Девять жизней Греты

Здесь, на этом бульваре, в теплое время суток все кафе выносят на улицы, под огромные, тенистые вековые липы, столики, и таким образом бульвар превращается в длинное, протянувшееся почти на половину города летнее кафе. И, что самое удивительное, они все заполняются людьми, отчего создается впечатление, будто бы в этом городе каждый день – выходной. Славянский бульвар – это место встреч всех живущих как в самом городе, так и в селах. Прогуливаясь по нему, можно встретить с десяток знакомых, родственников, коллег. Молодые мамочки с колясками беспрестанно курят сигареты, пускают дым разве что не в розовые мордочки своих чад. Чинные, с коротко остриженными седыми волосами болгарки, собравшись в стайки, пьют горячий шоколад, радуясь встрече и теплому солнышку. Молодые парни, по какой-то причине оставшись без работы, с раннего утра до позднего вечера сидят, развалясь, в уютных плетеных креслах под полотняными тентами, пьют кофе из крохотных чашечек, перемещаясь из одного кафе в другое, и стреляют глазами в приятелей, чтобы те угостили их пивом. Молодые девчонки, возможно продавщицы из близлежащих магазинов, укрывшись от солнца и посетителей, потягивают за столиками холодный чай и колу. Разжиревшие холостяки с длинными волосами, заплетенными в тощую косичку, наливаясь пивом, лениво рассматривают проходящих мимо стройных женщин. В Болгарии почти все женщины худенькие, как тростинки, и с хорошей, густой гривой волос. Во фризерских салонах, то есть в парикмахерских, они стараются перекраситься в «блонд» и различными способами уменьшить объем прически. Удивительное дело!

Накрапывал дождь, но посетители кафе под зонтиками продолжали пить кофе и курить. Я не знала, куда мне идти, а потому забилась в самый угол одного из летних кафе, укрывшись за маленьким фонтанчиком в глубокой каменной чаше, и заказала себе кофе. Достала сигареты. Вот я и стала частью этого маленького города. Кофе и сигареты. Вишневый сок и сигареты. Мартини и сигареты. И так далее… Мне надо было обдумать, как жить дальше. Я готова была простить Джорджи его преданность своей матери, его недальновидность, наконец. Возможно, он действительно еще не осознал до конца, что жена – это на всю оставшуюся жизнь и что важнее строить отношения именно с ней, а не с матерью, которая не сегодня завтра встретит какого-нибудь холостяка или вдовца, выйдет за него замуж и заживет своей жизнью. К тому же неужели он не видит, что происходит с его матерью, как портят ее мои деньги?! Что она без зазрения совести покупает квартиры, нисколько не думая о том, что мне это может не нравиться. Что все ее инициативы направлены прежде всего на то, чтобы обеспечить себе старость! Может, она думает, что я не могу сказать «нет», не сумею захлопнуть перед ее носом кошелек? Где лежит предел ее алчности и наглости?

Выпив пару чашек кофе, я отправилась пешком в агентство по недвижимости, встретилась там со знакомой мне уже девушкой-риелтором, попросила ее еще раз показать мне ту виллу в Албене, которую я выбрала в прошлый свой визит. Передо мной на стол легли снимки чудесного двухэтажного дома с садом. И с видом на море.

– Нет, вы не поняли меня. Я хочу поехать туда и все осмотреть…

У девушки, ее звали Райна, загорелись глаза. Я сказала, что оплачу бензин, и мы поехали на ее стареньком «Мерседесе» на море.

Девушкой она оказалась молчаливой, говорила лишь тогда, когда ей приходилось отвечать на многочисленные телефонные звонки. Судя по тому, что мне удалось понять, у нее было довольно много клиентов, причем некоторые из них – русские, потому что она довольно сносно говорила по-русски. Узкие шорты, открытая блузка, не скрывающая белого кружевного лифчика, подкопченная на солнце кожа, длинные черные кудрявые волосы и сигарета в руке.

– Должна вас предупредить, – сказала мне Райна, когда мы въехали в Варну и остановились на светофоре возле кафедрального собора. – Вы, как чужденец (иностранец), не можете покупать землю. Виллу купить можете. А землю, на которой она стоит, – нет. Это запрещено нашими законами.

Я повернула голову и смотрела на нее с нескрываемым возмущением.

– Как это? А как же?.. Что же мне делать? Ведь многие русские покупают здесь недвижимость!

– Правильно. Вот когда вы откроете свою фирму, тогда можете покупать сколько хотите земли.

– Значит, если я вас правильно поняла, я должна перед тем, как купить виллу, стать владелицей фирмы?

– Ну да! – спокойно отозвалась Райна, и я поняла, что подобные разговоры ей вести – привычное дело. – Сейчас посмотрим виллу, она – прекрасная, роскошная и, я уверена, сразу вам понравится. Там оставите задаток, вернетесь в Шумен, откроете свою фирму, у меня есть приятель, который поможет вам сделать это в кратчайшие сроки, и после этого уже купите себе виллу вместе с землей!

– А может, сразу вернемся в Шумен? Я не хочу оставлять задаток прежде, чем открою фирму! Я ведь не знаю ваших законов. А вдруг выяснится, что я по каким-то причинам не смогу ее открыть, а задаток уже оставлю… Нет, Райна, поворачивайте обратно.

Настроение мое, и без того отвратительное, испортилось окончательно. И я смотрела на девушку уже с нескрываемым презрением.

– Предлагаю все-таки проследовать до моря, раз уж мы в Варне… – вздохнула Райна. – Доедем до Золотых Песков, позагораем, отдохнем, а потом уже и вернемся. А?

Она посмотрела на меня, как нашкодивший ребенок. Значит, я все правильно поняла! Эта девчонка хотела меня одурачить, а теперь, нисколько не раскаиваясь, собирается за мой счет поваляться на теплом еще сентябрьском солнышке.

– Ладно, поехали… – Я хотела ей сказать, что, может, мы все-таки прокатимся до Албены и посмотрим дом, но отступать было поздно. Там, на месте, она профессионально обманет меня и вынудит внести пару тысяч левов капору (задатка).

В ту минуту я пожалела, что рядом со мной нет ни моего брата, ни отца, которые быстро и мягко поставили бы ее на место. Жаль, что я не унаследовала от отца его твердый и волевой характер. Я была мягким, уступчивым человеком, и Магдалена сразу раскусила меня.

Золотые Пески. Залитый солнцем огромный, тянущийся на многие километры чудесный пляж, повсюду – дорогие отели первой линии, множество ресторанчиков, кафешек, повсюду слышна английская, немецкая, французская и, конечно, русская речь. Много благообразных старичков со своими старушками (шорты, майки, удобная полотняная обувь), путешествующие иностранные пенсионеры. Выбеленные временем стриженые волосы, загорелые руки в пигментных пятнах, дежурные улыбки, демонстрирующие ровные белые зубы. Я пожалела, что не взяла с собой купальник. Пришлось покупать прямо на берегу – бирюзовый, в серебряную крапинку. И полотенце.

Джорджи не звонил. Должно быть, ему мама не разрешала. Выпуская дым изо рта, она наверняка кричала что-то о гордости, о том, что меня надо крепко держать в руках…

Я нырнула в ледяную воду, которая спустя несколько секунд показалась мне теплой. Еще раз нырнула, с головой, со всеми своими проблемами и обидами. Вспомнились бесчисленные пляжи, где мы валялись на песке с Джорджи. Девушки буквально не сводили с него глаз. И я ревновала. Но эта ревность была приятной. Я знала, что он любит только меня.

Но вода не смыла с меня ощущения того, что я живу как-то не так. Что мой курортный роман на самом деле затянулся и пора бы определиться с моим будущим. С одной стороны, во мне еще продолжал жить Джорджи, мужчина, в которого я была страстно влюблена и которого уже успела принять как самого близкого человека. С другой, мне не посчастливилось – я разочаровалась в нем, он стал меня раздражать, поскольку его образ ассоциировался у меня с Магдаленой. Она была классической третьей лишней. Мысленно я уже несколько раз убила ее. Вот так!

Между тем мы лежали с Райной на песке, и мне до смерти вдруг захотелось поделиться с ней. Ведь она была почти моей ровесницей, хорошо говорила по-русски и могла бы понять меня. Но так мне не хотелось оказаться униженной в ее глазах! Не хотелось, чтобы она думала обо мне как о неудачнице, как о легкомысленной особе, выскочившей замуж за первого встречного смазливого парня. Разве так надо подбирать себе мужа, отца будущих детей? И разве достаточно одной красоты для крепкого брака?

Может, мне стоит все бросить и улететь в Москву? Вот прямо сейчас?! А отец потом пришлет в Шумен своего поверенного, который от моего имени разведется с Джорджи и отсудит у него половину имущества, купленного на мои деньги?

Я даже вскочила, окатив Райну россыпью золотого песка. Сердце мое бешено колотилось. Я уже видела себя мчащейся на такси в Варну, в аэропорт… В сущности, можно, если пока нет рейсов на Москву, остановиться в любой гостинице и ждать дня вылета. Можно жить свободной, счастливой жизнью, какой я жила до встречи с Джорджи… После развода нога моя не ступит на эту теплую, пахнущую травами, розами и солнцем землю! И Болгария будет вычеркнута из моего сознания навсегда.

Внезапно раздались какие-то крики, шум, на пляже произошло какое-то движение… Женский вопль прорезал солнечный спокойный день, внеся в него тревогу и страх.

Райна тоже подскочила, потому что продолжать лежать на песке, когда кто-то так истошно орет, было просто невозможно. Мы с ней, подхватив свои сумки, бросились к тому месту, где уже начинала образовываться толпа полуголых, загорелых людей с испуганными лицами.

Оказалось, что зарезали женщину. Вероятно, как утверждала ее подруга, пришедшая с ней вместе на пляж, это сделал ее муж – он страшно ревновал ее и не отпускал вдвоем с приятельницей на море. Женщина вышла из воды и обнаружила ее – под зонтом, прикрытую с головой полотенцем, которое быстро напитывалось кровью… Никто из соседей ничего не заметил. Все, как обычно, были заняты собой, лежали, прикрыв глаза в сладкой дреме…

– Значит, подошел незаметно, пырнул ножом – и исчез. Растворился в толпе, – произнесла потрясенная Райна, глядя на торчавший из живота женщины нож.

– Она жива, видишь, еще дышит… Думаю, ей уже вызвали «Скорую», – сказала я, чувствуя, что готова разрыдаться. Нервы мои, оказывается, сдавали. А еще я вдруг поняла, что я – не свободна. Что у меня есть муж, который может тоже – вот так… ножом… Или это не про Джорджи? Может, мне хотелось, чтобы мой муж меня так же ревновал? Между тем прошло уже столько времени, а он так и не позвонил. Сидит сейчас со своей мамулей на террасе моей квартиры, курит, пьет кофе и рассуждает о том, что лучше бы ему было жениться на своей, на болгарке, тогда и разбирались бы легче…

Мы с Райной вернулись на наше место, закурили. Рядом с нами располагалось маленькое кафе, прямо на песке. Пол, сколоченный из гладких досок, шесть длинных столов, полированные желтые лавки, красные скатерти, и над головами парусом трепещет зеленый тент. Пахнет жареной рыбой и кофе.

Мы с Райной поняли друг друга без слов. Поднялись. Отряхнулись от песка и поднялись по ступенькам в кафе, сели возле большой, словно бы уставшей от жары пальмы. Мальчик в цветных пляжных трусах, вероятно сын хозяев, из большой пластиковой бутылки поливал высаженные в горшках герани и петунии, которые украшали это, в общем-то, примитивное заведение.

– Цаца, жареный хлеб и кола, – сказала Райна разгоряченному толстяку за стойкой, обладателю толстой золотой цепи и такого же мощного и тяжелого браслета на волосатой, мокрой от пота руке. Его рубаха в мультяшных пальмах и попугаях была тоже пропитана потом.

– И мне то же, – повторила я заказ Райны.

Цаца – это, я думаю, та же килька. Обвалянная в муке с солью и зажаренная в кипящем масле.

– Надо было пива взять, холодного, – вдруг пожалела я. – Ты-то за рулем, а я – нет.

– Так возьми!

Но из солидарности с Райной я тоже пила колу.

– Если она выживет, представляешь, сколько ей понадобится операций? Я всегда об этом думаю. У моей сестры операция была, так все дорого… И тогда я решила застраховать свою жизнь. Если со мной что-то случится, то страховая компания оплатит лечение, – сказала она.

– Хорошая мысль, – поддержала я ее, в душе понимая, что уж я-то страховаться никогда не стану. Что мне достаточно будет обналичить деньги, чтобы меня подлечили как следует. Но говорить этого вслух я, понятное дело, не собиралась.

– У тебя телефон молчит. Ты что, никому не нужна? – неожиданно спросила Райна и засмеялась. – У меня каждый день – сто звонков…

Я достала свой телефон и поняла, что он отключен. Вероятно, он отключился сам, а может, я сама его вырубила во время ссоры с Магдаленой. Включив его, я увидела, что мне звонили много раз и послали шесть эсэмэсок.

«Ты где?» «Ответь». «Позвони». «Я схожу с ума». «Извини, что так получилось».

От этих скупых посланий мне стало еще хуже. Ни слова о любви! Джорджи меня не любит! И не любил никогда. Иначе он не слушал бы свою мать, а жил бы со мной, нашими общими интересами. А ее послал бы куда подальше…

И снова мне захотелось поговорить с Райной, рассказать ей обо всем, что произошло со мной за эти последние месяцы, спросить ее – нормальна ли эта ситуация, когда сын следует исключительно советам матери, для Болгарии или национальность здесь совсем ни при чем? Но я снова промолчала. Не хотелось выглядеть глупой и брошенной.

– Жаль, что мы не доехали до Албены… И не посмотрели дом.

– Так поедем!

Она сказала это так легко, что чувство легкой неприязни к ней, возникшее у меня еще в машине, когда она объясняла мне все о невозможности иностранцу купить землю, исчезло. Мы пообедали, сели в машину и покатили в Албену.

* * *

На высоком берегу сияла двухэтажная вилла, белая, с красной новенькой черепицей на крыше. Внизу дом опоясывала чудесная, с белыми фигурными балясинами балюстрада террасы, увитая густыми цветущими растениями; парадное крыльцо спускалось к кованым воротам, откуда открывался вид на море. Вилла буквально утопала в зелени.