Мертвое сердце. Книга первая

– Белка, опять ты? – в кабинет вошёл уже знакомый дядька в синей рубашке.

Я села ровнее и расплылась в улыбке, все ещё заворачиваясь в куртку. Чего у них здесь так холодно? Ноябрь на улице, а у них отопления нет! Застучала зубами, потеряв контроль над собственным телом от холода.

– Дядь Миш, отпустите по старой дружбе, а? – состроила самую виноватую моську и посмотрела на мужчину с мольбой.

Участковый прошёл от входа к своему столу, шлёпнув какими?то бумагами по государственному имуществу, и сел на противно скрипнувший стул. Интересно, на покраску стен бюджет выделили, а на мебель, чуть ли не разваливающуюся под весом не самых худых мужчин, не смогли. Сколько лет сюда попадаю, а изменений почти не застаю.

– В чем ты на это раз не виновата, а, Белка? – спрашивает участковый, даже не обратив внимания на мои мольбы.

Не помню почему, но он называл меня только по кличке. Услышал же где?то, и привязалось. Может, так ему было легче со мной контактировать? Я ведь несовершеннолетний подросток с девиантным поведением и кучей приводов. Да меня уже в детскую комнату милиции перестали увозить! И сейчас спросят что?то для протокола и отвезут в "Надежду", подарив директору право выбора наказания. Я была не против, так даже легче, не придётся чувствовать себя ошибкой природы перед доброй женщиной, которая занимается постановкой на учёт.

– Драка, – я пожала плечами и посмотрела на грязевые подтеки на полу, которые оставила заляпанными сапогами.

Неприятно. Не люблю мусорить, тем более разводить грязь. От этого самой себе кажешься грязной и неприятной. Меня передернуло, но скорее от холодного сквозняка из окна.

– Паспорта с собой не было, – сказал молодой стажёр и продолжил печатать отчёт на ноутбуке.

Михаил Семёнович пробурчал что?то вроде "Откуда он у нее?" и снова залип в бумажки.

Интересно, где там Барсик пропадает? Меня скрутили ровно за пять минут до его возвращения из туалета. Всё что я успела – пронаблюдать за потерянной моськой из окна удаляющегося бобика. Хотя, если смотреть объективно на всю ситуацию, то виноватым был именно он. Из комнаты утащил сопротивляющуюся меня он, привез в этот чертов клуб он, и получила я из?за ревности его бывшей зазнобы.

– Чего ты в «Жаре» забыла? – поинтересовался Дядь Миша, – там же одни наркоши.

Кивнула, подтверждая его последнюю фразу. И скривилась, вспоминая то, что видела у бара. Куча людей, продающие и покупающие таблетки, и я, танцующая под заводную мелодию. Никогда не пробовала наркотики. Не понимаю людей, которые сознательно подсаживают свой организм на медленную смерть. Это глупо и недальновидно. Но алкоголь пью. Противоречивая я личность.

– Барислав танцевать привёл, – пробурчала я, вспоминая собственного парня самыми последними словами.

Чаще всего в участок я попадала из?за него и собственной тормознутости. Или везучести. По какой?то малопонятной причине ловили меня первой. Как ни крути, но это оставалось одной из самых загадочных закономерностей моей жизни.

Вот и сейчас, поймали меня и ту женщину, которая пыталась втянуть меня в драку, потому как она безумно любила Барсика. К моему счастью никто не пострадал, но было обидно. Неадекватную и пьяную вдрызг куклу увёз прискакавший знакомый, а шестнадцатилетнюю меня без документов и, кажется, мозгов оставили до выяснения обстоятельств. Не честно, как по мне, потому как инициатором была она. А я просто розоволосое нечто в поношенной одежде, которое априори выглядело виноватой. М?да.

– Поехали, отвезу тебя в "Надежду", – встал участковый, и комната огласилась новым мученическим криком стула.

Я радостно кивнула, вскочила на ноги и с сожалением стянула с плеч тёплую куртку. Протянула ее стажеру, который рассматривал меня как барби, которую маленькая девочка подстригла и покрасила. Красочное и чертовски точное сравнение.

– Оставь, – смутился парень под моим обрадованным взглядом.

Мерзнуть не хотелось от слова «совсем». Так что я благодарно улыбнулась ему и пошла на выход.

Дядь Миша вывел меня в полумрак коридора, где по ощущениям было на пару градусов холоднее. Виновны в этом большие, не утеплённые на зиму деревянные окна, со щелями, в которые я могла просунуть палец. Мужчина махнул мне на лавочку у стены, а сам зашёл обратно в кабинет, видимо за ключами от машины. Ну или хотел, чтобы я не услышала их разговор. Однако деревянная дверь не имела никакой шумоизоляции, так что низкий бас участкового и тенор его помощника я слышала настолько отчетливо, будто сама находилась в комнате.

– Отпускаете ее? Просто так? – спросил молодой.

Шуршание бумаг и скрип открываемой дверцы шкафа. Тяжёлое дыхание, хрип участкового и его усталый голос.

Встала у стены напротив двери, не желая садится на холодную лавочку.

– У тебя есть варианты получше? Толку ее оставлять здесь? Там хоть под присмотром будет.

Я его понимала. Тоже устала от собственной безысходности. Он мог бы сейчас спать дома в тёплой кровати, но собирается везти по сырым мокрым улицам брошенного подростка в детский дом, а там ещё и профилактические беседы устраивать из?за того, что те не могут уследить за подопечными. Дай мне сейчас на выбор быть собою или им, я бы выбрала себя. Я получу очередное наказание, не выйду за пределы Дома месяц или два, но не буду каждый день проводить в гиене огненной, в которой каждый день живёт мужчина.

– Она на учёте с двенадцати лет. Хулиганит, дерётся постоянно, ночью бродит где попало!

Я то думала, что он добрый. Куртку мне одолжил вот. А тут пытается наказать посильнее. Не разбираюсь я в людях, что поделать. Никогда не удавалось с первого взгляда определить, как расположен ко мне собеседник. Часто доверяю плохим людям и раз за разом обжигаюсь. Но верю в добро. Разве стал бы грозный дядька полицейский, который в тюрьму засадил половину нашего городка, отвозить хулиганку меня? Да, иногда случались и моменты малодушия, когда я запутывалась в себе или же специально делала назло. Но я верила в человечество и в мир, в котором зло всегда проигрывает. Чаще всего в моей "сказке" было именно так.

– А куда ее? На пятнадцать суток закрыть? Директор этой их "Надежды" не поедет за ней. Нахрен она ему не нужна. Зато бабка, которая в городе живет, прилетит и такой шум поднимет, неделю сниться будет в кошмарах. Опасности от нее никакой, голова на плечах имеется, хоть там и ветер. Отработает наказание – поумнеет на каплю, так, гляди, к двадцати ее больше не увидишь.

И ведь не поспоришь. Раньше я сюда чаще попадала, бывало даже раза два за неделю. Сейчас раз в три месяца, бывает реже. Умнею, наверное. Даже зарделась немного.

– Протокол заполнишь, ляг и поспи. Нам ещё к Шанхаю ехать.

Тяжёлые шаги и надрывный скрип пола, прогибающегося под тяжелым телом, заставил отпрыгнуть от двери на несколько шагов. Та резко открылась, выпуская Михаила Семёновича, уже надевшего форменную куртку. Выглядел он в ней забавно: на груди воздушная подушка, а живот стянут до невозможности. Я спрятала смешок в воротнике и пошла за ним к выходу.

Патрульный бобик стоял на парковке у единственного на весь наш маленький городок участка. Привычно села на переднее сидение и с силой захлопнула дверь, потому как по?другому она не закрывалась. На водительское втиснулся сам хозяин машины, завёл мотор и вырулил на темную площадь перед парком Победы.

А на небе занимался рассвет. Оно светлело, отражаясь лучами блеклого осеннего солнца от сизых облаков, что плыли грязными барашками в противоположную нашему движению сторону. Горизонт падал на плечи серо?голубым сводом, давя и вынуждая думать о приближающейся неприятности.

Сколько времени я просидела там, в участке? Сейчас часов шесть утра. Даже машины встречались редко, автобусы тем более. Кому хочется ехать куда?то в промозглый выходной? Вот город и спал, досматривая свои сны с проблемами, о которых мне даже мечтать сложно.

Не могу представить жизнь хуже моей. Тем неприятнее было видеть коттеджи частного сектора центра города. Дорога пролегала мимо счастливых и не очень жизней других людей. Будь я на их месте, то радовалась бы каждому дню, пусть и нудному, зато в семейном кругу и без борьбы за существование.

Спокойной жизни не существовало в Доме. В нём с раннего детства ты должен биться за справедливость. Тебя разом используют в своих целях, издеваются и бьют. Но стоит только ступить за высокий забор "Надежды", мир кардинально меняется, добреет и приобретает краски.

Потому рано или поздно побег становится первоочередной задачей. И это случается почти с каждым. Кто?то не выдержав и пары месяцев, а кто?то, дождавшись совершеннолетия. Я была из второй категории – идти мне было некуда.

Однако были и те, кто не стремился к побегу. Такие как Барсик пользовались привилегиями, оставались тут до двадцатитрехлетия, а потом обеспечивали детдом. Все, включая директора, знали откуда на счета "Надежды" поступает финансирование, но молчали. Деньги есть деньги. Даже если они заработаны нелегально.

Серая крыша, покрытая мокрым от сырости шифером, показалась из?за редких деревьев и потрескавшихся многоэтажек, а я почувствовала, как в животе завязывается узел из страха и сомнения.

– Боишься? – как будто в ответ моим мыслям спросил мужчина, задумчиво почесывая топорщащиеся усы.

Киваю и смотрю на кирпичное двухэтажное здание, которое неумолимо приближалось, давя на психику. Не хочу туда. Будь у меня выбор, оказалась бы сейчас в другом месте. Но его у меня нет, так что открываю дверь и ступаю на мокрый бетон. Дверь сразу захлопываю, не желая выпускать тепло из нутра старого автомобиля. Даже там мне дышалось легче, чем под моросящим дождем и серым небом у ограды Дома. Подставляю лицо холодным каплям и вдыхаю морозный воздух.

Страж закона идёт впереди, вынуждая плестись за ним, в отчаянии поглядывая на тучную спину. Ему?то что до моих проблем, у него своих – миллиард. Я, возможно, ноя постоянно о своей жизни, живу раз в пять лучше чем он. У меня хоть время позавтракать есть.

Миновав парк с редкими деревьями, мы поднялись на крыльцо, на которое ступать то опасно – бетон потрескался и покрошился от времени. Тяжелая обитая ржавым железом грязно?жёлтая дверь открылась с громким скрипом, разбудив сторожа и вахтершу. Оба они вскочили на ноги при виде участкового, но остановились и с осуждением взглянули на меня.

– Доброе утро, Валентина Сергеевна! – сказал, улыбаясь старушке, дядь Миша, – как Ваше здоровье?

Женщина скривилась ещё больше и покачала головой. На вид ей было лет семьдесят, но морально она готова была орать ещё лет двести. А ещё жаловаться на боль в спине и раздавать тяжелой рукой подзатыльники всем, кто ей не угодил. Я была не исключением, так что не понаслышке знала, что ускорения они придают даже сильнее пинка.

– Опять?! – заорала на весь этаж тучная женщина, её глаза сверлили меня, как рыбак сверлит лёд для лунки.

Сторож шарахнулся в сторону, открыв мне минное поле для пробежки. Воздух накалялся от тяжелых взглядов, направленных на меня.

Но к моему счастью и разочарованию вахтерши с лестницы послышался перестук каблуков, и показалась печальная улыбка Раисы Алексеевны – главной воспитательницы нашего детского дома. Пара летящих шагов и самая лучшая в мире женщина спускается и подходит к нам. Меня ласково, но непреклонно хватают за руку и немного ее сжимают.

– Михаил Семёнович! Может чаю? – мягкий голос успокаивает присутствующих и ласкает слух.