– По-прежнему ли я… как бы это? Хм… – Я ломаю голову, а что, если бы… – Я тебе не говорила, но отец писал мне в день рождения, и я не смогла не ответить. Он был так счастлив моему ответному сообщению, что взял попытку позвонить и… И хочет приехать. Кажется, спрашивал адрес, где мы живем с мамой.
– И?
– Я не знаю, готова ли общаться с ним, – говорю с грустинкой, пожав плечами.
– На мой взгляд, этот час пришёл, – рассуждает он, потирая густую щетину, которая придает ему более мужественный вид. – Время прошло и вам следует обо всем поговорить. Тем более ты уже не ребенок, каким была ранее.
– Джексон, только мне страшно, очень, – признаюсь с отчаянием я.
– Страшно что, не понимаю?
Сжимая подол футболки кулаками, отвечаю:
– Что мама полностью отвернется от меня, если я увижусь с отцом.
– Скажи мне честно, ты сама этого хочешь, если не обращать внимания на мнение матери? – Он откровенно задает вопрос.
Эта фраза царапает меня по сердцу. А кто же не хочет? Кто не хочет свидеться с родной «кровинушкой»? Если есть такая возможность… но нежеланные воспоминания, дороги, по которым блуждает моя память, еще не превратились в пыль, не стерлись из сознания.
– Я… не… и… Д-а… Или… Нет…
– Очень глубокомысленный ответ. Но все же!
– Да, – тихо бурчу я, боясь, что стены передадут обо всём матери.
– Нет причин, чтобы не делать того, чего ты желаешь, а мама… – вздыхает, – …поймет, я уверен в этом. Я буду рядом с тобой. Всегда.
– Спасибо, что поддерживаешь, спасибо, что понимаешь и выслушиваешь. – Я смотрю на него и улыбаюсь. – Ты лучшее, что есть в моей жизни.
– Малышка моя, – целует меня в лоб. – А как же иначе?! Как и ты в моей.
– Джексон, мне завтра нужно будет отъехать в одиннадцать часов, так как состоится собрание в модельном. Максимилиан написал, что я должна присутствовать. И нам нужно довести проект до совершенства и представить ему.
– Да, он указывал про это в своем письме, которое и мне прислал.
– Давай я проведу завтра репетицию с малютками?
– Справишься? Я бы как раз доработал детали, отредактировал сценарий и создал окончательный документ. А ты бы удостоверилась еще раз в одежде, которую сшили для деток, и дала бы возможность им пройтись по дорожке строго по твоим указаниям, – мило и в то же время уставшим голосом высказывается Джексон. В такие отрадные минуты я не перестаю благодарить небеса за того, что подарили мне такого мужчину.
– Решено! После собрания собираю детей и репетирую с ними дефиле. У них и с первого раза все хорошо получалось.
– Еще бы, когда такой учитель. – Он смущает меня такими словами. – Я подвезу тебя утром до модельного. Все же район не близкий, и мы достаточно отстранились от центра.
– Не стоит, Джексон. Я прогуляюсь, переведу дух и после работы вернусь в наше с тобой потайное убежище, – улыбаюсь я.
– Буду ждать с нетерпением. Возьмешь вторые ключи, они находятся на тумбе в коридоре. Если приедешь раньше меня, распоряжайся всем тем, что тебе нужно.
Я снова чувствую смущение, которое он замечает.
– Милана! Убери стыд! Мы родные друг для друга, нам незачем смущаться.
Знаю, что его раздражают такие слова, но все же произношу:
– Я должна тебе буду и…
С яростной волной, охватившей его вмиг, осведомляет:
– Да, должна! Будешь должна! Заплатишь за каждый день проживания! А еще счет за газ, за воду, за свет!
– Конечно, я все оплачу, – со смешком выражаюсь я на его милую злость.
– И это не всё! Будешь должна тысячу и один поцелуй!
Джексон на мгновение исчезает и приносит «Вселенную на ладони», зажигая ее и ставя между нами на столик.
Чтобы устранить его раздражительность, доношу:
– Мы и вправду будем здесь жить, вдвоем?
– Тебе не нравится? Это временно… Но здесь всё…
Я прикладываю палец к его губам.
– С тобой мне хорошо даже под землей.
У меня созрела идея произвести завтра по плану все дела раньше Джексона и приехать в квартиру, сготовить для него вкусный ужин и ждать его прихода.
– И чтобы больше я не слышал, что ты одна, одинока и что-то мне должна! – указывает мне, что уже стало привычкой для него. И я не могу ни сказать, что мне это не нравится.
– Джексон, – заправляя выпавшую прядку за ухо, с нахлынувшей тоской бормочу я. – Внутри – я одна, – отзывается озябшая душа.
– А как же я? – Он игриво улыбается, подбадривая. Нежность и любовь светится в его глазах. – Я же тоже тут, – указывает благоговейно слегка влажной рукой от невысохших капель воды после душа в область моего сердца.
При свете звезд, с неизъяснимой чистотой произношу:
– Ты всегда будешь здесь… – делаю паузу, обдумывая красивую мысль, – ты единственный, кто смог прикоснуться ко мне не только губами, но и сердцем.
– Моя малышка знает, как сделать так, чтобы от каждого слова у меня нарастали мурашки… – с мечтательным выражением лица доносит он. Кровь прихлынула к моему сердцу от звука его голоса, катящегося по телу. – Моя любовь так повзрослела.
Я шуточно закатываю глаза.
– Я не о том, о чем ты подумала, – улыбается он, – любовь в широком смысле слова. – Он усаживается в другое кресло, возле меня, ухватывает, но уже с крепкой силой, мою ладонь и соединяет наши пальцы. Я всматриваюсь в его глаза, в его обжигающий взор. – Запомни, родная, пока я держу твою руку, ты в полной защите, ты со мной, – такими словами он проникает в мою душу, очень глубоко.
Луч луны освещает его лицо. Тяжелый вздох вырывается из его груди.
Включая песню Somebody Desperate From «Cyrano» Soundtrack The National, он спрашивает:
– Помнишь те слова, которые я сообщал тебе в Милане, на башне?