Издержки богемной жизни

Тамара тоже мотала, хотя у нее и не было усов – она часто звонила Барсовым, справлялась о здоровье крестницы и никогда не приходила без подарков. И вообще, тогда всем было весело, все были молодые, и радость переливалась через край. Максим часто бывал у Барсовых дома, играл с малышкой Олей, гулял с коляской в парке, представляя себя молодым папашей, и уж никак не мог предположить, что когда-нибудь всерьез увлечется этой девочкой, будет страстно желать ее, мечтать о ней и строить какие-то даже планы в отношении ее. Быть может, ничего бы этого и не было, если бы Оля и сама не стала оказывать ему знаков внимания. Ему казалось, что и ей нравится быть с ним, беседовать, когда он приходил к ним, ездить с родителями к нему на дачу, прогуливаться с ним по лесу, слушая птиц.

Возможно, конечно, что Оля делала все это неосознанно, да и вообще, в ее тогдашнем возрасте девушка еще и сама толком не знала, чего она хочет от жизни, от мужчин, от Максима. Можно было даже предположить, что ей просто приятно находиться рядом со взрослым мужчиной, и только. К тому же Максим знал, что она встречается со своим ровесником, двадцатилетним Женей Бутурлиным, и, хотя родители ее уверены, что отношения их пока только дружеские, невинные – как знать! Но если, предположим, она любит Бутурлина, тогда почему же она пригласила на день рождения своей подруги, Галки Урусовой, не Женю, а своего крестного отца – то есть его, Максима?

Он взял с тарелки еще один лимон и принялся резать его на куски. От запаха он просто одурел – так ему было хорошо, даже показалось, что так вкусно и душисто пахла сама тема его любви к Оле. Это со стороны, если кому-то рассказать, его чувство к молоденькой студенточке, младше его на двадцать лет, могло выглядеть преступным, пошлым. Но он-то сам хорошо знает, как чиста его любовь к ней, как долго и медленно, в течение всей ее молодой жизни, она напитывалась невинным восторгом и восхищением перед ее красотой, нежностью, юностью. И что преступного в том, что его чувство к ней стало более зрелым, полным и что он стал относиться к ней уже не как молчаливый восторженный наблюдатель, но и как мужчина?! Время шло, и из маленькой, с нежной розовой кожей, девочки она превратилась в женщину. Благо, он сам еще не постарел и чувствовал себя как никогда сильным и переполненным желаниями.

…Он густо посыпал куски лимона сахаром и уставился на дно уже второго по счету прозрачного графина, словно мог увидеть то свое сокровище, которым он упивался последние часы своей жизни – воспоминанием о неудавшейся вечеринке у Галочки Урусовой.

Она позвонила ему и сказала, что у Галки, ее подружки, которую Максим знал и часто видел в доме Барсовых, день рождения, и что она хотела бы, чтобы они пришли к ней вдвоем. Удивленный столь неожиданным предложением, Максим несколько секунд молчал, переваривая услышанное. Что она хочет этим сказать? Они поссорились с Женей и ей неудобно идти одной? Или, быть может (и это тоже – при возможности ее ссоры с Женей), она хочет появиться на дне рождения подруги со взрослым мужчиной, которого в их компании не знает никто, предположим, кроме самой именинницы, чтобы потом до Жени дошли слухи, что она завела себе великовозрастного любовника? Говоря проще, чтобы досадить Бутурлину?

Но раздумывал он тем не менее недолго. Согласен, сказал он, представив себе Олю, разряженную в пух и прах и сидящую за столом рядом с ним целый вечер! А если еще и танцы будут и ему позволено будет держать ее за талию, уткнувшись лицом в ее волосы…

Он купил подарок, шкатулку из янтаря, букет цветов и явился к Галке. Она открыла дверь и, увидев его, со счастливым визгом: «Кто к нам пришел!» – бросилась его обнимать, принимая из рук букет.

За столом уже сидели какие-то девушки, молодые люди. Его усадили рядом с именинницей, по правую же руку от него стоял пустой стул, ожидавший, вероятно, Олю.

– А где же Оля? – время от времени спрашивала Галка, одетая во все красное, яркое и блестящее, и эти ее регулярные вопросы не казались Максиму фальшивыми. Нет, думал он, не может быть, чтобы Оля пригласила его для Галки. К тому же у нее был свой ухажер – полноватый молчаливый юноша в очках, весьма приятный, хотя и несколько старомодный, к тому же скромный, несмотря на свой дорогой костюм и бриллиантовые запонки.

Оля, между тем, не отвечала на звонки. Прошел час, полтора, и, когда она наконец сама позвонила – сказала, что она разбила по дороге подарок, дорогущую вазу, и не сможет прийти к Галке, что у нее отвратительное настроение и она просит у нее прощения – Максим решил для себя: и ему нечего делать на этом дне рождения. Оля попросила передать телефон имениннице, вероятно, и ей объяснила причину своего отсутствия, после чего Галка, нежно улыбнувшись Максиму, сказала, что простит Олю только в том случае, если вместо нее на празднике будет ее близкий друг. Вот прямо так и заявила. То ли сама это выдумала, то ли Оля ей подсказала. Одно он понял – уйти со дня рождения Галки он не сможет, это выглядело бы совсем уж неучтиво. Поэтому он, воодушевленный тем, что, сам того не ожидая, оказался вовлеченным в круг знакомых своей тайной возлюбленной, решил остаться и попытаться понять, чем же живут и дышат эти молодые люди.

Оля чуть позже перезвонила ему и сказала: она чувствует себя неловко за то, что оставила его одного, просит простить ее, говорила что-то еще, но он, уже не вполне трезвый и находившийся в состоянии какой-то странной, блаженной истомы, понял главное: она ждет его у себя дома, родители будут рады его приходу, они все, Барсовы, любят его.

Он приехал к Барсовым поздно, сам не ожидал, что дорога займет так много времени. Ему искренне обрадовались, он читал это на их лицах и был счастлив тому, что в этом доме его рады видеть в любое время дня и ночи. Оля смотрела на него так, словно хотела сказать: молчи, ничего не говори! Он понял это и прикрыл глаза: мол, хорошо, я сделаю так, как ты хочешь. И тогда он почувствовал, что они заодно, что они – заговорщики.

4

Варю он нашел в ужасном состоянии. Мало того, что она была явно с похмелья, так еще и перепугана насмерть. Они разговаривали в ее спальне. Варвара Арнаутова, в черном бархатном халатике, наброшенном на голубую пижаму, сидела в глубоком кресле, поджав ноги и, глотая слезы, рассказывала Павлу о том, что произошло накануне, то есть вчера вечером, в Лялином переулке у входа в ресторан «Золотая бабочка».

– Слушай, никак не могу припомнить, чтобы там был ресторан, – говорил Павел, глядя в распахнутое окно, где за шторами шумела листва огромного тополя. Все было зеленым, теплым, сонным и почему-то отчаянно невеселым.

– Там дом… Жилой. Подъезд обыкновенный. На самом деле, не все знают об этом заведении. Это небольшой ресторан, но ужасно уютный, там внутри очень красиво, старинные картины по стенам, бархатные диваны, занавески из каких-то немыслимых тканей, да и кормят очень даже ничего. Правда, это дорогой ресторан. Мне его показала Лида. – И Варвара заскулила, в очередной раз вспомнив, что ее некогда лучшей подруги уже нет в живых. – Как подумаю, что ее нет, что она мертвая… в морге… на столе, так просто выть хочется! А тут еще меня обвиняют в убийстве! Якобы я убила Лиду из ревности. Еще неизвестно, кто кого должен был ревновать! Да и вообще, ей разбили голову – вроде бы ударили о стену… Ну почему мне приписали такое ужасное убийство?!

– Но ты же в каком-то сериале такую мерзавку играла, всем козни чинила, палила из пистолета направо и налево, яд сыпала почем зря, оплеухи раздавала… Думаю, актерская профессия – одна из самых опасных. Вы как бы примериваете на себя чужие преступления, страсти, судьбы, наконец. Но я отвлекся. Давай начнем с самого начала! Итак. Вчера вы с Лидией Извольской были в ресторане «Золотая бабочка». Вдвоем? Или с Ратмановым?

– Паша, все-то ты знаешь! И про Ратманова тоже. – Она усмехнулась и холеной рукой с розовыми блестящими коготками взяла с прикроватного столика тоненькую пачку дамских легких сигарет. Чиркнула золоченой зажигалкой. Закурила.

– Варя, да об этом вся Москва знает! Возьми любой журнал. Я не говорю уже о газетах…

– Нет. Ратманова там не было. Он вообще куда-то уехал, этот чертов Ратманов. Но мы были не вдвоем. Там же, в ресторане, познакомились с двумя молодыми людьми весьма приличного вида. Только знать бы еще, что у этих молокососов на душе. Драпанули, как увидели этого…

– Так. Стой, не торопись! Ты мне скажи лучше, как вы вообще попали в ресторан, да еще вдвоем, когда все знают, в каких вы с ней отношениях?

– Понимаешь, утром были съемки в павильоне, и вечером мы с Лидой… Хотя, нет, не так. Еще до ссоры с ней мы любили там бывать по вечерам… Но сначала она ходила туда с Андреем Ратмановым, и только потом, чтобы показать мне новый ресторан, они пригласили туда и меня, и мы несколько вечеров провели там втроем. Ратманов – шикарный мужик, ничего не скажешь, я не могла от него глаз оторвать, но он был с Лидой, у них вроде бы было все серьезно. А потом он однажды вечером приехал ко мне домой. Даже не поднялся, а просто позвонил, сказал, что ждет меня внизу. Я не могла отказаться, ну просто не могла! Поступила подло по отношению к Лиде. Но он же сам приехал!..

– И что потом? – кисло спросил Павел, очень хорошо представив себе, как дальше развивались события.

– Сам понимаешь! Она не могла не узнать. Да и вообще, ты же знаешь, что вся наша жизнь с недавнего времени – на виду.

Они познакомились, когда молодой и перспективной актрисе Варваре Арнаутовой показалось, что в желтой прессе стали часто появляться статьи, грубо нарушавшие закон о вмешательстве средств массовой информации в частную жизнь. В статьях говорилось о беременности Вари, о ее многочисленных любовниках и о скандалах, связанных с ее фотографиями, размещенными в популярных мужских журналах. Этого грязного бумажного материала оказалось так много, что нервы Вари не выдержали и она, по рекомендации своих знакомых, обратилась за помощью к адвокату Павлу Смирнову. Павел выиграл два процесса, в результате чего известные печатные издания выплатили Варе довольно приличные суммы в качестве возмещения морального вреда, после чего СМИ на время оставили ее в покое. В знак благодарности своему адвокату Варвара, помимо уплаты гонорара, подарила ему дорогой серебряный портсигар и малахитовую пепельницу, а также пообещала ему, что будет рекомендовать его всем своим знакомым. Но главное для Павла заключалось в искренней признательности своей клиентки, в ее желании чувствовать за спиной такого умного и надежного человека, как он, Смирнов, и в знании того, что у нее есть профессиональный защитник, благодаря которому жить ей теперь станет куда спокойнее. Так, во всяком случае, она сказала ему в их последнюю встречу на какой-то актерской вечеринке, куда Варя пригласила Павла, чтобы познакомить его с некоторыми своими знакомыми и ввести в круг своих известных и состоятельных друзей. Могла ли она предположить, что они встретятся спустя месяц, да еще и при таких роковых обстоятельствах: убили ее лучшую подругу, тоже молодую и известную актрису, и в убийстве обвиняют Варю.

– Варя, мы остановились на том, что я спросил тебя: кому принадлежала инициатива поехать вечером в ресторан?

– Положим, ты не так спросил, ну да ладно. Ратманов стал моим любовником! – произнесла она с трагической ноткой в голосе. – И если бы он был в Москве, то в ресторан мы бы пошли с ним, вдвоем. Хотя, возможно, Лидка бы за нами и увязалась. Но вчера вышло еще хуже. Она не знала, где Андрей. Услышав, что я собираюсь в «Золотую бабочку», сказала, что поедет со мной, думала, что и Андрей там тоже будет. Она сказала это так, что я поняла – она точно поедет, ей очень хочется крем-брюле. Дело в том, что в этом ресторане готовят отличное крем-брюле, с вишнями. Ужасно калорийная вещь, но Лида его просто обожала. Но дело-то, конечно, не в этом. Я чувствовала, что из нее начинается истерика, она просто-напросто хочет надраться и устроить нам с Ратмановым сцену у фонтана.

– Варвара, возьми себя в руки! Я ничего не понимаю.

– Ну что же здесь непонятного? Она сама напросилась со мной, мы на машине помощника режиссера поехали в центр, вышли и направились в Лялин переулок. Я понимала, что она хочет со мной поговорить, выяснить, так сказать, отношения. Это и правильно, ведь мы же снимаемся в одном фильме и должны как-то ладить, иначе провалится весь проект. Режиссер и так уже на нас косо поглядывает, думаешь, ему еще не донесли о наших отношениях?

– Хорошо. Итак, вы вместе пришли в Лялин переулок. Вот скажи: разве тебе было мало скандалов? Зная о том, что твою подругу переполняют чувства и она хочет выяснить отношения, даже не ведая будет там ваш Ратманов или нет, ты тем не менее, позволила ей пойти с тобой? Причем она понятия не имела, где Ратманов, следовательно, весь скандал должен был быть адресован именно тебе одной!

– Да, она действительно не знала, где он. Он уехал неожиданно, по делам… в Питер, – рассеянно проговорила Варвара.

– Хорошо, начнем с другой стороны. Откуда взялись те двое, с которыми вы потом вышли из ресторана?

– Они постоянно там ошиваются. Сынки богатых родителей, кажется, студенты. Их в «Золотой бабочке» все знают. Короче, мы с Лидой пришли, сели за наш столик, к нам тут же подсели эти двое. Красивые мальчики, что с них взять? Заказали шампанское. Лида, наконец, спросила, где Андрей. Ну, я и сказала ей, что он в Питере. Что его в Москве нет и она напрасно притащилась сюда в надежде его увидеть и высказать ему в лицо что-то такое, о чем она постоянно твердила. Она была вся на взводе.

– Кто-нибудь может подтвердить, что она нервничала, была не в себе?

– Да, конечно! Все, кто работает там, знают нас отлично, да и журналы читают, все сплетни им известны, они же этим и живут! Они и журналюгам звонят, папарацци, за денежки сообщают, кто сидит в «Бабочке».

– Что было потом?

– Мы сделали заказ. Мальчики сидели рядом, что-то блеяли о высокой любви. Надо сказать, Лидка пользовалась у них большим успехом. Они сидели с ней чуть ли не в обнимку. Мне-то все было до фонаря, я Ратманова ждала.

– Он обещал прилететь прямо из Питера?

– Паша, ну что ты такое говоришь? Это же я в иносказательном смысле! В том смысле, что я как бы принадлежала Андрею и мне не было никакого дела до этих молокососов. Лида начала заводиться сразу. Вернее, она уже вошла в ресторан с таким настроением. Все делала резко: и говорила, и пила шампанское, и вертела головой, и звонила кому-то. Вроде у нее новый проект наклевывался, участие в каком-то там сериале… Плюс реклама духов. Знаешь, она ничем не брезговала.

– Варя!

– Ладно, не буду. Просто это по ее милости я сейчас говорю с тобой! Но не по душам, понимаешь? Нам с тобой защиту строить надо! А мне это к чему? Моя карьера полетит к чертям, если мы не докажем, что это не я ее… Они говорят, что у меня одежда в ее крови. Это моя кровь! Да и как это они так быстро сделали вывод, что это ее кровь, если я была дома в своей одежде? Они просто решили меня запугать!

– Успокойся. Действительно ерунда какая-то…. А где твоя одежда?

– Они ее взяли. На экспертизу. Это моя кровь!

– Давай рассказывай дальше.

– Понимаешь, она постоянно подкалывала меня, просто слова не давала вставить и, даже не обращая внимания на то, что ее слушают эти двое прилипал, начала выговаривать мне, что я воровка, что я украла у нее самое главное. Все же понимали, кого она имеет в виду! Но он сам бросил ее. Я ничего для этого не делала. Все мужчины такие… непостоянные. Я хотела, чтобы она успокоилась, пыталась образумить ее, внушить, что Ратманов – не ее мужчина. Но получилось, что я только подлила масла в огонь… Словом, ужин прошел отвратительно, я уже сто раз пожалела, что согласилась пойти с ней туда… лучше бы отправилась домой, приняла ванну, выспалась.

– Дальше!

– Мы вышли, уже стемнело. И вот тут-то на нас напал парень. Пьяный, от него сильно пахло алкоголем. Здоровый такой, худой, с наглой красной рожей. Стал требовать деньги. И рядом, как назло – ни души. Ни одного прохожего! Сначала он бросился ко мне, схватил сумку, потянул на себя. Я вырвала у него из рук сумку и принялась ею бить его по лицу. Я тоже разозлилась. Меня воровкой весь вечер называли, а разве я воровка? Это бандит тот – вор! Наши двое ухажеров сбежали. Сразу. Ослы молодые! Испугались. Я еще подумала тогда: будь с нами Андрей, он врезал бы этому бандюге. Не знаю почему, но мне не было страшно. Только одна злость.

– А Лида? Где в этот момент была она?

– Думаю, где-то рядом. У меня в голове все смешалось. Я дралась с ним, но у меня ничего не получилось – он схватил и мою сумку, и ее, стал потрошить их прямо на улице, словно нисколько не боясь, что его увидят. Это все потому, что он был сильно пьян. Он взял кошелек Лиды, и мой тоже. Что-то хрустело под нашими ногами. Может, пудреница или помада. Так противно было, что тебя грабят! Но он сильный. Лида стояла рядом и рыдала. Говорила, что в ресторане оставила самое драгоценное…

– В смысле? Что она там оставила?