другого конца деревни неслась секретарь Настя Буранова. Встретились они у дома участковой Эльвиры Березкиной.

– Доброе утро, Анастасия! – закричал Терентьев. – Вы не видели Петра?

Петр Титов работал при администрации водителем. В основном возил главу в районный центр или когда приезжало начальство возил их по деревне, а в остальное время и делать нечего было. Являлся Петр на работу к восьми тридцати. Но, как правило, приезжал всегда раньше, и полдня сновал по администрации, стуча кирзовыми сапогами. Терентьев после обеда отпускал его.

А сегодня Терентьеву почему-то подумалось, что Петр увидит, как по поселку ездит незнакомая машина, и сразу приедет за главой. Но, видимо, не сообразил, а может и не увидел.

– Здрасте-приехали, откуда мне знать? – возмутилась Настя.

– Ну ведь у вас шуры-муры? – без обиняков брякнул Терентьев.

Настя закатила глаза. В женихи ей присватали Петра еще год назад, когда тот стал оказывать знаки внимания. И делал это так неумело и неискусно, что глазастые односельчане тут же все разглядели. И как разглядели?

Однажды Петр подошел к Насте в магазине и, заикаясь, спросил, будет ли она после обеда на работе. Это услышала одна женщина и быстро распространила по деревне будто Петр и Настя встречаются. А на самом деле Петр всего лишь хотел, чтобы Настя по долгу службы посмотрела сможет ли он летом в пору сенокоса уйти в отпуск, но почему он не спросил об этом в сельсовете – неизвестно.

– Нет у нас никаких шуров-муров! – рявкнула Настя.

– Ну так люди говорят! – не сдавался Терентьев.

– Вы поменьше этих людей слушайте.

У администрации уже скучали трое сотрудников Роспотребнадзора с такими недовольными лицами, что Терентьев снова тихо выругался, поминая Петра.

***

К восьми тридцати продавец Мила Карпова как обычно открыла магазин, и десяток покупателей, в основном старики, ввалились в царство макарон и консервов.

Милка многозначительно цокнула языком и покачала головой. Каждый день приходят, как будто у них ни крошки хлеба на столе не осталось. Но что поделать: многие в деревне встают ни свет, ни заря. А потом маются бездельем, потому-то и идут в магазин, кто за солью, кто за печеньем, но все без исключения лясы поточить и друг на друга поглазеть. Какое-никакое развлечение.

Милка стала скоро обслуживать покупателей. Она шелестела купюрами, профессионально швыряла на весы крупу и макароны.

Вдоль прилавка тянулась очередь, и по старому помещению магазина гулял сдержанный гул из голосов. Люди вполголоса обсуждали смерть Игнатыча, цены на привозную муку и сахар. Кто-то хихикал и рассказывал собеседникам пикантные подробности из личной жизни.

За окном, забранным железной решеткой, промелькнула голова статной Олюшки Кругловой, жены покойного Игнатыча. Все ее за глаза Олюшкой кличут за добрую натуру и щедрость.

Женщина вошла в магазин. В белой, как молоко, руке Олюшки виднелась бумажка с черным печатным текстом. Все замолчали. И лишь чье-то несуразно громкое «здравствуйте» нарушило эту секундную тишину.

Олюшка не удостоила ответом вежливого односельчанина, протолкнулась к прилавку и, испепеляя Милку бешеным взглядом, заорала:

– Ты по какому праву население травишь?! Душегубка! Как тебя земля носит?

Милка открыла рот, выпучила глаза, да в таком виде и оцепенела. Не мудрено. Потому что эти крики предназначались для ее ушей.

– Что случилось? – Пришла, наконец, в себя продавщица.

– Читай! – Олюшка швырнула в нее бумажку. Но лист, не долетев до ее лица, красиво лег на прилавок, и Милка дрожащими руками подняла его. На листке черными буквами было написано «Судебно–медицинская экспертиза».

Милка непонимающе взглянула на Олюшку.

– Что это?

– А то, что мой муж отравился твоей курицей! Ботулизм! Ты его погубила! Отравила моего мужика! – Слова Олюшки Кругловой хлестали, как звонкие пощечины.

Народ ахнул, почти синхронно сделал шаг от прилавка, словно на нем уже кишели бактерии Клостридиум ботулинум.

За окном послышалось ворчание «буханки» и в магазин вошли трое сотрудников РПН, Терентьев и во главе процессии лейтенант Эльвира Березкина. Эля была бледной после бессонной ночи.

– Товарищи! – громко обратился к народу Терентьев. – Просим вас покинуть помещение. Есть основания полагать, что здесь продаётся заражённая ботулотоксином продукция. Если кто-то купил курицу, то ни в коем случае ее не употребляйте! Так же и куриные яйца из этого магазина тоже не ешьте.

Народ кинулся на улицу, лишь Милка застыла с листком бумаги в одной руке и с пачкой макарон в другой.

После того как сельчане покинули магазин все до одного, сотрудники РПН занесли в помещение какое-то оборудование, костюмы защиты и прямо там стали переодеваться.

– Так. Мы будем работать, – бесцветно сказал один из сотрудников, – магазин закрывается. Вы, глава, и вы, участковый, здесь пока не нужны.

Терентьеву и Березкиной ничего не оставалось, как выйти. Потоптавшись у магазина, они отправились в администрацию.

В трехстах метрах от дороги в конце улицы виднелся красный крест на деревянном доме. Медпункт. Около него, несмотря на раннее время, толпился народ. Фельдшер Иван Сыромятов что-то громко говорил, а люди наседали на него, размахивая руками.

Березкина сказала Терентьеву, что на работу придет позже, и направилась к медпункту. Пока она шла, видела, как Сыромятов открыл дверь, и толпа ввалилась внутрь медпункта.

– Что тут происходит? – громко спросила Эльвира, когда вошла. Десятки людей, заполнивших и без того тесное помещение, беспокойно переговаривались, размахивали руками и охали. На вошедшую никто не обратил внимание. Все стояли у кабинета, на двери которого висела пошарпанная табличка «Фельдшер».

– Что случилось?! – еще громче крикнула Березкина и стала пробираться сквозь толпу к кабинету.

– Не толкайтесь, женщина! Не видите, тут очередь? – прошипела седовласая бабушка.

– Какая я вам женщина? – взвилась Эля. – Я ваш участковый. Лейтенант Эльвира Березкина.

– Вот дожили! – пробурчал чей-то мужской голос. – Баба – участковый! Где это видано?

Эльвира метнула гневный взгляд по толпе, выискивая нахала. Нахалом оказался маленький плюгавый мужичок в восьмиклинке. Он стоял прямо у двери фельдшера. Эля решительно шагнула к нему и, глядя в его водянистые голубые глаза, отчеканила:

– Гражданин, представьтесь, пожалуйста.

В помещении повисла могильная тишина. Мужичок стушевался, что-то пробурчал себе под нос, затем выдавил:

– Яков я.

– Яков. – Не сводя строгих глаз с него, Эля холодно проговорила: – Я с отличием закончила полицейскую академию, прошла военную подготовку. Имею дипломы и государственные награды. И сейчас я при исполнении. А вы меня как назвали? Баба?

Правая бровь Эли иронично изогнулась.

Из толпы отделилась женщина лет сорока со скандальным выражением лица и яростно закивала:

– И прально, товарищ участковый! Прально говорите! Совсем распоясались, ни-икакого уважения!

– Ну ты-то куда, а? Ты-то куда? – с испуганными глазами зачастил Яков. Женщина как будто этого и ждала. Поставив руки в бока и вытянув шею к Якову, она закричала:

– О, гляди, раскудахтался! Ты прежде чем рот свой открывать, хоть думай своей куриной башкой, кто перед тобой! – Она постучала себе кулаком по лбу, затем ткнула пальцем в Эльвиру: – Видишь, человек при исполнении?! Куда ты со своим худым умом лезешь?!

Лицо Якова стало свекольным, он порывался что-то сказать, но звонкая трескотня женщины не останавливалась:

–… Бездельник! Язык как помело! Шел бы лучше работать!

– Без тебя разберусь, куда мне идти! – огрызнулся Яков.

У Эли зазвенело в ушах от крика женщины.

– Отставить ругань! – рявкнула она.

Женщина вздрогнула и смолкла. Яков глянул на Березкину виноватыми глазами и принялся оправдываться:

– Я извиняюсь, не со зла же, я ж ниче против женщин не имею. Извиняюсь я.

– Впредь следите за языком, – ответила Эльвира и воззрилась на толпу:

– Я третий раз повторяю вопрос: что у вас случилось? Почему здесь полдеревни?

– Так известно – что! – звонко рявкнула скандалистка. – Ботулизм!

– У всех, что ли? – опешила Эля.

Скандалистка дернула плечом, оглядев Элю с таким изумлением, словно Эля – ребенок, и не понимает элементарных вещей.

– Дык, конечно! Все в одном магазине закупаемся. Эту Милку Карпову посадят, да? – И не дожидаясь ответа Березкиной, она злорадно воскликнула: – Давно пора! Сколько можно травить население!

– Ее в первую очередь будут судить! – крикнул какой-то умник.

– И пра-ально!..

Толпа загудела, как будто не в очереди к доктору стояла, а на суде, где решалась участь Милы Карповой.

Дверь в кабинет распахнулась. Оттуда вышел дед. Ворча, он растолкал всех руками и двинулся к выходу. Яков уже хотел нырнуть в кабинет, как тут его вытолкнул сам фельдшер Сыромятов. Все уставились на доктора, а тот поднял ладони вверх и спокойно, но громко сказал:

– Дорогие односельчане! Я понимаю ваше беспокойство, но, пожалуйста, сначала выслушайте меня. Ботулизм проявляет себя почти сразу. Если у вас наблюдаются боли при глотании, сухость во рту, тошнота, рвота, диарея, то я осмотрю вас! У кого нет перечисленных симптомов, попрошу на выход, не занимайте очередь без веских причин!

Элю окатило горячей волной. Тошнота, диарея! Неужели она каким-то образом успела заразиться ботулизмом?

Люди стали переглядываться.

– У меня сухость во рту и боль при глотании! – испуганно воскликнула давешняя скандалистка.

– А ты ори поменьше!.. – усмехнулся кто-то в толпе.

Женщина вытянула шею, злыми глазами выискивая весельчака. Эля поняла, что сейчас снова начнётся скандал. Она протиснулась к фельдшеру и тихо сказала:

– Доктор, у меня диарея и тошнота. Кажется, у меня ботулизм.

Сыромятов оглядел девушку в полицейской форме и кивнул на кабинет:

– Заходите, товарищ участковый.

После короткого опроса, фельдшер заключил, что у Эли банальное отравление. Дал ей лекарство и посоветовал не поддаваться всеобщей панике. Эля, было, обиделась, но вспомнила, что сама диагностировала себе ботулизм при том, что в местном магазине ничего съестного она еще не приобретала. Уже у двери Эльвира вдруг кое-что вспомнила и обернулась:

– Скажите, доктор, а у покойного Круглова были какие-нибудь тяжелые заболевания?

Сыромятов снял очки и положил их на стол.

– Ох, Федор Игнатьевич был здоров, как космонавт, – сказал он. – Даже давление было в норме, что для его возраста удивительно.

– И сердце?

– И сердце в полном порядке. Я ведь и сам удивился, когда он умер. Такой здоровый человек. Жить да жить… Вы знаете, Эльвира Степановна, между нами говоря, – Сыромятов пристально посмотрел на Березкину. – Нет тут никакого ботулизма. И я думаю, эти товарищи из роспотребнадзора зря теряют время.

Эльвира вернулась к столу и села напротив Сыромятова.

– Почему вы так думаете?

– Ну, во-первых, если бы дело было в курице и яйцах, то как минимум два-три человека уже бы явились ко мне со всеми симптомами. Тишина. А Круглов у нас когда умер? Правильно, двое суток прошло. Ботулизм, как я говорил, проявляет себя почти сразу. Во-вторых, у Круглова никаких симптомов не было, я вдову опрашивал. И так быстро от ботулизма не умирают. Тут что-то другое.

– Вы сказали, два-три человека уже бы пришли к вам со всеми симптомами. Так за дверью полдеревни ждет, смею заметить, – возразила Эля.

Сыромятов коротко хохотнул и потер седые виски.

– Это, Эльвира Степановна, банальная паника. Вот и все. Готов поклясться, все эти люди здоровы.

– А что же тогда, по-вашему, случилось с Кругловым?

– Не могу знать, – наклонив голову вбок, мягко сказал Сыромятов. – Я могу только дать вам подсказку. Ни инфаркт, ни оторвавшийся тромб, ни этот ботулизм – ничего из этого не является причиной смерти Круглова. Все это мимо. Смерть Круглова – загадка, которую разгадать придется вам, – пафосно закончил мужчина.

– Послушайте, Иван Павлович. Наш медэксперт, который выявил ботулотоксин в крови Круглова, очень опытный специалист.

Сыромятов приложил ладони к груди.

– Я нисколько не сомневаюсь в компетенции коллеги. Но остаюсь при своем мнении.

Эльвира покачала головой, сухо попрощалась и вышла.

***

Домой она вернулась ближе к обеду и увидела, что на крыльце сидит Васька. У его ног лежал топор с отполированным белым лезвием.

– Ты чего тут? – насторожилась Эльвира.

Васька поднял голову на голос, вскочил на ноги и застенчиво улыбнулся:

– Так вы же это… просили дрова переколоть? Не надо уже?

– А-а-а, я и забыла. – Эльвира облегчённо выдохнула, вошла в калитку, затем кивнула на поленницу.

– Можешь приступать.

Васька кивнул, схватил топор и двинулся к поленнице. Эльвира забралась на крыльцо, отворила дверь и посмотрела на худощавого парня.

– Вася!

Васька обернулся.

– Что ты делал вчера вечером?

– Ничего, дома сидел с Валюшкой, – пожал он плечами. – А что?

– Да так, ничего. Хотя, – Эля спустилась с крыльца и двинулась к забору, где под куском фанеры лежала вчерашняя страшная находка. Она нагнулась, развернула мешок так, чтобы было видно животное, и поманила рукой Ваську. – Гляди.

Она указала пальцем на мертвую кошку, а сама внимательно посмотрела в Васькино лицо.

– Ох ты… Ничего себе! Нашла место, где крякнуть, – воскликнул парень. На его лице отразилось искреннее изумление.

– Не знаешь, чья кошка? – спросила Эля.

Васька нахмурился, присел на корточки перед мертвым животным. Затем мотнул головой:

– Не-а. У нас в Муравушках их полно. Стерилизовать-то некому, вот и плодятся. А она давно тут у вас лежит?

– Вчера на крыльце нашла, – призналась Эля. Васька поднял голову и вопросительно глянул на нее. В его взгляде читалось: «Кто это так, Эльвира Степановна, вам подгадил?», но вслух он ничего не сказал.

– Дайте лопату, если есть, – Васька выпрямился.

– Зачем?

Парень странно глянул на нее:

– Так это. Закопать надо. Не будет же она здесь все время лежать.

Эля хлопнула себя по лбу. Это все бессонная ночь и разболевшийся живот. Из-за этого она тормозит.

Лопата нашлась за кладовой. Васька забрал мешок с мертвым животным и ушел. Вернулся он через полчаса и сразу принялся рубить дрова.

Весь обеденный перерыв Эля просидела за столом, пила черный чай и уныло глядела в окно. Кроме чая ничего больше не лезло. Да и не было ничего, Эля ведь не успела закупиться в магазине, а теперь его и вовсе закрыли на неопределенное время. Надо подумать, где брать продукты. Не может же она Настю Буранову все время объедать. И когда теперь этот магазин откроют? В десятом часу утра расторопные сотрудники РПН, изъяв из магазина курицу, уже уехали к Ольге Кругловой проверять ее домашние консервы и закрутки. Эле вспомнился фельдшер Сыромятов. Что, если версия, что Круглов отравился магазинной курицей или домашними закрутками, не подтвердится? Что, если фельдшер прав – ни инфаркт, ни тромб, ни курица не виноваты? Но ведь яд обнаружен в крови покойника. Это факт. Откуда тогда?

Подумав о покойнике, она нахмурилась. Почему-то стало казаться, что в смерти обычного старика затаилась какая-то странность, которую пока не видно. Эля почти физически ощущала, что будто бы нужно чуть-чуть приоткрыть ширму, и тогда за этой стариковской смертью откроется что-то ужасающее.

Березкина тряхнула головой, отгоняя плохие мысли. Быть может, недосып и расстроенный кишечник так мрачно на нее влияют. Конечно же, сотрудники РПН подтвердят, что заражение произошло от курицы. Или от маринованных грибов Кругловой. Иначе и быть не может. А фельдшер. Фельдшеру просто скучно в этой деревне, потому и выдумывает всякое.

Вот "ночной доброжелатель" с мертвой кошкой – вот это действительно странно и непонятно. Кто этот человек? Зачем он так с Элей?