– Но Роза была у меня! Она не могла, господи помилуй, убивать! Я вот всегда думаю, глядя на эти сериалы, где зрителям всегда ясно, что следствие идет по ложному пути, что следователи эти тратят свое время, отвлекаясь на разные пустяки, а самого главного-то не видят!

– Что вы имеете в виду под этим главным? – сдерживаясь из последних сил, проговорил Александр.

– Да то, что ее, скорее всего, убил ее любовник, водитель ее погибшего дяди, потому что она больше ни с кем практически и не общалась. Во всяком случае, к ней никто, кроме него, не приходил. Конечно, они вместе куда-то уезжали, в основном в вечернее время, может, в рестораны или клубы, кто их знает. Но вы найдите его, проверьте его алиби! Я уверена, что он ночевал у нее. Потом, знаете, как это бывает, поссорились, может, этот парень приревновал ее к кому-нибудь, да и убил. Говорите, зарубил топором? Но они ведь богатые люди, могут позволить себе купить хороший пистолет, чтобы не так варварски… Бр-р-р… Может, это и не он… Слишком грубая работа!

Журавлев подумал, что она, говоря про топор, а потом и про пистолет, состроила такую брезгливую мину, словно речь шла о возможности купить хороший дорогой шампунь или деревенский творог, мол, могли бы позволить себе хорошее. Возможно, до нее до конца еще не дошло, что убили реального человека, ее соседку, молодую женщину, которую она видела каждый день, здоровалась с ней, быть может, говорила с ней о погоде или шутила о шустрой консьержке.

– Вы могли бы продиктовать мне номер телефона Розы?

Вот такой скромный улов, подумал Александр, покидая перегруженную старой мебелью и коврами квартиру амбициозной и молодящейся артистки и испытывая при этом облегчение. Вот бывают же такие неприятные женщины! Без сердца и души. До самой смерти, наверное, будет выступать в каких-нибудь районных ДК, петь свои поеденные молью и никому не интересные романсы или приторные песенки из репертуара Изабеллы Юрьевой. «Жалобно стонет ветер осенний…» Эту песенку в исполнении популярной певицы Александр помнил еще со времен своего детства, когда гостил у своей бабушки, обожавшей Изабеллу Юрьеву и до самой смерти жившей в каком-то своем, ею же и обустроенном, сотворенном мире, где она сама и люди, окружавшие ее, говорили на чистом русском литературном языке, где любили поэтов серебряного века, цитировали их постоянно, где суп наливали в супницы перед тем, как подать на стол, где повсюду стояли вазы с цветами, а в шкафу висело штук тридцать пропахших нафталином шифоновых платьев цветочной расцветки. Бабушки давно не было, а мама Александра так до сих пор и не посмела притронуться к вещам в бабушкиной комнате, которая превратилась в страшноватый кусок окаменевшего прошлого и где, как иногда казалось Журавлеву, все еще обитала сама невидимая бабушка, а по ночам где-то тихо пела свои песенки Изабелла Юрьева.

Вот почему он так злился на эту Крайнову – она напомнила ему не желавшую идти в ногу со временем бабушку. Почему старые люди так цепляются за свое прошлое, почему не живут настоящим, не сменят тяжеловесную и давно вышедшую из моды мебель на светлую и легкую икеевскую, не заменят пыльные бархатные шторы или кружевные занавески на удобные и такие функциональные жалюзи? Почему не выбросят свои дурно пахнущие старостью и хозяйственным мылом старые платья и не наденут удобные брюки и блузки?

Хотя нет. Не из-за всего этого он злился. Просто он чувствовал, что Крайнова была права, когда говорила, что, расспрашивая про Розу, утонувшую в долгах маникюршу, он просто тратит драгоценное время.

Конечно, он должен был в первую очередь поговорить с Табачниковым. Но разыскать его оказалось не так-то и легко. Покинув рано утром квартиру своей любовницы и подружки Ирины Кречетовой, он, как позже выяснилось, отправился за город, где строил дом, где у него была назначена встреча с человеком, который с бригадой рабочих устанавливал ему в саду застекленную беседку.

Вот невозможно было представить, чтобы человек, жестоко расправившись со своей любовницей (которая и помогала ему финансово с этой самой беседкой, не говоря уже о других благах, которые Табачников имел, вытягивая с нее деньги), спокойно отправился за город, чтобы заплатить рабочим. Если он, конечно, не монстр, бездушный и безнервный человек.

В кабинет вошел высокий молодой парень, блондин, крепыш с добрым и открытым лицом. Это и был Табачников. Помощник Журавлева надел на него на всякий случай наручники.

– Я не понимаю, в чем дело и за что на меня надели наручники, – сказал он, хмурясь и гримасничая, как ребенок. Он вел себя как человек, уверенный в том, что произошла ошибка, а потому в его жестах и словах сквозила дурашливость и легкость.

– Садитесь, Евгений Васильевич. Жора, сними с него наручники, – попросил он своего помощника, Георгия Маркова, исполнительного и толкового парня, в прошлом году завершившего юридическое образование и мечтавшего стать следователем.

Жора ушел, Табачников сидел напротив и потирал запястья, невидимые следы наручников.

– Вы задержаны по подозрению в убийстве вашей подруги или просто хорошей знакомой, Ирины Кречетовой.

И вдруг вместо того, чтобы заметить на лице Табачникова выражение страха и ужаса, ну хотя бы какое-то проявление чувств по поводу гибели его любовницы, он увидел широкую улыбку, приподнятые словно в каком-то восторге брови и услышал:

– Ну-ну! Убита, значит! – И он хохотнул.

Журавлев чуть не проронил свое излюбленное «не понял», но воздержался, поскольку это был допрос, следовало вести себя как подобает.

– Вам смешно потому, что убита ваша знакомая? Или?! – Он не нашел слов, чтобы сдержанно выразить свои предположения. Он что, идиот, почему он сидит и смеется, глядя ему в глаза?

– Да ничего с ней не случилось. Это просто шутка такая!

– Вы считаете, что это весело, когда кто-то взял да и зарубил топором девушку?

– Каким еще топором?

Журавлев показал ему несколько снимков со своего телефона, при виде которых Табачников на время потерял дар речи. Теперь он просто сидел и тупо смотрел куда-то мимо Журавлева в пространство.

– Вы готовы опознать труп?

– Нет, не готов… Этого не может быть. А все ваши снимки – фотомонтаж. Если не верите, поедемте прямо сейчас к ней домой, и вы увидите, что она жива и здорова! Не знаю, кто прислал вам эти снимки… Может, она сама все придумала.

– И зарубила себя, да?

– Вы что, сами все это видели? И где это произошло, по какому адресу?

– В Столешниковом переулке. Расскажите, когда и при каких обстоятельствах вы видели Ирину Кречетову последний раз.

– Ну… Я ночевал у нее. Мы с ней давно уже в таких отношениях. Еще когда был жив Константин Николаевич, царство ему небесное. Так вот, я проснулся, не хотел ее будить, а она вдруг сама встала, сказала, что выпьет со мной кофе. Еще сказала, что у нее есть ко мне разговор. Ну я сразу понял, о чем идет речь. Она снова отправлялась без меня куда-то на острова, не знаю, куда точно, Мальдивы, Бали… Там собирается компания, и ей было бы неудобно, если бы мы были вместе. Все знают, кто я, что водитель и все такое…

– Хотите сказать, что она стыдилась бы вас?

– Не то чтобы стыдилась, просто она не смогла бы в моем присутствии оторваться там как следует. Я бы мешал ей. Понимаете, с одной стороны, ей удобно и приятно, что я всегда рядом, с другой – ей нужна свобода. Звал ее замуж – она не согласилась. Да она вообще не такая, ей семья не нужна. Она и сама не знает, чего хочет.

– Так. Вы выпили кофе, и?

– Я выпил кофе и поехал, мне надо было срочно встретиться с одним человеком, ну вы знаете… Ваш коллега нашел меня там, на озере. Удивительно, что он дозвонился, там плохо берет… Ну да ладно. Так вот. Выпил я кофе, повторяю, и поехал. Мы поцеловались, как это у нас было принято, я сказал, что… Короче, мне вся эта ситуация была неприятна. Вроде бы мы вместе, и в то же самое время каждый сам по себе. Вернее, она – сама по себе. Она почему-то твердила, что ей просто необходимо куда-то поехать, «смыться из Москвы», она так и сказала. Что ей все «обрыдло». Я подумал, что ее желание куда-то уехать, исчезнуть связано с каким-нибудь парнем, которому от нее что-то было надо. Может, она пообещала ему спьяну денег, а потом передумала, у нее это бывает. Или просто встретила одного из своих бывших парней и решила исчезнуть на время.

– Вы знаете имена этих парней?

– Нет. С ними она меня не знакомила.

– Значит, вы утром расстались, и все. Во сколько это было?

– Я проснулся в шесть, быстро собрался, выпил кофе… Уф… Что это я про кофе… – Его голос вдруг дрогнул, а глаза моментально наполнились слезами. – Вы что, серьезно? Ее убили? Ирину убили? Но этого не может быть! Кто? За что? Обычно убивают за долги там, из ревности… Она очень добрая. Таких, как она, нет.

– Вы кого-нибудь подозреваете?

– Да вообще без понятия. И где ее убили?

– Я же сказал – в Столешниковом переулке.

– Это вы нашли ее там. А где было совершено убийство?

Журавлев подумал, что более странного вопроса в этой ситуации было бы трудно себе представить.

– Почему вы спрашиваете об этом?

– Да потому что… Нет… Просто я подумал, что ее проще было бы убить в загородном доме, там никого нет и тихо, чем в самом центре Москвы, вокруг соседи… Вы сказали, что ее зарубили? Как? Кто же это мог прийти к ней рано утром с топором и убить?! Здесь что-то не так. Я должен увидеть ее. Возможно, это не она.

Поквартирный опрос соседей ничего не дал. Криков о помощи или просто криков никто не слышал. Убили человека, и никто ничего не слышал. Получается, что Ирина впустила в квартиру человека, которого знала и которого явно не боялась. Кто-то свой. И этот «свой» подошел к ней сзади и ударил топором по затылку, потом нанес еще удары по голове.

– Вы могли бы назвать людей, которых бы Ирина впустила в квартиру как своих?

– Конечно. Меня, еще раз меня и меня. Она никого бы не впустила, разве что Тамару, нашу консьержку. Ирина доверяла ей.

– А как же подруги?

– Да не было у нее подруг. У нее была компания, они тусовались вместе в клубах, ездили на острова. Но ни с кем близко она не общалась. И подруг у нее не было, потому что вся эта так называемая золотая молодежь в любом случае была продвинутой, что ли. Многие с образованием, за границей учились. Разговаривать умеют, многое в этой жизни понимают, знают, как себя вести и все такое. И среди них есть вполне нормальные девчонки. А вот Ирина нигде не училась, ей деньги просто на голову сыпались, и она жила… Даже не знаю, как и сказать. Не как животное, конечно, но как большой избалованный ребенок. Вот жила и жила. Выпить любила, травку там покурить… Много спала. Она не знала, куда деньги тратить, понимаете? Боялась, что если она кому-то что-то сделает, то ее не так поймут, но разгадают, что она богата, и ограбят. Она помогала мне, это честно. Вот просто пачками деньги давала.

– Но она же еще не вступила в права наследства.

– Не вступила, – медленно произнес Евгений. – Но там такая система… Короче, дело, которым занимался Константин Николаевич, все его фирмы, завод, все это же работает, и занимается всем этим его правая рука, Семенов Геннадий Петрович. Все ждут, когда подойдет срок и на Ирину можно будет все переоформить, а пока они действуют по доверенности, которую успел подписать Кречетов перед смертью. Он как вынырнул из комы тогда, очухался, к нему в больницу приехал нотариус, и он успел составить доверенность на Ирину и на Семенова, ну чтобы дело продолжало работать. И вот на счета Ирины постоянно приходили суммы, и нехилые.

– А как сложилась бы ее жизнь спустя шесть месяцев, когда она стала бы полноправной наследницей?

– Думаю, она растерялась бы поначалу. Там очень большие активы, деньги… Счета… Но Семенов бы помог ей правильно распорядиться, вложить. Кречетову вообще повезло с этим Семеновым. Честнейший человек.

– Вы бы могли опознать тело?

– Тело… Уф… Ну да, конечно.

– Хорошо. Ну и главный вопрос: как вы думаете, кому же была выгодна ее смерть?

– Есть один такой человек… Точнее, одна…

После уборки садовый домик пах смесью крепких дезинфицирующих препаратов и сверкал влажной стерильной чистотой.

– Это раньше бы следы крови не нашли, а сейчас, когда у экспертов появилось крутое оборудование, несмотря на наши усилия, разную химию, все равно при желании выделят следы крови и даже ДНК, – говорила Таня, устало опускаясь на мраморную скамью возле высокой свежей туи. Была глубокая ночь, но сад хорошо освещался фонарями.

– Так хотела пожить в красоте, полюбоваться на красивые растения и почувствовать себя частью этого великолепия, как на́ тебе! Убийство! Вот уж влипли так влипли. – Соня даже всхлипнула, понимая, что с этого дня, с этого момента, как она нашла следы крови на полу в домике, их жизнь может измениться. И явно не в лучшую сторону. – Умом я понимаю, что надо бы признаться во всем, вот просто взять и рассказать всю правду следователю.

– Стрелку, ты хочешь сказать? – горько усмехнулась Таня.

– Таня! Я же серьезно! Но, с другой стороны, когда еще у нас на руках будут такие деньги? И ведь мы их не украли!

– Тебе-то вообще не стоит волноваться. Это все я затеяла. И могу это доказать. У меня и свидетель имеется. Кондратьев. Он подтвердит, что мы были там, в том самом месте, где была сбита бомжиха. А на обочине дороги можно найти следы ее крови…

– Все не так, Танечка. И Кондратьев твой не станет свидетельствовать. Зачем ему это? Сама же все понимаешь, у него семья. Да он открестится от тебя сразу же, как только ему в дверь позвонят из полиции. Ну и моментально уволит тебя, само собой. Что же касается следов крови на дороге, то даже если они там остались, то что толку-то? Мы не знаем, кто она такая.

– Надежда Фирсова, – напомнила Таня.

– Вот если бы она умерла, к примеру, и этому было бы официальное подтверждение, тогда мы могли бы доказать, что наезд на самом деле был и что…

– Что я шантажировала Ирину вместо того, чтобы сразу заявить в полицию с тем, чтобы эту Фирсову, к примеру, разыскали. Грязненькая история, с душком. Нет, твой Стрелок, услышав ее, постарается и про тебя забыть, если даже ты ему понравилась и он захотел бы с тобой еще раз встретиться.

– Да, ты права. Мы обе в деле, Таня. И обе виноваты, пусть и косвенно, в смерти Ирины.

– С какого это боку? Почему виноваты?

– Да потому, что, если бы она не собралась на свою Ибицу или куда там, чтобы зализывать раны после общения с тобой, если бы не перепугалась, то ее жизнь пошла бы в эти дни совершенно по другому, так скажем, маршруту. Знаешь, как я представляю себе ход событий? Как удар по треугольнику из бильярдных шаров. Удар кием, и шары откатились в стороны, касаясь друг друга, и от этих касаний вектор их движения меняется… Вот и ты, как кий, ударила по такому вот шару, и он покатился в определенном направлении.

– Все это демагогия. Глупости. Человек, который убил ее, совершил это из какого-то крепкого и сильнейшего мотива. Несмотря на все векторы ее движения и поступков, этот человек все равно убил бы ее, пусть не в этот день и не в своей квартире. Так что это не мы виноваты. А вот кто – пусть этим занимаются настоящие профессионалы.

Таня вытянула вперед руки и посмотрела на них. Они дрожали.

– Что делать, Соня? Ты же умная, подскажи. Бежать? Прямо сейчас? Деньги-то есть. Сядем на самолет и укатим далеко-далеко.

– Но я не хочу жить в страхе. Хочу, чтобы мы купили квартиру и жили как нормальные люди. Работали. Но ты понимаешь, что сейчас это невозможно сделать?

– Понимаю, конечно. Кречетову убили, а мы, ее обслуга, вдруг взяли и купили квартиру. Спрашивается, откуда деньги, да? А не связаны ли эти деньги с ее смертью?

– Вот именно.

– Деньги надо спрятать в надежное место. Я вот лично считаю, что их вообще надо прятать поглубже в землю. Положить в стеклянную банку и зарыть. Главное – запомнить место.

– Значит, так и сделаем. Ладно. Пора спать.

– Да мы уже давно должны быть в кроватях. Кстати, где мне лечь?

– Чтобы не так страшно было, давай ляжем вместе на одну кровать, ту самую, что в спальне с сейфом.

– Думаешь, это спальня Ирины?

– Судя по беспорядку на туалетном столике, это ее спальня. Ну и что?

– Да жутковато как-то.

– Брось. Мы не имеем к ее смерти никакого отношения, поняла?

– Но ее кровь была здесь… Ее, возможно, здесь и убивали.

– Может быть. Но тогда непонятно, зачем было ее труп отвозить в квартиру?

– Думаешь, здесь было совершено еще одно убийство?

– Не знаю… Если мы постоянно будем об этом думать, свихнемся. Все, пошли спать.

Подруги разбрелись по дому, каждая в свою ванную комнату. Таня, стоя под струями горячей воды, думала, куда, в какой лес спрятать банку с деньгами. Соня мечтала о предстоящей встрече со Стрелком. С одной стороны, ей было страшно, что их снова будут допрашивать, быть может, приедут, чтобы сделать обыск в доме, если найдут следы крови, то вся ситуация еще больше осложнится. Но зато она еще раз встретится со следователем, услышит его голос, заглянет ему в глаза. Никогда она не испытывала так много противоречивых чувств. Они легли, и Таня быстро заснула. У Сони же сна не было. Осторожно, чтобы не разбудить подругу, она поднялась и вышла из спальни. Подумала, что перед тем, как здесь произведут обыск полицейские или эксперты, они должны сами все хорошенько обследовать, осмотреть каждую комнату и подвал. И как хорошо, что они вовремя обнаружили кровь в садовом домике.

В голове не укладывалось, что там, в этом странном месте, и произошло убийство. Получается, что Ирину туда кто-то заманил. Интересно, под каким предлогом? В садовом домике собран весь инвентарь: катушка для шлангов, лейки, коллекция насадок и распылителей для полива, коробка с огромным количеством различных удобрений и добавок для растений, пакеты с торфом и покупной почвой, катушки с пенькой, аккуратно уложенные в отдельный ящик упаковки растений, которые уже высажены в саду и сохраненные как образцы, пакет с новыми перчатками, как резиновыми и силиконовыми, так и более грубыми, для прополки. Ирина, судя по тому, что Соне уже было о ней известно, не такой человек, чтобы заинтересоваться всеми этими садовыми предметами, это не летний домик с уютной обстановкой и кроватью, где она могла бы прятаться с любовником. А что, если убийство произошло не там, а ее тело потом перенесли и спрятали в домике? Ведь они с Таней, когда осматривали дом, разве обращали внимание на какие-то следы или пятна на полу? Возможно, убийца замыл следы преступления.

И Соня, решив подробный осмотр спальни, где сейчас спала Таня, отложить до утра, отправилась для начала на кухню. Почему они с Таней даже не поинтересовались, каким образом была убита Кречетова? Когда он сообщил им о том, что она была именно убита, Соня сразу почему-то представила себе огнестрел, что ее убили из пистолета. Глупо, конечно. Она могла быть зарезана ножом, задушена, отравлена. Вероятно, подумалось как-то само собой, что поскольку Ирина была очень богата, то и убийца тоже мог быть из ее окружения, и у таких людей наверняка есть огнестрельное оружие. Вряд ли, к примеру, сын, или племянник, или внук сбитой Ириной Фирсовой, решив отомстить за смерть этой женщины, мог бы купить себе дорогое оружие. Значит, ее убил кто-то из «своих». Вот такое странное клише размышлений возникло сразу же, как только она услышала слово «убита».

И поскольку выстрел – это громко, жутко громко, то убивать ее было удобнее всего, конечно, в загородном доме, где его никто и не услышит. А вот потом ее тело перевезли в квартиру. Но зачем? Вероятно, из-за того, чтобы ее там поскорее нашли. Но как же это сложно и опасно! Ведь ее труп убийца потом перевозил на машине, вез через всю Москву! Ну должен же быть во всем этом какой-то смысл! Когда Стрелок появится здесь снова, она должна непременно расспросить его обо всех деталях убийства: каким образом Кречетова была убита, где произошло убийство, есть ли предполагаемый убийца? Но только разве имеет он право открывать детали преступления совершенно незнакомой ему девушке? Это она, если представить себе, что они поменялись местами, выложила бы ему все, о чем бы он ее только не спросил. Вот просто стояла бы перед ним, таяла от одного взгляда его синих глаз и выдавала одну тайну следствия за другой. Да, теперь она понимала, что значит потерять голову от любви. Ну, может, это и не любовь, а влюбленность, но какое же это сильное чувство! Почему, почему она думает постоянно только о нем? И когда представляет себе его лицо, ее охватывает такая истома, такое сладкое чувство, словно он уже здесь, рядом с ней? Опасное это чувство, очень опасное. Но вместе с тем откуда вдруг это ощущение счастья и радости? Похоже, она сходит с ума.

Осматривая кухню, идеально чистую, она вдруг остановилась, открыв створку одного из шкафчиков под раковиной, где стояло ведро для мусора, пораженная бурыми потеками, похожими на кровь, на его внутренней стороне. Как если бы убийца с кровавыми руками, с которых просто стекала кровь, вымыл все, кроме этого места. Просто не заметил. Да как так?

Она некоторое время сидела на стуле напротив этого шкафчика, не в силах пошевелиться. Может, ей все это снится? Она ущипнула себя. Больно. И не проснулась. Может, разбудить Таню? Нет-нет, пусть еще поспит. Она тоже, бедолажка, утомилась и перенервничала за последние сутки.

Кровь… И на кухне, и в садовом домике. Так где была убита Кречетова? Нет-нет, не на кухне. Здесь, похоже, убийца просто отмывался от крови. Он мог бы, к примеру, пройти в ванную комнату, но для этого ему надо было бы мокрыми от крови руками хвататься за золотые ручки двери, а кухня всегда открыта, и к тому же она находится ближе к холлу, да и раковина удобнее для такого грязного кровавого дела. В ванных комнатах огромные белоснежные раковины и повсюду все такое маркое, взять хотя бы шкафчики с рулонами чистых полотенец.

Тут Соня поймала себя на том, что, рассуждая на эту тему, представляет себя в роли убийцы, где бы она мыла руки.

Но зачем ей все это? Разве для этого она пожертвовала своим сном? Ее целью было осмотреть дом с тем, чтобы уничтожить какие-то мелочи, которые указывали бы на связь Кречетовой с Таней. Но что это может быть? Даже если представить, что Ирина поделилась с кем-то тем, что ей пришлось откупаться от свидетеля наезда на шоссе, то вряд ли это отразилось бы в каких-то бумажных носителях. Это могли быть телефонные разговоры. И один такой разговор точно был, Таня же рассказывала, как Ирина, сбив женщину, позвонила кому-то, и этот «кто-то» посоветовал ей как можно скорее покинуть место преступления.

Соня ходила по комнатам, открывала и выдвигала какие-то ящики красивейшей мебели, но видела там лишь мужские вещи, белье, коробки с сигарами, разные мужские штучки типа запонок, украшений… Она вдруг поняла, что после смерти никто в доме ничего не менял, Ирина не успела избавиться от вещей своего дяди. И, возможно, именно из-за этого и возник у нее конфликт с женщинами, которые убирались в доме. Это они, оплакивая своего хозяина, не пожелали вытряхнуть из дома все, что напоминало бы о нем его племяннице. Надо бы с ними встретиться, уж они бы точно много рассказали о Кречетовой.

Проходя по холлу на втором этаже мимо огромного белоснежного мраморного камина, она вдруг почувствовала неприятный запах. Напряглась. Что это, труп? Может, здесь убили не Ирину, а кого-то другого? А что, если это Ирина сама кого-то убила! Какую-нибудь горничную, кухарку? Убила и засунула в камин? Она подошла и заглянула внутрь – нет, ничего особенного, кроме горстки пепла. Кто-то все тщательно вымел, вычистил. Но камин явно не декоративный, а настоящий, и в нем действительно разжигали огонь. Кто-то сидел перед ним на этом пухлом роскошном диванчике, пил вино, отдыхал.

Соня пошла на запах и нашла его источник. Это была большая напольная ваза из темно-синего стекла с протухшей водой. То есть, скорее всего, сама Ирина вынула оттуда засохший букет, а воду не вылила. Уф, хорошо, что не труп…

Оказавшись в библиотеке, Соня поняла, что вот здесь бы она просто жила, читая книги и наслаждаясь покоем и уютом. Кожаные, новые, шоколадного цвета диванчики и кресла, большой мягкий ковер малинового цвета на полу, стены в стеллажах, набитых книгами, большую часть которых занимают художественные альбомы, картины на свободной от книг стене, французские окна, за которыми просматривается сейчас изумрудно мерцающий в фонарях сад. Странное дело, но именно свет, льющийся из сада, освещал библиотеку. Однако, подумала Соня, я же пришла сюда по делу. А потому она включила свет и даже зажмурилась от его яркости. Осмотрелась еще раз. В полумраке библиотека выглядела более таинственной и привлекательной. Соня ходила вдоль стеллажей, разглядывая корешки книг. Все было застеклено, кроме одной полки, на которой стояли книги Брэдбери, Стругацких, Беляева, Булычева, Колупаева, Гамильтона, Желязны, Гаррисона, Лема… Ну точно, эту подборку делал человек из советского прошлого. Сейчас читают другие книги, и уж точно здесь не хватало Стивена Кинга. Так кто же заинтересовался этой полкой и этими книгами? Уж точно не Ирина. И хотя Соня ни разу не видела ее, но так хорошо представляла по рассказам Тани, что примерно понимала, что она за человек. Такие, как Ирина, книг не читают совсем. Хотя, может, она и ошибается?

<<1...5 6 7 8 >>

На страницу:

Перейти

7 из 8