Тайна церковной мыши

Большие надежды Александр возлагал на встречу с Табачниковым. Вот уж кто хорошо ее знал, так это он.

Подъезжая к дому Кречетова, он лишний раз убедился в том, что Ирина, если помимо нее не окажется других наследников, стала бы невероятно богатой девушкой. И если наследник все-таки есть и теперь дорога перед ним расчищена, то и вычислить его будет несложно – ясно же станет, кому была выгодна смерть племянницы.

Девушка, которую он увидел за воротами, смотрела на него испуганно. Он не сразу сообразил, что и говорить, настолько был потрясен ее красотой. Она так сильно отличалась своей внешностью от других девушек, современных, с наращенными ресницами и раздутыми губами, с которыми ему приходилось общаться, что он сразу почему-то определил, что видит перед собой не испорченную столицей чистую и наивную провинциалку. Густые черные волосы сверкали на солнце, а кожа, нежная, матовая, словно светилась изнутри. Она была одной «масти» с ним – брюнетка с синими глазами. Вернее даже, с голубыми. Он засмотрелся на ее темно-красные пухлые губы, не накрашенные, а просто сочные и яркие от природы.

– Добрый день, – сказал он.

– Добрый, – ответила она, явно струхнув при виде его машины с надписью «Следственный комитет», а потому голос ее прозвучал сипло.

– Это дом Кречетовых?

– Да.

– Могу я спросить, кем вы приходитесь господину Кречетову? Родственница?

Он смотрел на нее таким взглядом, так долго, что мог выдать этим себя, свое неравнодушие, свое восхищение. А ведь он приехал сюда работать!

И каково же было его удивление, когда она представилась садовницей! Прекрасная и чудесная садовница!

Он вошел и оказался словно в другом измерении. Такая красота была вокруг, что не хотелось думать ни об убитой девушке, в сущности, почти хозяйке этого прекрасного дома и этих роз, ему хотелось взять красавицу-садовницу за руки и просто пройтись с ней по саду, поговорить о чем угодно, но только не об убийстве.

Но делать нечего, надо было возвращаться в реальность, задавать вопросы и, главное, рассказать Софье, как звали садовницу, и ее подруге Татьяне, которая представилась домработницей, о том, что же случилось с их хозяйкой.

Когда Стрелок сел в свою машину с жуткой надписью, Соня перекрестилась. За ней, перекрестившись, принялась читать молитву и Татьяна.

– Господи, спасибо тебе, что пронесло. Пронесло!

Соня какое-то время еще стояла у окна, провожая взглядом свою мечту. И хотя Татьяна причитала и сто раз повторяла, что они влипли, что попались, что теперь их ждет тюрьма, что деньги нужно поскорее спрятать куда подальше, а фото и видео с место преступления Ирины с этой бомжихой и желтым кабриолетом уничтожить, Соне хотелось, чтобы этот следователь с синими глазами вернулся. Вот прямо сейчас. И тогда она уже не будет отвечать за себя, она сама ему все расскажет, лишь бы он подольше находился рядом с ней.

– Таня, я такая дура… – прошептала она, вздыхая.

– Почему это? Я что-то пропустила? Ты сболтнула ему лишнее? Соня, что ты имеешь в виду?

– Да нет… Я не об этом, – встрепенулась Соня. – Просто мне надо было тебя отговорить от этой затеи. Но я же сама настояла на том, чтобы мы сюда приехали. Да и вообще, если разобраться, то разве мы в глазах этого следователя можем быть хоть в чем-то виноваты? Мы – обслуга! И надо стоять на своем, поняла? Могу представить себе, сколько времени они будут расследовать это убийство, и ты думаешь, что нам надо будет покинуть дом? Нет, будем оставаться здесь до последнего. Пока не появится наследник и не скажет: девочки, а не пора бы вам уже отсюда… Да и не факт, что он так сделает. Дом требует заботы, работы, а это значит, что у нас есть шанс задержаться здесь надолго. Вот бы узнать еще, кто будет наследником после смерти Ирины.

Таня, слушая Соню, вдруг задумалась.

– Соня, а ведь до меня еще не дошло, что Ирину убили. Понимаешь, она не умерла, а ее убили. Как ты думаешь, за что?

– Вариантов полно.

Соня взяла коробку с соком, ту самую, из которой Татьяна наливала Стрелку, и налила себе в стакан. Подумала, что у нее сейчас во рту так же сладко и вкусно, как было и ему. Если бы она была одна, то выпила бы сок прямо из его бокала. И тогда получилось бы, что она его поцеловала. Ну или почти поцеловала.

– Ау, ты где? – потрясла ее за плечо Таня.

– Да здесь я, здесь. Вариантов, повторяю, много. Во-первых, и самый главный – это наследники, конкуренты, понимаешь? Возможно, у Кречетова есть жена, о которой Ирина понятия не имела. Может, эта женщина, назовем ее для удобства «жена» или уже «вдова», поначалу была просто любовницей Кречетова. А потом они оформили свои отношения или даже обвенчались, никому об этом не сказали. И вот в этом случае, эта самая вдова и есть наследница номер один.

– Ну да, конечно! У нее хватило ума охомутать миллионера, а вот заявить свои права на наследство сразу после его смерти – нет? Этого просто не может быть.

– Таня, во-первых, она может быть просто скромным человеком, и ей ничего не нужно…

– Соня, да ты понимаешь, что говоришь? Она – это не ты! Это ты могла бы, потеряв любимого, горько его оплакивать и не думать о наследстве. Ты вообще сделана из другого теста, но другие – не такие.

– Тань, я уже тоже не такая. Если бы я не пожила в Москве и не насмотрелась на все, что вокруг меня происходит, то, может, и не согласилась участвовать в твоей афере. Но я же здесь, понимаешь? Здесь! И мне нравится находиться в этом доме, сидеть за этим столом и представлять себя частью этой шикарной жизни. Так что зря ты думаешь обо мне так… И если бы я, к примеру, была женой Кречетова, то после его смерти я вряд ли бы бездействовала. Зная, что у него есть племянница, которая считает себя единственной наследницей.

– Слушай, ты так много всего наговорила, что я не поняла: так что там с этой вдовой?

– Думаю, что ее просто не существует. Вот и все.

– Ладно, поехали дальше. Кто еще мог пожелать смерти Ирине?

– Она могла точно так же, как это было два дня тому назад, сбить человека? Скажем, ребенка? Ты можешь себе представить, какие чувства должны испытывать его родители, когда Ирину просто отпустили, она откупилась, вот как от тебя сейчас?

– Но найти того, кто мог бы отомстить за смерть ребенка, теперь просто невозможно! За деньги и дела-то не возбуждали! Ладно, этот вариант самый нереальный. Мы же его только что придумали. Может, что-то связано с деньгами? К примеру, обещала помочь, одолжить кому-то деньги, и не дала? Или наоборот…

– Таня, не смеши меня. Скажи еще, что она сама деньги у кого-то заняла и не отдала. Нет, это не про нашу Ирину. Это у нас с тобой вечно проблемы с деньгами, но не у нее.

– Может, парня увела?

– Запросто. А еще, как это иногда бывает, и никому это не приходит в голову, она могла быть свидетелем другого преступления! Понимаешь?

– Ее могли убить как опасного свидетеля?

– Ну да. Вот бы подсказать Стрелку…

– Что? Какая еще стрелка?

– Да нет. Я просто оговорилась. Хотела сказать: вот бы намекнуть следователю на этот мотив, – покраснела Соня.

– А зачем он вообще приезжал-то?

– Как зачем? Опросить свидетелей.

– Но какие мы свидетели?

– Да откуда же он знал, что мы здесь всего-то пару дней как работаем? Вероятно, он надеялся поговорить с той обслугой, которую Ирина уволила. Вот эти женщины точно знают многое.

– Так мы могли бы помочь следователю, – сказала Соня. – Разыщем этих людей, расспросим об Ирине.

– Да зачем это тебе нужно? Забудь об этой истории вообще! Хорошо, что нас оставили в покое и ни в чем не подозревают!

– Немедленно сотри компрометирующие фото с твоего телефона! Мало ли… Тань, а может, нам вообще смыться отсюда? Вот просто взять и уйти? Запереть дом, позвонить этому следователю и сказать, что мы боимся и все такое. Он же оставил тебе свою визитку?

Таня, которой Стрелок отдал перед тем, как уехать, свою визитку, машинально сунула ее в карман. Вот почему он отдал визитку именно Тане, а не ей, Соне? Может, она ему больше понравилась?

– Да что с тобой сегодня, Соня? Какая-то ты странная. Подумай хорошенько! Если мы сейчас все бросим и уедем, разве это не покажется странным? Словно мы бежим отсюда? Да мы должны вести себя как можно естественнее. Мы же устроились сюда ради денег, так? Ну, во всяком случае, так это должно выглядеть для всех. Мы получили высокооплачиваемую работу, и теперь взять вот так и все бросить? Нет-нет, как мы уже договорились, будем находиться здесь до тех пор, пока не объявится новый наследник, который и решит, оставить нас здесь или нет. Но поскольку он найдет дом в полном порядке, да и в саду будет все полито-подстрижено и ухожено, так зачем же нас увольнять? К тому же в доме много дорогих вещей, и мы все это сохраним. Разве после этого нас не оценят?

– Почему он не обыскал дом? – задумчиво спросила Соня, словно и не слыша подругу. – Он вел себя как-то непрофессионально. Как можно не обыскать дом, где можно найти так много всего интересного про жертву? Я столько фильмов просмотрела! И ноутбук надо бы взять, и все бумаги просмотреть, вещи взять на экспертизу, постельное белье, чтоб выделить ДНК мужчины, с которым у нее был половой акт… А он приехал, поговорил с нами и уехал!

– Хочешь сказать, что он никакой не следователь?

– Да не знаю… – Соня, открыв телефон, принялась набирать в поисковике фамилию Стрелка.

– Ну тогда ладно. Давай поможем уже найти ее убийцу. Хотя я с трудом представляю, как это можно сделать.

– Говорю же – надо устроить настоящий обыск и постараться найти какую-нибудь зацепку.

Таня в который раз подумала о том, что до сих пор и не знала свою подругу. Когда она затевала всю эту авантюру с шантажом, была на все сто процентов уверена в том, что Соня станет ее уговаривать забыть об этой Ирине, чтобы не вляпаться в неприятности. Таня была уверена, что без труда сможет предугадать поведение подруги, но вот сейчас, когда ситуация начала усложняться с каждым днем и когда им уже реально грозила опасность, потому что девушку убили, Соня вместо того, чтобы спрятаться, исчезнуть в страхе быть втянутой теперь уже в тяжелое уголовное преступление, ведет себя как-то странно, словно это и не Соня. Что же это получается? В обычных и бытовых вопросах, когда речь шла о повседневных делах и заботах, она могла спрогнозировать поведение подруги, а в сложных ситуациях, получается, они никогда и не были, раз Таня теперь на каждом шагу удивляется ее поведению. Неужели все дело в деньгах? Ладно, пусть Соне важно сохранить деньги, чтобы купить на них квартиру и крепко уже зацепиться за столицу. Но деньги уже есть, и их теперь вряд ли кто сможет отнять… Так что мешает им теперь обоим выйти из этой жутковатой игры? В конце-то концов, можно покинуть дом, предварительно поговорив об этом с этим же следователем, даже представить это как их желание посоветоваться с ним. Сказать, что они напуганы. И он, скорее всего, скажет им, что они вольны поступать так, как им удобно. Что они здесь не при делах и что, возможно, для их безопасности действительно лучше покинуть дом. И тогда уже их уход не будет выглядеть как бегство. Однако Соня упорно хочет здесь остаться. Неужели ей, бедной девчонке из глухого провинциального поселка, так сильно хочется примерить на себя жизнь богатых людей, находясь пусть даже и на птичьих правах в этом шикарном доме?

– Ладно, пройдусь еще раз по дому, может, теперь и увижу что-нибудь подозрительное. Хотя мы же здесь все осмотрели, как только приехали сюда.

– Мы осмотрели все поверхностно. Лично я, к примеру, – не отрывая взгляда от своего телефона, в котором она продолжала что-то искать и читать, отозвалась Соня, лицо ее было сосредоточенным, серьезным.

– Да и я, собственно говоря, не заглядывала ни в шкафы, ни в письменный стол в кабинете. Да мне и неудобно как-то было…

– Глупости. Даже в качестве домработницы ты могла бы все проверить, разложить все вещи аккуратно, и это было бы частью твоей работы, а не простым любопытством. Давай уже, впрягайся в работу, а заодно и поищи какие-нибудь улики, детали, я не знаю… Вот! Все, нашла! Наш Стрелок действительно настоящий следователь Следственного комитета, смотри, здесь и фотография его есть…

Последние слова она произнесла с незнакомой Тане интонацией, с какой-то подозрительной теплотой в голосе, как если бы нашла человека, которого долго искала и к которому испытывает…

– Соня? – Таня вдруг подошла к ней и заглянула в глаза. – Вот это да! Да я слепая, оказывается! Уж не влюбилась ли ты в него? И почему Стрелок?

Соня подняла голову, взгляды их встретились. Таня, увидев ее взгляд, одновременно какой-то жалостливый и неуверенный, первые несколько секунд и не знала, что сказать, как отреагировать. Да она попала прямо в точку!

– Я представила его себе на коне с луком или арбалетом… Вот сразу, как только увидела, – быстро заговорила Соня. – Таня, ты – единственный человек, с которым я могу говорить на эту тему. Да я и не могу молчать, меня просто всю распирает! Я как увидела его, со мной что-то произошло. Думаю, у меня мозг отключился.

– В смысле?

– Ты думаешь, я не понимаю, что веду себя как-то странно? Что любая бы на моем месте рвала бы отсюда когти, что называется, а я делаю все, чтобы только подольше здесь оставаться. И дело не в доме! Просто пока мы будем оставаться здесь, мы как бы останемся в этом деле, в деле, которое он ведет! Ты знаешь, я не эгоистка, никогда ею не была. Поэтому теперь, когда я рассказала тебе всю правду, когда призналась в том, что со мной происходит, я прошу тебя – поступай так, как ты считаешь нужным. Хочешь уходить – уходи. И продолжай жить обычной и нормальной жизнью. А я останусь в этом доме. Я полы здесь помою, за садом буду ухаживать. Я все смогу, лишь бы хотя бы косвенным образом быть связанной с этим Журавлевым. Фу… Ему совсем не подходит эта фамилия. Он вообще должен быть без фамилии, его имя должно быть какое-то эльфийское, волшебное… Таня, я схожу с ума, я это чувствую.

– Да ты просто влюбилась! Чего паникуешь-то? – принялась успокаивать подругу Таня, растрогавшись от ее признания в своих чувствах к следователю. Надо же, Соня, неразбуженная и девственная Соня, проснулась, наконец! – И никуда я теперь не уйду. Как я могу оставить тебя в таком состоянии?

– Хочешь сказать, что я неадекватная?

– Да ты еще и сама не знаешь, как счастлива. Многим людям вообще не дано испытать это чувство. Мне вот, к примеру.

Она понимала, что произносит дежурные фразы, но ей так хотелось поддержать подругу, помочь ей. Но как можно было помочь?

– Спасибо тебе! – Соня бросилась к ней, обняла ее. – Ты знаешь, меня просто лихорадит, словно я простыла или подцепила какую-нибудь инфекцию, вирус.

– Так, про вирус ни слова! – строго приказала Таня. – Ты абсолютно здорова, поняла? Ладно, все, решено. Остаемся. А если ты захочешь увидеть его, то я тебе в этом помогу.

– В смысле? Как?

– Найдем какую-нибудь улику, а если не найдем, то придумаем ее, чтобы только заинтересовать его, заинтриговать, чтобы он вернулся сюда, поняла?

– Таня! Да разве так можно? Это же все серьезно! Погибла девушка. К тому же нам надо быть осторожными, чтобы мы сами не попали в круг подозреваемых…

И тут она вдруг замерла, словно что-то вспомнив:

– Послушай… А вдруг ее убила та самая бомжиха? Нашла ее и убила. Или кто-то из ее родственников, сын, к примеру? Может, она умерла после наезда. А он, этот парень, каким-то образом узнал, кто виновен в гибели матери, разыскал Ирину и убил?

– Брось… Это все нереально. Ты бы видела эту особу. Бомжиха стопроцентная. Ты думаешь, что она запомнила номер машины, к примеру, и по нему вычислила хозяйку? Нет, она была, по-моему, пьяная и уж точно неадекватная. Вместо того чтобы согласиться на мое предложение отвезти и подать заявление в полицию от ее имени, чтобы заставить виновницу наезда раскошелиться, она повела себя как-то грубо, кажется даже, обозвала меня и сказала почему-то, что подошел ее автобус, рванула куда-то по дороге, хотя я никакого автобуса не видела.

– Да ей же голову разбили! Может, поэтому она так себя повела? Да и шок был.

– Подожди… Соня, Соня! И как же я могла забыть? Она же назвала свои имя и фамилию! Надя, говорит, меня зовут. Надя Фирсова. Ну надо же, вспомнила!

– Так может, нам стоило бы найти ее?

– Ты имеешь в виду, чтобы принести Журавлеву на блюдечке ее фамилию и намекнуть, что Кречетову мог убить кто-то их окружения этой Фирсовой? Мне твоя мысль ясна, конечно. Но…

– Да я понимаю все. Спрашивается, откуда мы могли бы знать вообще о существовании этой бомжихи… Тогда нам пришлось бы рассказать ему всю правду. Признаться в том, что мы раскрутили Ирину на сто тысяч евро. И кем бы мы стали в его глазах?

– Преступницы. Вернее, это я была бы преступницей.

– Тебя бы посадили, деньги бы забрали, и на этом наша московская эпопея, собственно говоря, и закончилась бы.

– Постой… Но мы могли бы как бы найти в доме записку с именем этой Фирсовой… Смотри, если эта Фирсова, к примеру, погибла после наезда, вот бросилась от меня бежать к несуществующему автобусу, еще не понимая, что с ней происходит что-то не то… Ей становится плохо, она не может идти, падает на обочине шоссе, ее подбирает машина, ее отвозят в больницу, там она называет свой адрес, приезжает ее сын или кто-то там из ее близких, и она успевает сказать, что ее сбил желтый кабриолет… Сын по этому яркому кабриолету и с помощью полиции находит Кречетову и убивает ее! Но перед этим к Кречетовой мог зайти, к примеру, полицейский, чтобы допросить ее: это вы, дамочка, сбили женщину?..

– Таня, остановись! Ты несешь полный бред! Ты же встретилась с Ириной в тот же день! Ни у кого не хватило бы времени, чтобы так быстро вычислить ее, допросить и все такое… Разве Кречетова не была удивлена, когда ты рассказала ей, что явилась свидетельницей наезда?

– Ох, и правда, что-то меня унесло не в ту сторону…

– Таня, по-моему, у тебя мозги перегрелись. Кречетова же и заплатила тебе за то, чтобы замять это дело.

– Да… Что это я, правда? Просто хотела тебе помочь и искала объяснение этой записке с именем Фирсовой.

– Да просто отдадим ему записку, и все. Только надо бы написать ее почерком, хотя бы немного похожим на почерк Ирины. Таня, если бы нас кто-то послушал со стороны, подумал бы, что мы с тобой сумасшедшие.

– А разве нет? – Таня усмехнулась. – Знаешь, давай уже все наши следственные действия оставим на завтра, а? Я так устала. Сегодня выдался тот еще денек.

– Ты иди, отдыхай, а мне надо пойти полить сад.

Таня уже засыпала на той самой кровати в той самой спальне, где провела прошлую ночь, кода услышала громкое хлопанье дверей и быстрые шаги. Она моментально проснулась и села на кровати. Сердце ее забухало в груди так, что отдавалось где-то в горле. Что случилось? Кто это? Соня? Полиция?

Дверь распахнулась, влетела Соня. Бледная, перепуганная:

– Там… – шептала она, маша руками и вертя головой, как если бы забыла все слова на свете. – Там… В садовом домике… Я пошла туда, чтобы поискать инструменты, мотыгу… Там на полу следы крови… Они засохли, там следы волочения… И крови много… Таня!

– Тс-с-с… – Таня приложила палец к губам, как если бы их в этом огромном доме мог кто-то услышать. – Тихо. Успокойся. Может, тебе показалось?

– Как была убита Ирина?

– Понятия не имею. Он же ничего не рассказал. Просто сказал, что убита, и все.

– Да она здесь была убита, понимаешь? Здесь!

Тот самый «самозванец», который выдавал себя за внебрачного сына бизнесмена Константина Кречетова, легко согласился на встречу. Такого циничного молодого человека просто распирало от желания рассказать Журавлеву о том, как устроено телевидение, что ради шоу люди готовы на все – на обман, подлог, дешевую фальшивку, лишь бы это привлекло к экранам телевизоров зрителей, лишь бы был рейтинг. И хотя Журавлев и без того все знал и понимал, но все же разговаривать с этим парнем было крайне неприятно. Это был высокий, хорошо сложенный длинноногий молодой актер, недавно закончивший актерские курсы. Молодой папаша, который готов был сыграть кого угодно и где угодно, лишь бы заработать. Его белозубая профессиональная улыбка (пожалуй, она и была единственным его профессиональным качеством) раздражала Александра до тошноты. Безусловно, он не был даже знаком с Кречетовым, не говоря уже о том, чтобы быть его сыном. Его пригласили в студию, поговорили, вручили текст, который он должен был выучить назубок, – вот, собственно, и вся его работа, за которую он получил свой гонорар. Выходя из кабинета, он нервно подхихикивал, Журавлеву захотелось швырнуть ему в спину что-нибудь поувесистее. Напрасно потраченное время! А сколько еще бесполезных разговоров и допросов будет впереди!

К певице и солидной даме Вере Ивановне Крайновой, соседке убитой Кречетовой, он приехал сам. Крайнова его ждала, была предупреждена его помощником о визите. Встретила его в белом брючном костюме и с черной газовой шалью на плечах. С одной стороны, ей хотелось просто нарядиться, с другой, как он понял, она просто была вынуждена внести в свой образ трагический штрих. Аккуратная стрижка, сильно напудренное лицо с чрезмерно длинным носом и слабый цветочный запах ее духов – вот что запомнилось Журавлеву после их разговора.

Конечно, она сразу же запричитала по поводу внезапной кончины Кречетовой. И потом моментально, как если бы готовилась заранее, выдала мотив убийства:

– Да, конечно, ее убили из зависти к ее деньгам! Вернее, не к ее личным деньгам, а к богатству ее дяди. Вы же, наверное, уже знаете, что она всем незнакомым людям представлялась его дочерью. Оно и понятно. Во-первых, к ней сразу же возникало определенное отношение, во-вторых, он действительно относился к ней по-отечески, заботился о ней как о дочери. Но, говорят, он сильнейшим образом был привязан к своей родной сестре, матери Ирочки. Быть может, вы не знаете, но когда-то очень давно, еще в молодости, когда он только начинал свою деятельность, ему крепко не повезло, он попал в аварию, сильно пострадал. И единственным человеком, который ухаживал за ним, была как раз его сестра. Она, как я слышала, помогала ему и деньгами на первых порах, вроде бы даже заложила свою квартиру, поскольку она раньше его встала на ноги, у нее, кажется, был небольшой бизнес, она торговала шубами, возила из Турции. Говорят, она так верила в брата, в его мозги, вот чувствовала, что он многого достигнет в этой жизни. И рискнула! Ее смерть, а умерла она от онкологии, потрясла Константина Николаевича. Говорят…

– Скажите, Вера Ивановна, вот вы так часто повторяете «говорят». А кто рассказывал вам все это?

– Да я уж сейчас и не помню, кто именно. Может, и Ирочка покойная говорила. Мы с ней мало общались, сталкивались только в подъезде, разве что обращались друг к другу время от времени чисто по-соседски, знаете, за солью, сахаром. Она была такая росомаха… Ой, извините, пожалуйста. Я хотела сказать, что она была молодая, какая-то слегка безалаберная, деньгами сорила, но была рассеянная и страшно ленивая. Почему, спросите вы, я так считаю? Да потому что ей кайфолом было сходить, к примеру, в магазин, я знаю, что она гоняла за выпивкой или сигаретами, а то и за продуктами нашу консьержку. А та и рада услужить, чтобы получить денежку.

Слово «кайфолом» резануло слух Александра. Он счел, что словечко это артистка вставила исключительно для него, чтобы показать ему, что она молода душой и что разговаривает на языке молодежи. Или же действительно понабралась от своего окружения. У нее наверняка есть дети, внуки. Да и вообще, почему он вообще обратил внимание на это слово?

– Вера Ивановна, пожалуйста, расскажите, что произошло вчера утром с вами лично? Кто приходил? Чем занимались? Особенно меня интересует время с семи до девяти часов утра.

– Ну… – Она надула свои щеки и с шумом выдохнула кислый воздух. В комнате запахло помадой. – Рано утром, точно время не скажу, пришла моя маникюрша Розочка.

– А что это она к вам так рано пришла?

– Честно? Только не подумайте, что она спозаранку пришла делать мне маникюр. Нет, она пришла занять у меня денег. У нее ипотека и куча кредитов, ей так трудно. А женщина она молодая, работящая. А я, знаете ли, уважаю женщин, которые работают и сами себя обеспечивают, не зависят от мужиков. И презираю содержанок! Так вот, я не только в долг ей даю, кстати говоря, практически без процентов – она расплачивается со мной вместо процентов своей работой. Вы только посмотрите, какой шикарный маникюр она мне делает! Я ее и своим приятельницам порекомендовала, и они, знаете ли, очень довольны. А почему вы вообще спрашиваете про Розу? – Она улыбнулась так нехорошо, словно перед ней был какой-то недоумок, цепляющийся за что попало, лишь бы только задавать вопросы.

– В то время, пока убивали вашу соседку Ирину Кречетову, пока рубили ее голову топором, – едва сдерживаясь, чтобы не послать эту противную старуху куда подальше, отвечал Журавлев, – в подъезд из чужих вошла именно ваша маникюрша Роза и находилась в доме все то время, когда происходило убийство.