Счастье в мгновении. Часть 3

– Ты рассчитываешь на то, что я тебе поверю? Ты наивнее, чем я думал, сэр Моррис. – Он вальяжно садится на место и запрокидывает голову наверх, поддерживая ее ладонью.

Я стараюсь отвечать предельно спокойно, изворачиваясь от допроса, как только могу:

– Брендон, я не должен отчитываться ни перед кем за каждый мой шаг!

– Должен, еще как должен! – настойчиво восклицает он и издает случайный свист языком. – У того, кто подписал со мной контракт, должна быть безупречная репутация в обществе. Ты не забыл?! Как я могу доверять тебе, когда то и дело получаю портящие мое мнение о тебе вести?!

– Естественно, но мое право на личную жизнь никто не отменял! – Я соединяю пальцы рук. – И если я хочу куда-то съездить, то я…

Еще не закончив предложение, он завершает его за меня:

– Обязан первым делом доложить об этом мне!

Я уже жалею, что связался с ним.

После затянувшегося молчания, набравшись смелости, я приближаюсь к той самой теме, и волочу языком:

– Понимаете, Брендон, я убежден, что всё, что говорила вам ваша дочь, – ложь. Мы не обговаривали с ней о помолвке, да и я не собирался… – мысли разносятся в разные стороны, что их невообразимо трудно соединить в предложение. – Поймите меня правильно, но этого не будет…

С мрачной усмешкой подает:

– Не будь мальчишкой, Джексон. Тебе уже не пятнадцать лет. И хватит скромничать! – Его тон таков, будто он говорит о чем-то примитивном, банальном.

– Нет-нет, вы ошибаетесь, глубоко ошибаетесь. – Я смотрю на свои соединенные руки с округлившимися от страха глазами и с испугом ощущаю трепет сердечного мускула. – Белла для меня…

– Будущая супруга, – убежденно вставляет он, который раз, не давая мне договорить.

Я вскакиваю, словно обожжённый чем-то горячим, вытягиваюсь в полный рост и в затуманенности рассудка стремлюсь ко второму окну, чтобы раскрыть его.

– Мистер Гонсалес, я с уважением отношусь к вашей семье, но я не буду мужем вашей дочери. Да это же чушь, кто выдумал это? Да, мы немало времени провели вместе, но наши отношения, не более чем отношения двух хороших друзей… – Я усмехаюсь, нервно ломая себе руки и прислоняюсь к камину.

– Поздно ты спохватился, юноша! – Гордый тон придает ему величие. Он нервно раздувает свои широкие ноздри и приглаживает свои волосы. – Ты подписал, созданный лично мною, редкостный контракт о том, что заменишь меня в компании после ухода, так?

Я киваю, признавая самому себе, что не защищен от любых стрел, которые выпускает из своего лука в меня Гонсалес.

– В пункте сорок втором этого контракта указаны твои обязательства. – И наполняет свою рюмку.

Минуту я словно руками держусь за пустоту, дабы не упасть, стою с непритворным и суровым хладнокровием, перебирая в памяти тот день. С каждой секундой обдумывания меня накрывает таинственная глыба, наваливая сильное душевное потрясение. Черт возьми. Я же не дочитал бумаги, которые подписывал. А что я подписал?! В ту минуту, когда я решился на сотрудничество с Гонсалесом, сказав «да», я в состоянии полной растерянности и погружения в себя не знал, что это повлечет за собой.

– О каком пункте вы ведете речь? – говорю, а сам дрожу едва заметной мелкой дрожью. Деланое спокойствие во мне угасает и появляется глубокая сосредоточенность.

Поставив с треском на стол выпитую до последней капли рюмку, покопавшись в бумагах, он протягивает мне папку на нужной странице перед этим смочив пальцем слюну, чтобы свободно листать слипшиеся страницы. Я считываю про себя строчку внизу документа, написанную вдвое мелким шрифтом, чем основной текст: «Становясь директором корпорации «Нефть-лидер» лицо одновременно обязуется заботиться о мисс Гонсалес, обеспечивать её всем тем, что будет ей необходимо. Через три недели после занятия главного поста директор обязан публично объявить о помолвке с Беллой Гонсалес. Нарушение данного условия повлечет за собой расторжение договора с серьезными санкциями».

Текст этой строчки пламенеет перед глазами. Я получаю удар в солнечное сплетение и не осмеливаюсь даже вздохнуть полной грудью. Будто ни с того ни с сего обрушился мир. Я лишаюсь дара мысли, превратившись в соляной столб. Надо мной закрыли крышку гроба, забили гвоздями и положили в землю. Его голова оказалась полна таких замыслов?! Против воли он связал меня со своей дочерью, купил, как раба, чтобы я пожизненно был привязан к ней. Вот такая цена его контракта?! Он гнусное, подлое существо, животное, у которого нет чувств! Он разбил мою жизнь! Меня осыпали столько месяцев пылью, а я и не замечал этого. До этой минуты я словно спал. Проклюнувшись в самое сердце, страх возрождает проснувшийся мой характер, наперекор которому я не буду идти и запущу в Брендона до самого его сердца меч своего гнева. Яростно передернув плечами от нашептывающей мысли, что меня завели на затерянный путь, я вскидываю на него грозные глаза, жадно втягивая в легкие воздух. «И решение, которое ранее мне казалось безошибочным, стало пагубным», – производит ошарашенное сознание.

Я ломаю голову, как это могло произойти именно со мной.

Горький, едкий, ужасающий смех вырывается из уст Брендона, пронизывающий мое тело и душу.

– Усёк, юноша? – Он пускает мне в лицо замечание, испуская дикий вопль восторга, проявляющийся в виде странной улыбки на его лице.

Меня захватили врасплох. Я устремляю бешеный взгляд поверх его головы, кипя от безудержной злобы. Я думал, что со мной уже случились те несчастья, которые были опущены мне, но, кажется, всё только начинается.

Так вот, в чем уникальность этого контракта, на который не решалось большинство известных мне бизнесменов. И я, как скажет Питер, засел в самое дерьмо. Нет. Иисусе. Как я мог не обговорить этот договор с юристами? Как я мог допустить такую оплошность? Черт меня бы побрал. Я близок к тому, чтобы соскользнуть в пропасть. Как найти просвет?

– Брендон, да как вы смеете?! Вы мерзкий, жалкий ублюдок! – Я ругаюсь бескровными губами. Пот градом катится со лба. В душе бушует страшная буря. – Не усек и не собираюсь! Как вам в голову пришло так обойтись со мной? – В первый раз отказываю ему, вопросительно вскинув бровь, и невольно поднимаю руку для удара.

Со скрипом ножек резко отодвигаемого кресла он выхватывает мою ладонь, которая застывает на полувзмахе, и вплотную прижимает меня к камину, устремляя помутневший змеиный взгляд. Я не в силах выразить всевозрастающую ненависть к нему.

– Ты не посмеешь, сопляк, выпускать свои руки! Обратного пути нет! – язвительно указывает он ором, выбрасывая противный плевок слюны мне в лицо, растекающийся по носу.

Со сверлящей болью и со сверхчеловеческими усилиями вести себя спокойнее, чтобы обговорить об этом другим языком, я вытираю лицо и отодвигаюсь от него со словами:

– Я готов принять санкции за свою глубочайшую ошибку и расторгнуть договор. Мне очень жаль.

Он тыкает в меня пальцем:

– Ты не знаешь, о каких санкциях идет речь! – После секундного шипения добавляет: – Если бы моя дочь не любила бы такого безмозглого негодяя, я бы сделал из тебя половую тряпку и хорошенько протер бы ей пол! Ты подписал листы, ты оформлен, готовься к помолвке! – Убежденный, гордый голос придает могущество этому манипулятору.

Я взрываюсь, не в силах остановиться:

– ТАКОГО НЕ БУДЕТ! Я не буду вашим правопреемником и не буду жениться на Белле! Это же галиматья указывать в юридическом документе такие условия! Я вам что, сударь из десятого королевства, чтобы женить меня таким путем? Вы бессердечны!

Он сгребает ворот моей рубашки и гремит:

– Паршивец! За что только моя дочь тебя полюбила! Как ты позволяешь так обращаться со мной?! Ты женишься на ней и будешь на руках её носить, заруби себе это на носу! – кровавая улыбка ложится на мои губы.

Я с резкостью отмахиваюсь от него, разгораясь в гневе, подавая в громком тоне, не выдерживая:

– Ищите другого придурка на эту должность! И я не буду для нее ни мужем, ни братом, ни другом! Я не люблю ее!

– А кого ты любишь?! – со скрежетом и глубоким презрением спрашивает «хозяин» моей жизни.

В молчании проходит тревожная минута.

Мы оба взираем в окно, во тьму.

– Я имел неосторожность, сынок, – делает напряженную паузу, смягчаясь в голосе, но со злобой в сердце, – подслушать, как ты пел для той девушки. Мы не сразу вошли в эту комнату. – Сердце усиливает бешеный бег. Я утыкаюсь взглядом в пол. Едкое, холодное презрение Брендона пронизывает мое тело и душу. – Помимо этого я знаю, с кем ты находился прошедшие два с половиной дня. – Через три секунды грубо заявляет, угрожая: – Если ты еще раз позволишь себе изменить моей дочери с этой распутницей моделью, то я позволю себе применить к тебе то, что нужно было с самого начала!

Не ожидая этого от себя, я толкаю Брендона в сторону с воплями:

– Если вы еще раз позволите пригрозить мне и сказать гадости про эту девушку, я подам на вас в полицию!

– Отпусти от меня свои дряблые руки, мерзопакостный подросток! – смеется он противным смехом, отчеканивая каждое слово. – ТЕБЕ НЕ ПОЗВОЛИТЕЛЬНО УПОТРЕБЛЯТЬ ТАКИЕ ВЫРАЖЕНИЯ! – смахивает ладонями с себя отпечатки от моих касаний. – Я никому не позволю диктовать мне! Сделаешь, как велено! Видите ли, влюбился он и заступается за «левую» девчонку, – насмешливо-дерзким тоном гремит он и выдавливает на губах кривую усмешку, подчеркивающую его коварный задуманный, тщательно вынашиваемый, план. – Я знаю этих развратниц. Белла мне рассказала, что из себя представляет эта куртизанка. Будет нужно, и с ней разберемся, чтобы не вмешивалась в твою жизнь и жизнь моей дочери! – Он делает грозный удар, попавший прямо в сердце, сделавшее кульбит. – Ты звучишь довольно-таки жалко, думая, что полиция все разрешит. В каждой стране у меня есть знакомые, и они скорее привлекут к ответственности тебя, чем позволят сказать в мою высочайшую честь одно лишь грубое слово. Любое твое слово или действие против меня пойдет не лучшим образом в твою сторону, прими к сведению!

– А вот это не сметь! – ору я изо всех сил задыхающимся голосом. – Только попробуйте приблизиться к ней на шаг!

Мы стоим друг напротив друга возле камина, в котором поблескивают огоньки пламени.