Черная перепелка

Соня с Тамарой, уговорив на двоих полбутылки водки, с трудом, подталкиваемые Наташей, накрывали на стол.

– Знаете, у меня такое чувство, будто бы вы к концу года подрастеряли все свои душевные и физические силы… – Наташа двигалась быстро, все-то получалось у нее аккуратно, красиво. – Давайте уже, дорогие мои девочки, приходите в себя. Вы только посмотрите, какая кругом красота!

Она вдруг подбежала к прозрачной стене гостиной, за которой прямо на глазах тонул в голубых сумерках сад, и, всплеснув руками, покачала головой в умилении.

– Сумасшедшая красота!!! Дом, что ли, купить, хоть самый маленький, но с садиком! Соня, где твоя икра?

– В сумке, – отмахнулась от нее Соня, которая мрачнела прямо на глазах. – И масло где-то там, и батон.

Внезапно Наташа резко повернулась и уставилась на подруг:

– Послушайте, может, я ничего не знаю? Что случилось? Тамара, посмотри на меня! На тебе лица нет! Соня, а ты? В чем дело? Может, не хотите встречать здесь Новый год? Что-то не так? Или я накосячила?

Она стояла посреди гостиной растерянная, с широко раскрытыми глазами и недоумевала, не понимала, что происходит. Праздник не получался.

– Если вы думаете, что замерзнете… Но вроде бы теплеет.

– Да брось, Натка, все нормально. И ты молодец, вон как огонь в камине пылает! – сказала Тамара, но по ее виду и тону чувствовалось, что говорит она это словно через силу.

– Вы мне скажите, елку можно наряжать или нет?

– А где ты возьмешь игрушки? – с каменным лицом спросила ее Соня. – Насколько я помню, мы отговорили тебя брать сюда твою елку с игрушками.

– А там, в спальне, в шкафу, я нашла и коробку с игрушками. Их не так много, в основном какие-то красные банты, флажки да несколько шаров…

– Что еще ты нашла в спальне? – усмехнулась как-то нехорошо Соня.

– А что я могла там еще найти? Или вы думаете, что это неприлично – рыться в чужих шкафах? Соня?! Скажи! Я как-то неприлично себя веду?

– Да это я так… Извини. Сама не знаю, что несу, – поспешила успокоить подругу Соня.

– Ну, ладно, проехали, – Наташа взяла себя в руки и, решив, что беспокоиться не о чем, продолжила приготовления. Нашла в сумке все необходимое для бутербродов с икрой. – Ой, девочки, какая икра! Чудо! А лук зеленый кто-нибудь взял?

– Все в сумке, – снова раздраженно бросила Соня. – Выложи все на стол и увидишь…

Тамара, наблюдая за действиями Наташи, заставила и себя тоже присоединиться к ней, достала из буфета большой хрустальный графин, куда вылила апельсиновый сок из коробки.

– Ну вот, у тебя уже и руки дрожат! – заметила Наташа. – И давно это у тебя?

И тут произошло неожиданное. Соня, вдруг вскочив со своего места, метнулась к Тамаре, схватила графин и с силой бросила его прямо на плиточный кухонный пол.

Звук бьющегося тяжелого хрустального графина был похож на взрыв! По звонким красным плиткам быстро разливался сок, острые прозрачные осколки графина плавали в желтой жидкости опасными острыми углами вверх.

Наташа от удивления начала сползать по стенке вниз. Она так испугалась, словно в нее выстрелили.

Тамара выругалась так, как никогда в жизни.

– Сонька, ты сбрендила, что ли? Что с тобой? Узнала, что беременна? – Наташа, собравшись, старалась разговаривать с ней как с тяжело больной. Боялась сказать что-то лишнее, чтобы не спровоцировать на какой-нибудь еще безумный поступок.

– Я не знаю, что мне делать… Совсем не знаю. Мне кажется, что я вижу какой-то дурной, страшный сон… – прошептала Соня, давясь слезами. – И вы все какие-то нереальные… Ущипните меня, ударьте, наконец, чтобы я пришла уже в себя!!!

– О каком сне ты говоришь? Что тебе приснилось? – Тамара, словно протрезвев, взяла себя в руки и теперь вернулась к своей роли старшей.

Она еще не знала, что сейчас услышит, но заранее готовилась к тому, чтобы, вынырнув из своего страшного сна, помочь подруге, как-то успокоить ее.

Соня стояла, вытянув перед собой руки, и видно было, что и они дрожат, как и у Тамары. Она хотела что-то сказать, но челюсть свело, а потом отпустило, и зубы начали стучать так, что было слышно.

– Если я сейчас скажу вам, что случилось, то сразу потеряю вас. Навсегда. Да и жизнь всех нас, троих, сразу же изменится. Причем в худшую сторону. И никто не знает, что будет ждать нас впереди. Вот и решайте сами, вам это нужно?

– Соня, милая, да что с тобой? – Наташа подошла и обняла подругу. – Успокойся. Поверь, что бы ты ни сказала, ты нас уж точно не потеряешь. Мы же подруги. Даже если бы я была замужем и узнала, что ты переспала с моим мужем, думаю, что я и тогда бы простила тебя. А вот его – нет…

– Господи, а ты-то чего несешь?! – воскликнула теперь уже Тамара. – И что только всем вам в голову лезет! Какие мужики, да и причем здесь они вообще, как будто бы в жизни ничего важнее нет!

– Но это же я так, гипотетически! – пожала плечами Наташа. – Просто я хотела сказать Соне, что готова простить ее заранее за все! Ну, что такое она могла совершить, чтобы мы с ней разругались в пух и прах? Я даже представить себе такое не могу!

– Может, она украла у тебя деньги? – гоготнула нервно Тамара.

– Вы что, грибов, что ли, галлюциногенных нажрались? Чего несете-то? – теперь уже Наташа по-настоящему разозлилась, схватила с тарелки только что приготовленный ею же мягкий и жирный бутерброд с икрой и отправила в рот. Целиком. И теперь стояла со смешными надутыми шарообразными щеками и, энергично двигая челюстями, не могла ничего говорить. Только вращала глазами да вертела головой, как если это могло помочь ей поскорее прожевать.

– Спрашиваю вас еще раз – вы действительно хотите знать правду или же все сделаем вид, что ничего не происходит?

– Да что происходит-то?

– Ничего не произойдет до тех пор, пока я не открою рот и не расскажу вам, что со мной случилось, почему я такая. Почему разбила графин, почему мои нервы готовы довести меня до паралича!