Назначаю тебя палачом

– Оксанка, я так рада за тебя, – сказала я, преисполненная самых искренних теплых чувств, и расплакалась. Как хорошо, что она жива, здорова и дети при ней!

– Ты не представляешь себе, как я рада! Живу теперь спокойно. Никого не жду со страхом, что снова от него будет пахнуть духами… Теперь меня никто не унижает, не оскорбляет… И главное, мои дети со мной и мы ни в чем не нуждаемся.

– А как твое здоровье?

– Лечилась. Аркадий все оплатил. Печень ни к черту была… теперь на лекарствах. Скоро поедем с ребятами в «Бархатные сезоны» в Сочи, там подлечусь. А ты как, Эммочка?

«Она все знает», – подумала я. Хотя разве, если бы не знала, не спросила бы? Обычный вопрос!

– Мы разводимся, – сказала я и заревела в голос.

Она промолчала. Точно все знает!

– Если тебе негде будет жить, можешь приехать ко мне. Вместе что-нибудь придумаем. Аркадий не скупится на детей, у меня есть деньги, и я могу помочь тебе снять квартиру где-нибудь в спальном районе на месяц-два… Ты не стесняйся. Мы, женщины, должны помогать друг другу.

– Оксана, он угрожает мне… – шептала я, глотая слезы.

– В смысле – угрожает?

– Что если я попытаюсь что-нибудь отсудить, то он убьет меня… Я прожила с ним почти двадцать лет и, получается, ничего не нажила. Ничего не накопила на черный день. Шубы вот продаю… До конца января я должна исчезнуть, понимаешь?

– Да, понимаю. Как никто другой понимаю, – каким-то отстраненным голосом проговорила Оксана, словно из последних сил сдерживая слезы. – Сама знаешь, что со мной было…

– Он бил меня, оскорблял… А что я ему сделала?

– Ответа на этот вопрос не существует, вот в чем дело.

– Ладно, подружка, спасибо, что выслушала. Я ужасно рада за тебя. И спасибо за поддержку, – всхлипнула я напоследок.

– Обращайся. Всегда помогу.

Я отключила телефон. Так странно стало на душе. С одной стороны, вроде бы я была рада, что у подруги все так более-менее благополучно сложилось, с другой – у меня-то никогда такого не будет. Виктор не купит мне даже комнату, не говоря уже о том, чтобы содержать меня. И все почему? Потому что я не смогла родить ему детей. А не родила потому, что сделала от него семь абортов! И именно он настаивал на этом. Так что делать? И зачем чего-то ждать? Зачем проедать последние деньги, когда надо поскорее сваливать отсюда, ехать к матери, покупать коров…

И вдруг мои мысли стали настолько реалистичными, а нарисованная в воображении мрачноватая картинка хлева с жующими в стойлах огромными коровами и бородатыми козами стала увеличиваться в размерах и надвигаться на меня, еще немного – и какая-нибудь из коров хлестнет меня своим грязным, в зеленоватом жидком навозе хвостом, да еще и запах пошел, такой тошнотворный, теплый….

Бррр… Меня затошнило!

Нет-нет! Я никуда не поеду! Никуда этот хлев с коровами от меня не денется. Может, я придумаю еще что-нибудь, рискну и найму адвоката, который поможет мне отсудить хотя бы какую-нибудь квартиру или другую недвижимость…

Про Испанию, нашу виллу, можно пока забыть. В сложное время все это со мной случилось. Военная операция на Украине заставила все наше сытое, привыкшее к комфорту окружение замереть, затаиться… Многие побежали в разные стороны, туда, где, как им кажется, будет спокойнее и безопаснее.

Виктор сразу решил для себя остаться – здесь, в России, у него серьезный бизнес, а кому он будет нужен в Европе? Да в той же Испании? К тому же в прошлом году он начал строительство отеля в Лазаревском. И ведь все эти его страхи и переживания, которые были поначалу, мы разделяли вместе! И если и была у него интрижка на стороне, то я ничего об этом не знала, во всяком случае, все в доме было более-менее спокойно и стабильно.

Конечно, никакой близости, ни душевной, ни физической, уже не было, и мы давно уже спали в разных спальнях, но и тревоги особой я рядом с мужем не испытывала. Да, по телевизору на моих глазах разрушались города, раздавались взрывы, где-то там, далеко от меня, на многострадальном Донбассе, царили хаос и настоящий ад, но что могла сделать я, слабая женщина?

Так я себя, во всяком случае, успокаивала. Но потом, поддавшись патриотическому порыву, начала переводить небольшие суммы на специальный счет, созданный для сбора средств для бойцов на передовой, отвозила коробки с теплыми вещами в пункты гуманитарной помощи.

…Открыв холодильник, я обнаружила, что пропал кусок ветчины. Внушительный такой ломоть розовой вкуснейшей ветчины, которую вчера мне с остальными продуктами привез курьер из супермаркета.

Подняв взгляд на верхнюю полку, я обнаружила, что в прозрачном пластиковом контейнере с пирожными осталось только одно. А было три!

Я тщательнейшим образом произвела ревизию холодильника, заодно машинально протерла полки, чтобы постараться все же найти пропавшие продукты, но не нашла.

Да что же это со мной такое происходит? Может, я стала лунатиком и теперь по ночам хожу по дому и опустошаю холодильник? Только этого мне еще и не хватало!

Правильно говорит моя мама: самое страшное – это проблема с головой. Вот пусть все заболит, считает она, только не мозг. Вот тогда все – пиши пропало.

Получается, что у меня разрядился мой мозговой аккумулятор?

Аппетит пропал, я выпила лишь пару глотков кофе и решила освежиться под душем.

Может быть, даже, решила я, сделаю себе контрастный душ, чтобы разбудить сонную кровь, глядишь, и голова заработает яснее.

Но когда я, ополоснувшись под душем и даже успев замерзнуть от потока ледяной воды, которой окатила себя напоследок, вышла, встала на мягкий коврик и набросила на себя полотенце, то поняла, что оно мокрое. Причем именно мокрое, даже не влажное, потому что тот, что воспользовался им, моим толстым розовым бразильским полотенцем, даже не удосужился повесить его на теплый полотенцесушитель! А просто просунул в держатель полотенец в форме кольца на стене, который мы с Виктором уже давно не использовали, с тех пор как установили электрический полотенцесушитель.

Спросите, что это я так зациклилась на этом полотенце? Да потому что никто, кроме меня, не мог пользоваться ванной комнатой. Я проживала в доме одна! И даже не проживала, а доживала последние денечки перед тем, как покинуть этот домашний рай и отправиться в сельский, полный страданий, грязи и вони ад.

Но тогда кто же помылся здесь и воспользовался полотенцем? Получается, тоже я?

Я, дрожа от отвращения, голая добежала до бельевого шкафа, схватила чистое сухое полотенце и обмоталась им, взяла еще одно и закрутила тюрбаном на мокрых волосах. Потом вернулась в ванную комнату и швырнула использованное кем-то (ну не может быть, чтобы это была я!) мокрое полотенце в стиральную машину.

Что со мной происходит? Мама… Мамочка, забери меня отсюда!»

Глава 5

20.01.2023 г. Женя

Ревность – какое же это мерзкое чувство! Мерзкое и стыдное. Главное, чтобы Борис этого не понял. Вот этого Женя допустить не могла.

– Просто неприятно все это, понимаешь? – объясняла она Тоне, надевая вечернее платье кроваво-красного цвета поверх черного кружевного белья.

– А как ты объяснишь Борису, который может вернуться домой в любой момент, куда собираешься, зачем надела это платье? – занервничала Антонина.

– Отвечу ему примерно так же, как и он, – скажу, что еду по делам. И все! Разве он объясняет мне, куда едет, на какую встречу и чем конкретно занимается в Москве? Он, видите ли, адвокат, а я кто? Никто и сбоку бантик. Нет-нет, он должен понять, что меня не привязать ребенком к себе, к дому, к плите.

– Ну, к плите он тебя уж точно привязать не может, знает твое отношение к готовке. Ты, кстати говоря, так и не научилась варить гречневую кашу?

– Тоня, да при чем здесь гречневая каша? Все это мелочи, понимаешь? Борис относится ко мне как к какому-то тупому существу, которое постоянно сидит дома и нянчится с ребенком! Как будто бы у меня не может быть помимо семьи еще какого-нибудь полезного занятия или развлечения? Вот скажи мне, когда мы с Борей последний раз были в театре? Кино? На концерте? Или, может, он брал меня с собой на встречу, в гости к друзьям? Нет! Он сам иногда приезжает с водителем, потому что где-то выпил. Вроде бы как с деловой встречи… А я… Я схожу с ума от ревности, представляя его себе в обществе красивых женщин!

– Женя, да что это ты так раздухарилась?

– Пусть он теперь приревнует меня к кому-нибудь. Пусть изводит себя разными там домыслами, фантазиями. А я… Я в это время буду просто сидеть тупо где-нибудь в ресторане с тобой и пить вино. Вернее… нет, безалкогольный коктейль. Я же еще кормлю.

– Кормишь?

– Ох, забыла… Нет, уже не кормлю. Мишка предпочитает мне смеси. Ты же видела, какие у него щеки – как у хомячка!

Сцена происходила в той самой комнате, в которой Женя проживала, находясь еще в статусе домработницы в доме братьев Бронниковых. Не в спальне, не в гардеробной, а в том самом месте, которое считалось сугубо личным ее пространством, где Женя хранила некоторые свои вещи, книги, все то, что составляло ее жизнь до того, как она стала женой Бориса. Иногда она позволяла кому-то из гостей ночевать там и даже прятала важных свидетелей, которых не должна была найти полиция. Почему-то именно здесь она чувствовала себя по-настоящему свободной и время от времени позволяла себе мечтать о другой жизни. О жизни без Бориса. И это притом что она его любила. Любила и вместе с тем страдала от его чрезмерной опеки, которую воспринимала как отеческую. Ее стремление быть на равных просто корежило ее представление о браке, время от времени разрушало гармонию в супружеских отношениях.