Зеленый. Цвет свободы

– Спасибо, Мария! – я радостно обняла свою новую соседку, та фыркнула и оттолкнула меня. – Высуши сначала свою одежду, потом обнимайся, – она добродушно улыбалась.

– Я спущусь за пиццей, а ты переоденься пока, отметим твое новоселье, – Мария оставила меня одну.

Я осторожно развесила мокрую одежду на старом радиаторе под подоконником, надеясь, что он не развалится под тяжестью вещей и задержалась возле окна. Сквозь мокрое стекло был виден кусочек площади. Нью-йоркский ливень закончился так же внезапно, как и начался. Люди уже сидели на скамейках, грея руки о бумажные стаканчики с горячим кофе из ближайшей кофейни. Мужичок с бородой самозабвенно играл на саксофоне. Двое ребят на роликах отрабатывали резкие повороты. Жизнь шла своим чередом. Никто не обратил внимание на нового жильца в крошечной квартирке над пиццерией.

Пицца была отменной.

– Джо утверждает, что итальянцы рвут на себе волосы от отчаяния, когда пробуют его пиццу, потому что его пицца гораздо лучше итальянской, – Мария усмехнулась, откусывая идеально ровными белыми зубами кусок маргариты. Горячий сыр обжег ей язык, и она смешно высунула его, пытаясь остудить.

– Мм, это самая вкусная маргарита, которую я пробовала, – от наслаждения я закрыла глаза. Томатный соус был превосходным – в меру соленым, с легкой кислинкой и умеренной сладостью, а тесто тонким и хрустящим. – А я ела ее и в Италии, и во многих других странах, – я облизала соус с пальцев и потянулась за другим куском.

– Готова поспорить, что ты никогда не пила с пиццей самый идеально подходящий ей напиток, – Мария хитро подмигнула, – что тебе в Италии наливали, а? Белое или красное?

– По-разному было, и то, и другое, – впервые в жизни я уплетала пиццу за обе щеки.

Мария вытащила из холодильника две стеклянные бутылочки и одну протянула мне.

– Это что, кола? – я удивленно подняла брови.

– Это – идеальное дополнение к пицце, – она ловко открыла крышку кольцом и глотнула.

– И-де-аль-но, – выдохнула она.

– Но я не пью колу, в ней столько сахара.

Мария откупорила и мою бутылку и всунула мне в руку.

– Пей!

Я дожевала кусок пиццы и глотнула колу.

– Идеально! – повторила я, блаженно прикрыв глаза.

– Кстати, Джо – китаец, – Мария собрала коробку и бутылки в мусорку. – Мусор выставляем по четным числам возле пиццерии.

Я не знала, какая информация удивила меня больше, поэтому промолчала.

– Вечером покажу прачечную, где я стираю. Вот твои ключи. Бойфрендов не води сюда, – она чмокнула меня в щеку и упорхнула.

У меня был выходной в ресторане. Вещи из сумки я достала за две минуты. В квартире было чисто, так что не найдя себе дела, я решила прогуляться и изучить новый район.

Возле арки на Вашингтон-Сквер шумел фонтан. Я не спеша обошла его и увидела козырек кофейни на углу напротив парка. Горячий кофе – отличный спутник в прохладный дождливый день. Осторожно прихлебывая американо с молоком, я пошла по улице.

Эта часть Манхеттена была совсем не похожа на центр. Двух и трехэтажные домики из темно-коричневого кирпича, крылечки с коваными низенькими заборчиками, маленькие кафешки, кажется, только для своих клиентов-соседей, были как будто не из Нью-Йорка. Даже ритм жизни здесь был свой – размеренный и неторопливый. Я не заметила, как сама стала идти медленнее. Мне нравился этот дух спокойствия и тишина.

В очередной раз свернув за угол, я заметила девушек на одном из крылечек. Я остановилась посмотреть.

Высокая тонкая блондинка с шикарными длинными волосами позировала со скучающим выражением лица. Другая девушка щелкала затвором с невероятной скоростью. В один момент она перестала щелкать и внимательно разглядывала что- то в камере. На ее лице можно было заметить сочетание разочарования и легкого раздражения.

– Николь, это никуда не годится, – девушка с фотоаппаратом говорила с легким акцентом, и я готова была поспорить, что ее акцент был русским.

– В тебе нет эмоций! Ты в Нью-Йорке. Сделай что-нибудь смелое, сумасбродное!

– Что? Я и так стою полуголая на чужом крыльце, – голос белокурой девицы был неприятно писклявым.

– Ты же модель!

– А ты – фотограф!

– Да, я фотограф. Но снимать манекен бесчувственный не собираюсь. Или оживаешь прямо сейчас и работаешь, или катись к черту!

– Все думают, что моделям легко. А ты вот сама попробуй попозируй на таком холоде в открытом платье, – блондинка надула губки и скривилась, как будто сейчас заплачет.

– Держи камеру и нажимай сюда, когда скажу, – девушка-фотограф вручила блондинке фотоаппарат, скинула кожаную куртку, стянула свою кепку, из-под которой хлынул каскад темных блестящих волос, резким движением она сняла футболку, лифчик и кинула их на тротуар, подняла руки, поддев ими волосы и скомандовала: «Жми».

Блондинка-модель с круглыми от удивления глазами послушно щелкала затвором, пока девушка-фотограф с обнаженной грудью позировала. Ее щеки порозовели, глаза искрили смешинками, когда она изображала «я ловлю такси без лифчика», а таксисты ошарашенно глазели на нее.

– Поняла? – фотограф, наконец, оделась и заняла свое место.

– Это было… очень неожиданно… и круто, – Николь явно прониклась уважением.

– Дай мне эмоций!

Процесс фотосъемки пошел по-другому. Модель перестала быть куклой, а фотограф, казалось, летала вокруг нее.

Я редко видела людей, настолько влюбленных в свое дело, как эта девушка-фотограф. Камера была с ней одним целым. Щелк-щелк-щелк. Это ее мысли щелкали или камера?

Я смотрела, как завороженная. Когда съемка закончилась, я подошла к ним.

– Классно снимаешь, – сказала я по-русски.

– Спасибо. Хочешь съемку? – она внимательно на меня посмотрела: глаза цвета грецкого ореха как будто сканировали меня. – Для сахарных картинок в сети не снимаю. Домохозяек и розовые зефирные какашки тоже. Извини.

Она повернулась ко мне спиной и стала упаковывать технику. Через пару секунд повернулась.

– Кстати, откуда узнала, что я русская?

– Акцент услышала, – я пожала плечами. – Мне не нужна съемка. Мне понравилось наблюдать за тобой.

Карие глаза недоверчиво прищурились, но через мгновение расслабились.

– Марина. Вот моя визитка. Будет одиноко, кинь смс.

– Ок, – я спрятала визитку в карман.

– И?

– Что, и?