Пожиратели таланта

– Вы что, больны? – вдруг тихо, внимательно глядя ей в глаза, спросил Игорь Николаевич.

– Вы имеете в виду – психически?

– Да нет... ну... Извините, может, у вас онкология, и вы... Как бы это сказать... решили напоследок...

– Нет-нет! Я абсолютно здорова. Совсем. Просто годы идут, и я патологически несчастлива. Я... влюблена в вас, – она вздохнула и даже как-то невзначай всхлипнула. – У вас – своя жизнь, и вы, понятное дело, не обращаете внимания на меня... Да и на работе-то мы пересекаемся нечасто... Я бы хотела видеть вас рядом с собой. Вы не подумайте, я не собираюсь покупать вас! Я только предлагаю разделить со мной один год вашей жизни. Чтобы глаза мои наслаждались вашим обликом, уши мои слышали бы ваш голос... Я хочу лишь немного счастья. А поскольку у вас есть своя жизнь, какие-то свои принципы, привычки... Словом, эти деньги я предлагаю вам как бы за беспокойство... Господи, ну я не знаю, как это все сказать, выразить словами!..

– Но это очень большие деньги... Откуда они у вас? Это же почти четыре миллиона рублей!

– Да у меня и нет этих денег... – Слезы хлынули, побежали по щекам, закапали на скатерть. – Просто ровно столько стоит моя квартира в городе... Так уж мне повезло, что мой отец был здесь не последним человеком и сумел позаботиться о семье... В сущности, это обычная квартира на Набережной, разве что большая и хорошо отремонтированная.

– Послушайте, Валя, вы вообще-то понимаете, о чем говорите?!

– Вот, я так и знала, что вы подумаете обо мне плохо... Но я не знала, как еще, чем я могу заинтересовать вас? Как сделать так, чтобы вы согласились? У вас нет своей квартиры, и когда еще вы ее купите, а так... Пожили бы на свежем воздухе... на Волге. Может, вы рыбалку любите...

– Люблю рыбалку... Я очень люблю рыбалку. Господи, Валя... – Он продолжал смотреть на нее недоуменным взглядом, все еще не веря тому, что услышал. – Неужели такое еще возможно?! Это же надо – на такое решиться... Мы же совсем не знаем друг друга...

– Ну и что?! И что? А вы представьте себе, что снимаете у меня дом или комнату. Многие так живут, совершенно чужие люди, – бок о бок. Но я, понятное дело, конечно же, не хочу, чтобы вы были моим квартирантом. Я же вам все объяснила...

– Значит, пикники, завтраки, беседы... Нет, вы уж извините меня, Валя, но я так не могу...

– Хорошо. Тогда и вы извините меня. Просто поужинаем... – Она, пылая от стыда, как-то вся подобралась, салфеткой утерла слезы, вздохнула. – Вон и ужин несут...

3

Приехала Глафира, и они с Лизой еще раз хорошенько осмотрели подвал. Улов их казался весьма скромным: зубочистка, колпачок от помады, фантик.

– С одной стороны, хорошо, что вы меня так рано не разбудили, – сказала Глафира, полненькая энергичная женщина, одетая в удобные широкие черные штаны и тонкий зеленый свитер. Глядя на нее, можно было подумать, что жертва совершенного в подвале зверского убийства и Глаша – две родных сестры, настолько они были похожи «мастью». Белая кожа, рыжие волосы, телосложение. – С другой – кажется, я все пропустила.

– Надеюсь, что рано или поздно им удастся все-таки установить личность погибшей, – ответила Лиза, вертя в руках фантик. – «Белочка». Да кто угодно мог обронить этот фантик. Ребенок какой-нибудь, забежавший в подвал по каким-то своим детским делам...

– Интересно, и какие это дела могут быть у детей в этом подвале?

– Они могли здесь прятать велосипед, мяч, какие-то предметы, сигареты, я не знаю... Вот лично я, когда была девчонкой, постоянно торчала в подвале своего дома, все выискивала что-то. У нас был старый дом с большим и темным сырым подвалом. Так вот, там была очень старая и, как нам всем тогда казалось, таинственная дверь. Уж чего только мы не фантазировали, представляя себе, что за ней может быть. Ну и потом, мы, конечно, не выдержали и открыли ее. Сорвали замок – били его камнем, выламывали, ужас! Открыли дверь и обнаружили там довольно-таки просторное помещение с полками вдоль стен. А на полках...

– Черепа со светящимися глазницами... – рассмеялась Глаша.

– Нет, не угадала. Там были папки с какими-то документами. Мы открывали каждую папку и, ничего не смысля в цифрах и записях, безжалостно рвали их, представляя себя героями, призванными спасти мир... Короче, натворили мы что-то нехорошее, как я сейчас понимаю. Хотя, с другой стороны, важную документацию вряд ли хранили в подвале старого дома. Разве что какую-нибудь никому не нужную бухгалтерию. Это – о подвале.

– Хорошо. Пусть ребенок развернул тут конфету и бросил фантик.

– Ладно, все это пустое. Что еще? Колпачок от помады. От дешевой помады морковного цвета. И запах отвратительный, помада дешевая и старая. Но цвет – красивый, насыщенный. Думаю, это колпачок от ее помады. Хотя, может, мне показалось, что ее разбитые губы были, помимо крови, вымазаны чем-то оранжевым. Я вполне могла предположить, когда разглядывала ее, что это либо налипшие на ее губы пряди волос, либо блики от этих поистине золотых прядей. Знаешь, у нее совершенно золотые, очень красивые волосы.

– Может, это парик?

– Нет. Я ведь видела ее так же близко, как тебя. Ладно, Глафира, пойдем отсюда. Меня прямо жуть берет, когда я смотрю на этот стул. Обрывки веревки, как ты понимаешь, эксперты взяли с собой. Пусть попробуют что-нибудь определить. И знаешь, меня все это время не покидало ощущение, будто я уже где-то видела эту девушку или молодую женщину. Даже не могу точно определить ее возраст. Тело взрослой, не худенькой маленькой женщины, а лицо... Какое-то детское. Бррр! И все в крови! Все, все, выходим отсюда. Поехали в контору, ты заваришь чай, спокойно поговорим. Денис в прокуратуре?

– Да, звонил недавно, жаловался, что скучает, ничего интересного и полезного он пока еще не видел и не слышал, считает, что он там просто убивает время.

– Лукавит. Я приставила его к опытному следователю, Андрею Суровцеву. Пока у нас затишье, связанное с тем, что мы как бы решили с Димой отдохнуть, а потому и у вас с ним автоматически получается отпуск.

– Я-то понимаю, но ему там не нравится. Думаю, его просто не берут с собой на сложные, опасные дела, жалеют, может.

– Андрей знает, что делает. Возможно, Денис сейчас занимается документами, подшивает дела – учится, словом. В любом случае это полезнее, чем сидеть за компьютером и пить чай.

– Лиза, по-моему, ты к нему слишком строга. Он за компьютером тоже работал, изучал наши дела, досье, к тому же, если ты помнишь, я познакомила его с Герой Туровым, тот много раз ходил к нему в морг, тоже какие-то записи делал.

– Да-да, я все помню.

Телефон Лизы зазвонил.

– Слушаю. Кто? Ирина? – Она напряглась, словно вспоминая, какая именно Ирина ей звонит, потом вдруг лицо ее просияло, и Лиза улыбнулась: – Ирина, ты, что ли? Да, конечно, не узнала! Ты уж извини. Приходи прямо сейчас! Почему не можешь? Ну, хорошо, давай я подъеду. Куда? Боже, какое гиблое место. Как, ты говоришь, бар называется? «Огинский»? Знаю-знаю. Хорошо, мы приедем. Да, с Глашей. Пока.

– «Огинский»? – переспросила Глафира, очень хорошо знавшая, о каком именно баре идет речь.

Два года тому назад там была убита школьница. Самая окраина города, частные домишки, разбитые фонари, в жилах местных жителей течет кровь зэков, пустивших там корни еще в тяжелое послевоенное время. Поножовщина, пьяные драки, бытовуха, изнасилования, притоны – одни на другом. Один из местных авторитетов купил старый склад и переоборудовал его под «заведение», а поскольку в списке любимых им музыкальных произведений, кроме «Мурки» и «Джанели», значился известный полонез Огинского, то и свое коммерческое детище он решил назвать так же романтично и неожиданно.

– Кого это еще туда занесло? – спросила Глаша.

– Скоро мы все узнаем. Это Ирина. Я с ней вместе рожала. Ну прямо на соседних родильных столах лежали. Хорошая девчонка. Красивая, умная. Думаю, стряслось что-то, раз она попросила меня приехать именно туда. Если бы она хотела выпить со мной чашку кофе, то встречу назначила бы где-нибудь в центре, так ведь? Или просто приехала бы к нам в контору. Ладно, поехали. Что гадать-то?

– Да в «Огинский» только с пистолетом за пазухой можно ходить.

– Не знаю, отчего ты не носишь пистолет? У тебя, кажется, уже и разрешение есть... Глаша, садись в машину, поехали.

* * *

Окраина города издали напоминала протянувшийся вдоль железнодорожного полотна зеленый дачный массив. Яблоневые сады уже отцвели, черешни розовели начавшими поспевать ягодами. Вдоль дороги стояли, словно подремонтированные специально к лету, лоснившиеся свежей краской дома, набухала весенней свежестью, питая засеянные семена, вспаханная под огороды ухоженная земля. Глядя на жителей, занимавшихся мирным сельским тяжелым трудом, трудно было поверить, что где-то здесь как тени бродят настоящие, не пойманные и не узнанные еще преступники: убийцы, воры, насильники. Но этот район действительно считался одним из самых проблемных, опасных, скверных, и никакой нормальный человек никогда в жизни не осмелился бы купить здесь жилье, даже за самую символическую плату. Вот поэтому здесь и обитали только коренные жители, которых все знали в лицо и не трогали.

* * *

– Глаша, ты что это притихла? Неужели тебе и правда страшно? Да у меня здесь полно знакомых. Правда, не очень-то мне хочется с ними встречаться, но это уж как карта ляжет.

– Ты по тону этой Ирины не могла догадаться, что с ней? Может, ее держат где-нибудь здесь, в притоне? Или вот еще что... Может, стоило бы прихватить с собой отряд спецназа?

– Успокойся, Глафира.

Лиза свернула с шоссе на узкую улочку, проехала несколько метров, свернула еще раз и подъ-ехала к крыльцу белого оштукатуренного строения с витиеватой черно-белой вывеской: «Огинский». Хозяин заведения, видимо, был настолько музыкален, что первую букву пожелал изобразить в форме скрипичного ключа.

– Ну прямо музыкальная школа, а не притон, – поморщилась Глафира, вылезая из машины.

Раздался характерный писк – это Лиза включила сигнализацию.

– Представляешь, вот выйдем мы из этой харчевни или трактира, а машины нет, – продолжала канючить Глаша. – Не надо было нам сюда приезжать.

– Глаша, возьми себя в руки. С тех пор как ты вышла замуж за Родионова и стала матерью двоих детей, тебя как подменили. Ответственность чувствуешь, что ли? Если попросишь меня об увольнении – не отпущу, так и знай. Без тебя наша контора захиреет, да мне ее вообще придется прикрыть! Так что давай, ноги в руки – и вперед!

Они поднялись на крыльцо. Лиза толкнула тяжелую дубовую дверь, и подруги оказались в полутемном прохладном помещении, пропитанном запахом старого вина.