Черное платье на десерт

– Он мужчина и должен уметь терпеть боль.

– Да неужели ты так ничего и не поняла? – вскричала я. – Ведь он потерял сознание не от боли, как думаешь ты, а от снимка! Он узнал ее, это она!

– Кто?

– Елена Пунш! У него в шкафу висело точно такое же платье, понимаешь? Я его видела! – И тут, вспомнив, что оно находится сейчас здесь, в теткиной квартире, висит, сложенное, в пакете на вешалке, кинулась в прихожую.

– Валя, да успокойся ты! – крикнула мне вслед Изольда. – Ты ведешь себя слишком возбужденно. Подумаешь, платье…

Она меня не понимала. И тогда, запершись в ванной комнате, я надела это платье и вышла в нем. Забрав свои волосы в высокий конский хвост и взгромоздившись на каблуки теткиных выходных туфель, я, мазнув по губам оранжевой помадой, появилась в дверях, словно призрак убитой.

– Ну как? – спросила я.

Изольда, повернув голову и увидев меня, зажмурилась. Встала, выпрямившись во весь рост, и, с трудом придя в себя, закачала головой:

– Ну ничего себе представление! Валентина, где ты взяла это платье?

Только сейчас до меня дошло, что меня в этом доме никто не воспринимает всерьез, что к моим словам никто не прислушивается. А ведь я ей только что напомнила, где и у кого я уже видела это платье.

– Но тогда это точно не Пунш, – вдруг услышала я, – потому что одно платье здесь, а другое – на той женщине… Надо во всем разобраться. А ты разденься, сними его с себя немедленно… Вдруг Варнава очнется и увидит тебя в нем?

– Сначала скажи: похожа я на нее или нет?

– Но я же ее никогда не видела!

– А на кладбище? Варнава сказал, что это ее портрет.

Изольда сощурила глаза, вспоминая снимок на могильной табличке.

– Пожалуй что похожа… К тому же размалюй любую девицу, сделай ей такую же прическу, и она тоже будет похожа на Пунш или Холодкову… Вы же обе молодые, стройные, с длинными волосами… Но все равно: ты – не она, не Пунш…

И я поняла всю жестокость Изольды. Она быстро меня раскусила, она поняла, что мне хочется примерить на себя кожу Елены Пунш, если не кожу, то хотя бы платье, чтобы стать похожей на нее и понравиться Варнаве. И это ее «ты – не она» лишь закрепило меня в мысли, что с этой минуты все откровения с Изольдой прекращаются. Все. Зачем открывать душу человеку, который ни в чем тебя не поддерживает, а даже напротив, старается всегда поставить на место, приземлить, и это вместо того, чтобы вселить надежду? Разве так должны поступать близкие люди?

– Не обижайся, – прочла она мои мысли, – я же тебе только добра желаю.

Глава 3

Лариса Васильева вернулась домой лишь под утро. Открыла дверь большого, принадлежащего ей на эти полтора-два месяца дома своими ключами и, дрожа всем телом от усталости и какого-то неотвязного и липкого страха перед тем, что позволила себе сделать, первым делом вошла в ванную комнату и пустила горячую воду.

Да, в этом снятом ею дорогом доме было все: и горячая вода, и отопление (на случай, если вдруг зарядят тропические ливни и захочется тепла и ощущения комфорта), и огромные уютные комнаты, заставленные горшками с цветами, если и вовсе не деревьями… А за окном, совсем рядом, плещется море. Оно такое голубое, нежное, дымчатое, влекущее к себе и необычайно чистое, такое же чистое, как промытые соленой водой белые и серые камни, ставшие гладкими на ощупь…

Лариса приехала сюда, в эту жаркую страну под названием Черноморское побережье Кавказа, из Москвы, где бросила на время свой идеально белый офис нотариуса, в котором была хозяйкой, большую квартиру на Смоленской площади и все свои многочисленные и муторные дела. Наступило время отдыха, солнца, пальм и моря, а еще домашнего красного вина и того долгожданного головокружения, о котором она так страстно мечтала и которое позволило бы ей окончательно расслабиться и почувствовать то, ради чего человек, собственно, и живет.

Пока в ванну набиралась вода, Лариса стояла перед большим зеркалом просторного холла и, всматриваясь в свое отражение, спрашивала себя, она ли это? И кто та яркая, одетая во все красное женщина со слегка растрепанной, но все еще не потерявшей флер легкомыслия и шарма прической и утомленным побледневшим лицом с искусственным румянцем и залегшими под глазами тенями, придающими ей усталый и одновременно счастливый вид? Неужели это она, та самая Лариса, так тщательно маскирующая в далекой и холодной Москве свою истинную сущность под строгими деловыми костюмами и блеклой косметикой, вместо того чтобы дать волю чувствам и жить полнокровной жизнью, населив ее мужчинами, напоминающими тех, с которыми она проводила время здесь, в Мамедовой Щели, окунувшись в теплый и приторный ручей пьянящей безалаберности, безответственности, безрассудства, бессознательности и прочих «бес – » и «без – », без которых жизнь скучна и неинтересна.

«И пусть, пусть, – говорила она, не сводя глаз со своего отражения и с каким-то остервенением срывая с себя одежду, – пусть все это будет, это мое, а потому никому не должно быть дела до меня и моих маленьких слабостей».

Жить двойной жизнью – деловитой аскетки и транжиры шлюхи – доставляло ей удовольствие и постепенно стало смыслом ее существования. Помимо Мамедовой Щели, куда она ездила только в теплое время года, существовал еще один пансионат в Подмосковье, частный и дорогой, куда она приезжала исключительно зимой и где к ее услугам тоже было много молодых мужчин, за общение с которыми она платила довольно высокую цену. Там тоже было хорошо, спокойно, только чуть более цивилизованней и по-московски развратней…

…Все окна в доме были плотно зашторены, а потому ни одна душа не могла сейчас увидеть стоящую перед зеркалом женщину, в нетерпении срывающую с себя одежду, разбрасывающую ее как попало и испытывающую даже от этого какое-то странное удовольствие, смешанное с болью во всем теле…

Она выходила из дома почти каждый вечер, когда темнело, и спускалась к берегу, где ее уже ждали. Человек, устраивающий ей свидания и знакомый с ее пристрастиями, понимал, чего от него ждут, а потому любовниками его клиентки на одну или две ночи становились в основном молодые кавказцы. Они увозили Ларису либо к себе на квартиру и там проводили с ней время до утра, либо на лодке доставляли ее на борт прогулочного катера, где их всегда ждал накрытый стол, музыка и бездна удовольствий…

Под утро ей обычно становилось немного не по себе: хмель выветривался из головы, но еще продолжал блуждать по жилам, разгоняя кровь и делая ее, как ей казалось, горьковатой на вкус. Иначе откуда вдруг брались эти серьезные и отчаянные мысли о кратковременности жизни и о том обмане, в который она погружалась с каждым прожитым мгновением? Пресытившаяся, уставшая и растратившая жажду к наслаждениям и вкус к такого рода забавам, Лариса возвращалась в тихий и пустой дом, где ее ждали покой, ванна, холодильник, забитый до отказа фруктами и соками, телевизор и большая кровать, на которой она могла вволю отоспаться, чтобы, набравшись сил, уже через пару дней вновь почувствовать в себе силы и желания.

Еще в Москве, мечтая о том, как будет она проводить время летом в доме на морском берегу, Лариса представляла себе свой «отдых» и развлечения несколько иначе: ей рисовались мужчины случайные, повстречавшиеся ей прямо на улице, а потому в ее мысленно зарождающихся отношениях с ними всегда присутствовал элемент риска, если не опасности. Но то были мечты, а в реальной жизни она предпочитала во всем, даже в этом, порядок, надежность и безопасность. Обеспечить подобное способны были лишь люди проверенные, на которых она могла положиться и работа которых, само собой, хорошо оплачивалась. Таким человеком был муж хозяйки дома, снятого ею какое-то время назад. С ним Лариса без труда смогла обо всем договориться в первое же их знакомство. Более того, ей показалось, что, не обратись она к нему с подобным предложением, он сам бы спровоцировал ее на это, поскольку имел не один дом на берегу и сдавал их, как правило, постоянным квартирантам, преимущественно одиноким. Состоятельным мужчинам, приехавшим отдохнуть, он предлагал местных «чистых» девушек, а женщинам – мужчин. И даже его жена ничего не знала об этом побочном бизнесе мужа – она была уверена, что он, так же как и она, занимается исключительно хозяйственными делами, связанными с благоустройством квартирантов, за счет которых они, собственно, и жили.

…Босая, прижимая к груди белье, Лариса усталой походкой направилась в ванную, а спустя четверть часа вышла оттуда распаренная, чистая, закутанная в махровую простыню и без сил повалилась на кровать в спальне. Глаза закрылись, все пережитое за ночь растворилось в сознании, как вино в крови, и она крепко уснула. А ближе к вечеру проснулась, поужинала тем, что нашла в холодильнике, и, усевшись перед зеркалом, принялась приводить себя в порядок. Этот вечер у нее был свободным, ее никто не ждал, а потому можно было спокойно прогуляться по берегу моря, выпить вина в каком-нибудь ресторанчике на пляже, чтобы потом вернуться и устроиться на диване среди подушек перед телевизором.

Закончив с прической и макияжем и окинув взглядом заставленный коробочками и флакончиками столик, она в который уже раз открыла маленький сундучок из яшмы и высыпала оттуда себе в ладонь бриллиантовые сережки, перстень и прочие золотые вещицы. Кто бы знал, как хотелось ей надеть все это на себя перед тем, как отправиться на свидание или просто на прогулку! Но решиться на подобное она не могла – боялась грабителей. Уж слишком дорогими были украшения, слишком броскими, чтобы не опасаться их потерять.

Она надела сережки, и цепочку, и золотые часики, перстень и браслеты на обе руки, полюбовалась на себя в этом великолепии и, вздохнув, вновь вернула их в сундучок. Ведь главное, что они у нее были!..

Прогулка по берегу закончилась небольшим ужином в ресторане, откуда Лариса вернулась домой одна, немного грустная и подавленная: ни один из мужчин в ресторане даже не обратил на нее внимания… Решив для себя, что это, может, и к лучшему, она, открыв калитку, прошла по усыпанной гравием дорожке к крыльцу, поднялась на него и принялась отпирать многочисленные замки. И тут ей показалось, что сзади нее кто-то стоит. Решив не поворачиваться, тем более что все замки были уже отперты, Лариса, распахнув дверь, бросилась вперед, все так же не оглядываясь и пытаясь захлопнуть ее за собой, но почувствовала сопротивление – кто-то мешал ей это сделать.

– Кто вы? – спросила она, дрожа всем телом и чувствуя, как сжимаются ее челюсти, мешая ей говорить.

– Стой спокойно и не шевелись… – услышала она голос и замерла, чувствуя, как незнакомец делает нечто странное на ее голове, словно поправляет прическу; затем чьи-то прохладные руки затрепетали вокруг ее талии, груди, стали щекотать в вырезе ее платья, и сразу же запахло чем-то непонятным, животным…

– А теперь повернись, – приказал тот же голос, и, прежде чем Лариса успела закричать или позвать на помощь, ей на грудь плеснули какую-то прохладную жидкость.

Она так и не поняла, как же оказалась в темной ванной комнате, где ее заперли. Сидя на краешке ванны и от ужаса не в силах даже думать, она вся обратилась в слух… Кто-то ходил по дому, словно бы разговаривая сам с собой, затем послышался скрип двери – незваный гость вошел в большую комнату, а оттуда в спальню, где на столике стоял сундучок с драгоценностями… Ей даже показалось, что мимо нее, совсем рядом с дверью ванной комнаты, протащили по полу что-то тяжелое… А затем все стихло – дом снова опустел. Грабитель ушел, прихватив все ее драгоценности…

Она заставила себя подойти к двери и попытаться открыть ее. Оказалось, что дверь уже отперли. Лариса вышла из темной ванной комнаты и зажмурилась от яркого света в прихожей.

– Кто здесь? – прошептала она, давясь слезами. – Кто здесь?

Она уже мысленно попрощалась со всеми своими сокровищами…

Но ей никто не ответил. Тогда она бросилась в комнату – пусто! – а оттуда в спальню… Она еще издали увидела на столике сундучок и в нем, как ей показалось, сверкали ее бриллианты… Но тут произошло нечто неожиданное – она зацепилась обеими ногами за какое-то препятствие – мягкое, упругое, словно валик дивана, и упала лицом вниз… Тотчас поднялась и вдруг, увидев перед собой нечто, закричала так, что мгновенно сорвала голос… А спустя несколько минут сердце ее уже перестало биться. Она умерла, глаза ее затуманились, превратившись в подобие мутного стекла, а потому уже не могли увидеть того, кто ее переодевал, обмывал и с пузырьком в руках проделывал над ней необычные манипуляции… Возможно, если бы ее еще теплые голосовые связки могли воспроизвести звук, это был бы полный невыразимой душевной боли крик отчаяния: нисколько не смущаясь видом трупа, грабитель спокойно упаковал в большой пластиковый пакет все ценное, что только нашлось в доме, включая драгоценности и деньги, и не спеша покинул его, тихо притворив за собой дверь.

* * *

3 мая 1999 г. Мамедова Щель.

Задушена отдыхающая, Васильева Лариса, проживающая в снятом ею доме. Похищены все ее вещи. Приехала из Москвы, нотариус.

5 мая 1999 г. Туапсе.

Ограблен ювелирный магазин. Его директор Мисропян и охранник Бокалов исчезли. Пропало драгоценностей на общую сумму в четыре миллиона рублей.

8 мая 1999 г. Голубая Дача.

Хозяина кафе «Ветерок» и оптового склада «Парнас» Шахназарова нашли зарезанным в собственном доме.

3 июня 1999 г. Лазаревское.

На городском пляже, в кафе «Жемчужина», в котле с кипящим маслом обнаружены две пары человеческих ушей.