Леди предбальзаковского возраста, или Убойные приключения провинциалок – 2

– Ну а ты что? Поедешь?

– Нет, – буркнула подруга и отвернулась к стене.

– Как это – нет? – я схватила её за плечо и заставила повернуться. – Как это – нет? Ты слишком многим пожертвовала ради этой роли. Пусть эта жертва не будет напрасной. Подумай!

– А как же моя семья?

– Ты, вообще-то, собиралась разводиться с Вадимом, забыла? – воскликнула я.

– Передумала.

Она отбросила одеяло ногой, отдёрнула шторку, впуская в комнату порцию бледного света. День обещал быть таким же серым, как и вчера.

– Вот как? Стоило ему тебя спалить с любовником, ты сразу передумала. Оригинально, однако. Но послушай. Давай порассуждаем: если ты уже не хочешь разводиться с Вадиком, то ему-то точно нужно время, чтобы тебя простить. И не факт, что это произойдёт. Потому я предлагаю тебе закончить эти грёбаные съёмки и тогда ехать вымаливать прощение. Если он не простит тебя, то, по крайней мере, ты заработаешь деньги и сможешь содержать детей. Да и тебе нужно остыть, подумать, как быть дальше. Нам всем после вчерашнего – надо поостыть и подумать, как жить.

Ди, молча слушавшая мою тираду, ни к селу, ни к городу, засмеялась и сказала:

– А поехали бабку мочить!

– Какую бабку? – не поняла я.

– Ну Сонь, мадам Горелову, конечно, какую ещё?

Мадам Горелова, точно. Хитрая бабулька, облапошившая нас на пятьдесят тысяч. Надо подумать, как вернуть деньги. Хотя это всё нужно было делать вчера, когда она вместе с полицейским выселяла нас из апартаментов на Невском. Как говорится, куй железо, пока горячо.

– Знаешь, что, моя дорогая? – нарочито громко сказала я. – Вчера надо было её мочить, а не прятать голову в песок! Если бы ты…

Я приготовилась сказать Ди, что, вообще-то, если бы она вчера поддержала меня, то мы могли бы доказать полицейскому, что мадам Горелова и её сынок Афанасий Никанорович обманным путём вытянули из нас деньги, но Ди перебила меня.

– Соня, пожалуйста! Вчера мне было не до этого. У меня был сильнейший стресс!

– Ага, стресс… Ладно. С Гореловой разберёмся, только надо понять, как это сделать. Так ты едешь на съёмки?

Подруга тяжело вздохнула, словно я отправляла её на казнь.

–Уговорила. Сегодня съезжу, а дальше видно будет.

На улице моросил мелкий, противный дождик. Даже не дождь, а просто влага без шума ложилась на плечи. На земле было ужасно скользко. Лужи лежали прямо на снегу и не замерзали, что для меня меня, человека, родившегося на севере страны, возмутительно неправильно.

Юрий подошёл к грязно-зелёному пикапу. Слава богу, у отца есть машина. Пнул по колесу, как делают все мужчины, нагнулся, озабоченно осмотрел его.

– Совсем лысая резина, надо менять, – пробормотал он.

Пикап был старый, но внутри пахло хорошим парфюмом.

Мы поехали в полицейский участок.

Когда мы оставили пикап на парковке и вошли в здание полиции, Юрий наклонился к окошку дежурной кабины и попросил следователя Еремина. Дежурный кивнул и нажал кнопку открытия дверей, ведущих в холодные мрачные казематы. Очевидно, отец знал куда идти, потому что уверенным шагом двинулся к лестнице. На втором этаже он остановился перед кабинетом номер 4. На входе висела красная табличка "Еремин П.С", Юрий стукнул два раза кулаком в дверь и толкнул ее.

Еремин оказался толстым дядькой лет пятидесяти с весёлым лицом и лысеющей головой.

– Холмогоров, едрит твою дивизию, ты чего так рано? – Следователь встал из – за новенького лакированного стола, на котором громоздко лежали кипы бумаг и папок. Юрий крепко пожал руку ему.

– Здорово, Семеныч!

– Здравствуй, дорогой. А это кто? – Кивнул Еремин на меня.

– Знакомься, это моя дочь. Соня.

У Еремина отвисла челюсть.

– О, так вот ты какая – Соня. Рассказывал отец про тебя.

Я недоверчиво посмотрела на Юрия, тот махнул рукой, мол, не слушай и сказал следователю:

– Отказную пришёл писать.

– Ну пиши, коль не шутишь.

Отец сел за стол. Следователь подал ему бумагу и ручку.

Пока Юра писал отказную, Еремин поднял телефонную трубку и велел привести Смирнову Марию. Положив трубку, с интересом взглянул на меня.

– Твой отец – хороший человек.  – Он заложил руки в карманы брюк, прошёл по кабинету, остановился у окна. – Мы с ним лет двадцать знакомы, я тогда работал в Северске опером. Помню, как однажды при задержании одного рецидивиста, твой отец спас меня. Этот Афоня, три ходки уже имел, и вот в очередной раз вызов. Порезал кого-то. Поехали, значит. Скрутили его, привезли. Так вот, он дежурного, молоденький пацанчик еще тогда был, дежурный – то. С одного удара его уложил. Я за табельное, но он и меня, собака такая, по башке, и наручниками шею скрутил и давит, с-собака, я отбрыкиваюсь, куда там! Заведомо невыгодная позиция. Думаю, все. Позорный кирдык.  – Еремин обернулся, кивнул на Юру, – А батя твой сзади подошёл к нему и вломил. А мог бы и не подходить. Я-то перед этим ему самому вломил. Дурной был, каюсь. С тех пор, конечно, многое изменилось. С Юрой скорефанились. А потом меня сюда отправили, повышение, значит, получил.

– Ладно тебе, – отозвался Юра, отложив ручку. Еремин строго взглянул на него и грубовато бросил:

– Чего ты скромничаешь? Дети должны знать, какие у них родители, чтоб могли гордиться ими. А насчёт Марии ты на него не злись: всё он правильно сделал. Была б моя воля, поехала бы Маша по этапу, но твой батя – мудрый мужик. Один раз закрыть, напугать, а потом простить. Такой метод отбивает всякую тягу по воровской идти. Ладно уж. – он подошёл к столу, прошелестел листком отказной. – Написал?

– Я бы поспорила насчёт правильности, но не буду, – вставила я.

Еремин поднял указательный палец вверх.

– И правильно, нельзя с нами спорить, – глубокомысленно изрёк он и заржал.

Дверь в кабинет открылась, и на пороге показалась Машка – Жонглёрша. Вид у неё был заспанный, волосы взлохмачены. Она зажмурила глаза, словно не видела дневного света лет десять.

Я бросилась к Машке, обняла её. Никогда прежде я так не радовалась ей, как сейчас. При виде Юрия Машка опустила глаза.

– Ну всё, семейство! Живите дружно! – заржал Еремин.

Юра дал мне ключи от машины и сказал, чтобы мы подождали его там.

– Здравствуй, свобода! – сказала Машка, едва мы вышли на улицу. Она задрала голову и с наслаждением втянула носом воздух. Затем она достала сигареты и спросила:

– Как ты этого добилась? Ну… Уговорить его забрать заявление?

Я пикнула брелком сигнализации. Пикап, стоящий в компании полицейских УАЗиков, приветливо моргнул фарами.