
Назначаю тебя палачом
Он неглупый, он знает, что Борис любит его. Но что, если он припишет это его эгоизму? И самое ужасное, что это так и есть по большому счету! Разве не о своем собственном спокойствии он думал, когда резко и грубо разговаривал с этой особой? Он просто не хотел, чтобы в их доме поселился кто-то для него чужой.
Господи, как же хорошо, что люди не могут знать мысли другого человека! Это был бы настоящий ад! Все бы перессорились, переругались, разбежались!
Борис совершенно упал духом, когда, подъезжая к своим воротам, увидел припаркованную неподалеку черную машину. Это был «Мерседес». Брелок «Мерседеса», похоже даже золотой, он видел на столике в том кафе, где они разговаривали с Наташей.
Он открыл ворота и медленно покатил по дорожке к дому. За стеклянной стеной зимнего сада мерцал розоватый свет фитоламп, в окнах первого этажа тоже горел свет.
В голубых зимних сумерках дом казался теплым, уютным, завораживающим. В таком доме все должны быть счастливы. И он, Борис, все, как ему казалось, для этого делает. Но вот сейчас там, кроме Эммы с ворохом проблем, наверняка находится и эта неуемная блондинка, пожирательница братьев.
Женя! Убедить Петра в том, что он, Борис, действовал исключительно из любви к брату, сможет лишь она. Он поговорит с ней и все объяснит, попросит ему помочь. Она умная девушка, она найдет нужные слова и сделает все возможное, чтобы только братья не поссорились.
Однако все равно он вышел из машины с тяжелым сердцем, поднялся на крыльцо и позвонил.
Дверь открыла Галина Петровна. Она была уже одета в теплую меховую куртку и белую пушистую шапочку. Тихая и скромная женщина уже собиралась, видимо, домой после того, как прибралась в доме.
– Добрый вечер, Борис Михайлович, – улыбнулась она ему.
– Добрый вечер, Галина Петровна. Женя здесь?
Он и сам не мог объяснить, зачем спросил про жену. Ясно же, что дома. Как иначе? Тем более что под навесом он только что видел Женину машину, колеса которой были забрызганы грязью. Или ему было просто приятно произнести имя жены и услышать, что она дома?
– Да, Евгения Борисовна дома. Они все обедают. Или уже ужинают.
– Галина Петровна, у нас гости?
– О да! – тихо произнесла она. – Евгения Борисовна привезла Эмму, бывшую хозяйку Софьи. Думаю, вы в курсе. Ну, Тонечка здесь. И еще одна молодая дама, которая приехала к Петру Михайловичу. Они уже почти час как у него в комнате. Звать их к столу никто не решился. Думаю, они давно не виделись.
– Спасибо вам, Галина Петровна.
– Всего хорошего, Борис Михайлович.
Ну все. Она здесь. И теперь жалуется, наверное, Петру на него. Плачет, рыдает, истерит, размазывая по своим щекам красную помаду. Она людоедка, эта Наташа! И у нее это не помада, а кровь соблазненных и раненных ее нелюбовью мужчин.
– Борис? – Женя, увидев мужа в дверях кухни, засияла и бросилась к нему из-за стола. – Боря, садись, у нас сегодня куриная лапша!
Глава 19
16.01.2023 г. – 18.01.2023 г. Из дневника Эммы Ф.
«Он так и не пришел. Не вернулся. Я всю ночь вздрагивала от любого шороха, хотя понимала, что это шуршало мое одеяло. Еще мне казалось, что я слышу голоса. Как если бы за окнами собралось несколько человек и они что-то обсуждали. Но, скорее всего, мне все это снилось. Потому что в саду было так тихо, что, выйди туда, не услышишь даже, как постукивают друг о друга заледеневшие ветви яблонь, завывание ветра, хруст высохшей и подмерзшей травы, торчащей из почерневших сугробов. И небо словно уснуло, позабыв гнать облака сквозь лунный свет…
Я в ту ночь так и не спала. Бродила по дому в надежде встретить Сергея. А что, если он уже вернулся, но было слишком поздно, чтобы меня будить, и он поднялся в свою комнату (где обитал первые дни нашего знакомства, пока не перебрался ко мне) да и заснул?
Но все мои надежды носили какой-то все-таки нездоровый характер. Я и хотела, чтобы Сергей вернулся, и одновременно уже боялась его. Вот если бы он вернулся и сказал, что ему, предположим, надо уехать и мы вынуждены расстаться, я, быть может, даже и успокоилась бы. Во всяком случае, я уже не боялась бы его и не видела в нем своего убийцу. Конечно, его уход из моей жизни был бы для меня еще одним ударом, но все равно, повторюсь, это было бы лучше, чем если бы он…
Господин следователь, если вы читаете эти строки, значит, либо меня уже нет в живых и меня убил некий Сергей (фамилию которого я так и не узнала), нанятый моим мужем, либо меня арестовали как единственного человека из окружения моего мужа, у которого был самый мощный мотив его убивать.
Но вы должны знать, как все было на самом деле!
Да, мой муж бросил меня, угрозами собирался принудить меня подписать финансовые и какие-то имущественные документы, в результате которых я должна была остаться без средств к существованию. И я, конечно же, питала к нему самые злобные чувства. Да я захлебывалась от злобы! Я не понимала, как вообще можно вот так поступить со мной. Со мной, вина которой заключалась лишь в том, что я не родила ему детей. Да, меня можно, конечно, назвать бездельницей, но мало ли женщин во всем мире, которые считаются домохозяйками, и что же, они все теперь должны быть презираемыми? Многих из них, между прочим, любят! Женщине вообще необязательно работать. Так она подольше сохранится. К тому же, помимо работы как таковой, женщина может быть полезна мужу просто своим присутствием, участием, лаской, поддержкой. Да что я пишу все это, словно открываю Америку! Думаю, если бы у вас, господин следователь, была хорошая зарплата или вы получили бы громадное наследство, полагаю, вы бы сами позволили вашей супруге не работать, а просто жить в свое удовольствие.
Ладно. Хватит мне уже обращаться здесь к следователю. Никто меня не убьет. Надо просто верить в это, и все. Хотя верить, конечно, недостаточно. Надо действовать.
И вот я, промаявшись всю ночь и так и не уснув, утром приняла душ, потеплее оделась (меня бил озноб), выпила чашку кофе, вызвала такси и покатила в Москву.
Мне просто необходимо было встретиться с Виктором. У меня к нему было два вопроса, или, точнее, две темы для разговора.
Первая – я должна была предупредить его о готовящемся убийстве (мой первый визит и попытка предупредить его закончились полным провалом: меня, не совсем трезвую, выгнали и опозорили на весь этаж), вторая – на всякий случай предупредить его, что мной написано письмо в прокуратуру, где говорится о том, что если со мной что-нибудь случится, если меня найдут мертвой, то виноват в моей смерти будет мой муж, Виктор. Потому что он заказал меня.
Мне очень хотелось выпить, хоть я и не алкоголичка. Но просто мне было очень страшно. Во-первых, меня могли туда не пустить, Виктор мог предупредить охрану на входе, во-вторых, меня не пустила бы секретарша Оля.
Да, кажется, новую секретаршу зовут Оля. Вот прямо грудью бы принялась защищать своего шефа. Но, с другой стороны, разве самому Виктору неинтересно было бы узнать, чего это я притащилась к нему, да еще и во второй раз? Разве он не понимает, что, пока мы с ним не развелись, пока мной не подписаны отказные документы, я могу кое-что предпринять, во всяком случае, нанять адвоката. Может, и не такого крутого, да любого, тем более что дело-то представлялось мне выигрышным. К тому же адвокату можно было посулить хорошие деньги, в том случае если он выиграет процесс.
И я приехала. Уверенно прошла все психологические барьеры и спокойно вошла к нему.
Секретарша, увидев меня, лишь качнула головой в сторону его двери, мол, проходите. Как если бы меня здесь ждали!
Виктор же, увидев меня, повернулся к окну и тяжко так вздохнул, типа, снова ты!
– Витя, я знаю, что на тебя готовится покушение, – сказала я и тут вдруг поняла, что не могу говорить. Что зубы мои свело судорогой, а потом все вокруг потемнело, и мне стало так нехорошо и страшно…
Я пришла в себя и поняла, что лежу в кабинете Виктора на диване, а надо мной склонилась женщина-врач в синей форме с красным крестом. Она попросила меня лечь ровно, чтобы она смогла сделать мне кардиограмму.
Я повернула голову, увидела побледневшего Виктора и со злостью приказала ему немедленно выйти из кабинета и не глазеть на меня. Раздетая, с электродами на голой груди (врач пришлепывала их так грубо, что я испытывала боль!), я чувствовала себя настолько беззащитной, что слезы покатились таким потоком, заливаясь теплыми ручьями мне за уши, как если бы мне только что сообщили о том, что мне осталось жить сутки. Что это все, конец.
Врач сказала, что я потеряла сознание не из-за сердца, что это нервное. И когда все ушли и я осталась в кабинете совсем одна, я вдруг поняла, что нахожусь здесь в последний раз, что больше никогда в жизни моя нога не ступит здесь, что свою миссию я выполнила, предупредила Финягина о возможном грозящем ему убийстве, и только после этого не спеша оделась и направилась к выходу.
Уже в дверях, зная о том, что секретарша меня услышит, я сказала Виктору:
– Если со мной что-то случится, то я знаю, что ты нанял человека, чтобы меня убили. Я написала об этом заявление и отправила в прокуратуру.
– Да ты сука! – прошипел он, выталкивая меня из приемной.
И потом, уже в коридоре, обложил меня матом. После таких слов, подумала я, человек вообще может умереть от разрыва сердца. И с этим человеком я так долго прожила под одной крышей и в одной постели!
Я возвращалась на такси, совершенно разбитая, опустошенная, и чувствовала себя круглой дурой. Вот зачем я тратила деньги на этого дезертира? Лучше бы я не прикасалась к своей кубышке, куда откладывала деньги для своей домашней фермы. И как это вообще я умудрилась вот так бездумно отдаться этому проходимцу? Вообразила себе, что он влюблен в меня! Какая же я глупая! Да ему нужно было просто разрядиться, так сказать, он спал со мной чисто в гигиенических целях!
А я? Ну, тогда и я тоже посчитаю, что использовала его в своих, но только уже психологических, целях. Этот мальчик просто не позволил мне сойти с ума. Он спас меня своими объятиями и поцелуями. Он наполнил меня хотя бы на время жизнью.
Но только где он сейчас? Нашел себе другое убежище? Может, вернулся к родителям или к своей девушке. А может, живет у друзей, спрятался в более надежном месте. Или…
А что, если его мобилизовали? Хотя сейчас январь, мобилизация уже закончилась. Словом, я уже и не знала, что думать.
Аппетит пропал. Совсем. Я выбросила из холодильника остатки продуктов, помыла его и успокоилась, когда поняла, что он совершенно пуст. Главное, у меня были кофе и сахар. Еще в кладовке имелся запас минеральной воды.
Вот я и пила. И спала. Даже телевизор не могла смотреть. В ноутбуке пыталась почитать новости, заголовки просто убивали, лишали всякой надежды на что-то хорошее в этом мире вообще: «Спецоперация, 16 января: ВСУ нанесли новый удар по Донецку, есть погибшие», «В Калифорнии в результате стрельбы погибло шесть человек, включая ребенка», «Папа римский считает, что Зеленский должен сесть за стол переговоров», «Командир танковой роты рассказал о сдающихся в плен украинских боевиках», «Глава МИД Австрии призвал ЕС не промахнуться с запретом виз для россиян»…
Ну о каком спокойствии может идти речь, когда мировой порядок нарушен, когда русские парни проливают свою кровь в Донбассе, а я, потеряв всякий стыд и рассудок, предоставила кров дезертиру? Да еще к тому же и кормила его икрой!
Чтобы окончательно не свихнуться, но и не спиться (в кладовке в одном из ящиков я обнаружила огромный запас шампанского!), я решила запереться на все замки и, приняв снотворное, хорошенько выспаться.
И я не помню, сколько времени я спала. Вернее, только открыв ноутбук и прочитав новости, я поняла, что уже восемнадцатое января. И что пока я жива, а потому надо, не дожидаясь установленного моим мужем срока, срочно покидать дом.
Да-да, пока я жива.
Но этот порыв прошел уже через полчаса, пока я принимала душ и пила кофе на кухне. Вот именно кофе и привел меня в чувства. Я знала: чтобы выбросить из головы все ненужные и нехорошие мысли, чтобы освободиться от этой тяжести, надо было разгрести завалы в доме. Вот просто самые настоящие завалы бесполезных вещей, мусора, всего того лишнего, что забивает наше жилище.
Это был проверенный способ, и я принялась за работу. Переоделась в спортивный костюм, надела резиновые перчатки и начала разгребать свою спальню. Швыряла на ковер еще новые, купленные когда-то вещи, залежалое постельное белье, две пары домашних тапок, которые Виктор забрал из номера итальянского отеля (ну не урод?), упаковку просроченных желудочных таблеток, старую ночную лампу с поврежденным проводом… Все это я запихала в огромный черный мешок для мусора и выволокла в коридор. Затем принялась за гостиную, но там ничего такого, что можно было бы выбросить, не нашла.
В комнате Сергея, чтобы, в случае если Виктор решит использовать наличие у меня любовника в бракоразводном процессе, в доме не нашлось ни одной принадлежащей ему вещи, я собиралась уже выбросить и купленные для него свитера, джинсы, но не смогла этого сделать.
Я какое-то время провела, сидя на его кровати и прижимая к груди все те его вещи, которыми он пользовался и которые пахли его одеколоном (который я тоже для него купила).
Сидя с закрытыми глазами, я вспоминала голос Сережи, те нежные и ободряющие слова, что он мне говорил, и в какой-то момент поняла, что такой человек не может быть убийцей. Что он не убьет ни меня, ни Виктора. И что он правильно сделал, что ушел от меня, зачем ему наши проблемы? У него, похоже, и своих немало.
В гардеробной, куда я пришла с рулоном мусорных мешков, я, пересмотрев всю свою одежду и обувь, решила, что выбрасывать дорогущие платья и туфли я просто не имею права, все они стоили целые состояния! И тогда я принялась их фотографировать, чтобы выложить в интернете на сайте с объявлениями для продажи.
Самое муторное в этой работе – описание каждой вещи, размер, какие-то привлекательные особенности. «Вот если бы Соня была здесь, – подумала я, лентяйка, – она бы за меня и эту работу сделала».
Словом, разделив все то, что я не собиралась носить, на две кучи – на продажу и выброс, последнюю распихала по мешкам, оделась и выволокла их в сад, в самый его угол, где находилась спрятанная за небольшим виноградником бочка для сжигания мусора.
Соня часто пользовалась ею в теплое время года, сжигая там многочисленные коробки и упаковки, занимавшие много места в мусорном контейнере. В садовом домике, который мне с трудом удалось открыть из-за наледи под дверью, я нашла и бутылку с жидкостью для розжига. Вывалив все вещи в промерзшую бочку, заполнив ее до краев, я полила отвергнутый мною гардероб горючей смесью и подожгла свернутой в жгут зажженной бумагой, и все вспыхнуло! Да так хорошо и ярко там горело, что я стала бросать туда и обувь. Какие-то немыслимые, огромные красные сабо, которые я покупала, собираясь на Мальдивы, считая, что именно в них мне будет удобно ходить по песку, туфли на гигантских каблуках, старые финские сапоги на меху, которые были почти новыми, но я про них забыла, хотела отправить маме и это поленилась сделать…
Глядя на эту пылающую бочку, я представляла себе, что это горит мое прошлое. Старое, пахнущее нафталином и никому не нужное. И что мне теперь надо смотреть только вперед.
Дома я снова приняла душ, переоделась и даже сварила спагетти. Мне нужны были силы, чтобы заняться объявлениями.
Но сил даже после того, как я поела, так и не прибавилось».
Глава 20
16.01.2023 г. Оля, секретарь
В обеденный перерыв, набросив на себя шубу, Ольга Никитина, секретарша Виктора Финягина, перед тем как отправиться в кафе, расположенное в том же бизнес-центре, где и офис компании «Феникс-строй», вышла на открытую террасу здания и достала сигареты. Закурила. Только здесь, уверенная в том, что ее никто не услышит, если, конечно, не появятся такие же курильщики, как и она, она и могла поболтать со своей близкой подругой Катей.
Катя была единственным человеком в жизни замужней Ольги, с которой она созванивалась практически каждый день и с которой обсуждала всю свою жизнь, каждое событие. Она не то что нуждалась в советах, нет, она всегда самостоятельно принимала решения, но поделиться, послушать хотя бы комментарии подруги ей было просто необходимо.
Катя, одинокая молодая женщина, жизнь которой протекала спокойно и у которой всегда находилось время для общения с подругой, всегда была готова выслушать ее и, конечно же, поддержать, причем в любое время дня или ночи. Катя работала на дому «удаленным» бухгалтером, обслуживая сразу несколько маленьких фирм, а потому всегда была открыта для разговора.
– Катя, ты себе представить не можешь, что я сейчас пережила! – говорила, кутаясь в шубу и дымя сигареткой, Ольга. – Приходила жена шефа, Эмма ее зовут. Она просто ненормальная! Я понимаю, конечно, она вся на нервах, да и кто бы не нервничал, когда тебя бросили, да еще так скверно, унизительно… Я тебе рассказывала про нее уже. Я не то что защищаю Финягина, нет, он козел еще тот, и я не понимаю, как она вообще жила с ним пятнадцать или двадцать лет. Говорят, он ее поколачивал даже. Слышала, что он с нашим новым юристом, Тарасовым, про него я тебе тоже рассказывала, кадр еще тот! Так вот, Финягин с Тарасовым придумали для его жены какую-то бомбу, пакет документов, если она их подпишет, то останется ни с чем. Об этом я услышала, конечно, случайно, просто дверь в кабинет была неплотно закрыта, вот я и услышала. И все давно бы она подписала, она тетка такая, терпила, понимаешь? Но там произошла какая-то путаница в фамилии, что-то там не совпадает, букву спутали одну, а документы-то важные. Так вот сейчас как раз и решается вопрос, все документы приводятся в соответствие. Но я не об этом. Помнишь, я тебе рассказывала о том, что Эмма Евгеньевна уже приходила к нам, они громко разговаривали, но слов я не расслышала. Потом, правда, подхватила какие-то документы, типа, надо срочно подписать, и постучалась, даже открыла дверь и увидела ее, его жену, она была красная, потная, жалкая… Она говорила что-то об убийстве, ну, типа, у него куча врагов, и неровен час, его кто-нибудь прибьет. Короче, несла всякую чушь! Вроде бы Финягин перешел кому-то дорогу или что-то в таком духе. Ах да, забыла сказать главное – она тогда была пьяная! Короче, он ее выставил, причем так грубо… Так вот. Сегодня она пришла абсолютно трезвая, и вид у нее был решительный. Мы все были предупреждены о том, что она может заявиться сюда в любой день, но пропустить мы ее можем только до конца месяца, а потом, ну, типа, они будут уже в разводе, ее не пускать ни под каким предлогом. И вот она пришла. Вся такая трезвая, даже похорошевшая, хорошо одетая, серьезная. И только вошла в кабинет, не успела и пары слов сказать, как ей стало плохо, она потеряла сознание. Представляешь? Финягин перепугался до смерти! Ну, я, понятное дело, вызвала скорую, ей сделали укол. Вроде бы у нее был какой-то нервный спазм. Я думаю, что это вполне возможно в той ситуации, в которую она попала. Вот такое у меня выдалось утречко. А ты как, Катя? Все работаешь? Что? В скорой? Подозрение на аппендицит? И ты молчала? Болит сильно? Бедная моя девочка… Куда тебя везут, в какую больницу? Поняла. Постараюсь отпроситься и сразу же приеду к тебе! Обнимаю тебя! Ну надо же… Корчишься от боли и слушаешь меня, не перебивая… Слов нет!
Глава 21
21.01.2023 г. Женя
Женя налила мужу полную тарелку куриной лапши.
За столом собралась женская компания: Женя, Антонина, Эмма и Соня.
– А где Петр? – спросил Борис.
– Боря, ты не поверишь… К нему приехала та самая Наташа!
– Та самая? – переспросил Борис, сделав вид, что не понимает, о ком идет речь.
– Боря, ты все прекрасно понимаешь. Да! Сначала я приняла ее… – Она нервничала, говорила быстро, глотая слова. – Но это уже и не важно. Главное, что это не переодетый парень, дезертир, киллер, а самая настоящая женщина!
– Так это ее машина стоит у крыльца? – спросил Борис с непроницаемым лицом.
– Да! Я, конечно, была грубовата с ней, может, она на меня и обиделась, может, и Петру на меня нажалуется, но откуда мне было знать, кто она такая? К тому же я спросила ее, не клиентка ли она твоя. И она ответила, что нет. Так что совесть моя чиста…
Но говорила Женя об этом неуверенным тоном. Ну не признаваться же мужу, что она увидела в этой красивой женщине его любовницу!
– Думаешь, не стоит к нему идти? – так же неуверенно проговорил Борис.
– Пусть побудут вдвоем, думаю, им есть о чем рассказать друг другу. – И Женя, не забывая о том, что за столом находятся Соня с Эммой, люди, которым совсем необязательно знать историю Петра и Наташи, перевела разговор на интересующую именно их тему: – Что там с нашим делом?
– Пока ничего… – уклончиво сказал Борис.
– Как, вы разве не ездили к нему? – воскликнула Эмма. – Не предупредили?
– Эмма, мне трудно было бы ему объяснить, откуда у меня такая информация.
– Но вы же хотели мне помочь! – Глаза ее как-то очень быстро наполнились слезами.
– Я собрал некоторую информацию, привлек людей… Считаю, что вашу историю надо бы оформить официально.
– То есть? Вы хотите, чтобы я официально наняла вас, вы боитесь, что я не заплачу вам гонорар? Так можете не сомневаться! – Эмма, похоже, обиделась на него.
– Эмма Евгеньевна, дорогая, я хотел сказать, что вам надо бы незамедлительно подать заявление в полицию о том, что в ваш дом пробрался человек, который угрожал вашей жизни. Что вы были у него вроде заложницы.
– Но почему? Зачем? – Эмма вскочила из-за стола и теперь стояла в растерянности посреди кухни. Хлебные крошки застряли у нее в шерстяном пухе белого свитера. Губы от супа жирно поблескивали.
– Я полагаю, речь идет о том, что первым делом необходимо установить личность Сергея, так? – решила поддержать мужа Женя, хотя в его предложении сразу почувствовала подвох.
Да разве это возможно: представить полиции ситуацию с любовником, как если бы Эмма была в его заложницах? А в чем смысл? Вот если бы он потребовал с ее мужа выкуп…
Но развить эту тему Женя не успела. Борису позвонили. Он, увидев в телефоне имя звонившего, нахмурился.
– Слушаю тебя, Андрей. – И Борис вышел из-за стола. Возможно, он удалился бы подальше от кухни, но не успел, остановился в дверях, замер, вращая глазами и покачивая головой. – Не может быть… Нет…
Затем вздохнул и, попрощавшись с говорившим, отключил телефон. Повернулся к женщинам, следившим за каждым его движением. Остановил свой взгляд на Эмме.
– Я очень сожалею… Эмма Евгеньевна…
– Нет, – прошептала она, побелев, мгновенно обо всем догадавшись. – Нет…
– Ваш муж скончался. Сегодня. Предположительно, от сердечного приступа.
Почему у Бориса такой виноватый вид? Женя подошла к Эмме и, боясь, что она упадет, помогла ей вернуться на место.
Слов, которые подошли бы к этому драматическому моменту, она тоже не могла найти. Больше того, она пока еще и сама не могла осознать эту новость.
Так часто бывает, подумала она, человек предполагает самые разные варианты развития событий, но случается почему-то что-то другое, неожиданное, то, о чем и не думал. Ну надо же – сердечный приступ!
– Как это случилось? Кто вам позвонил? Может, это неправда? – вопрошала Эмма истерично, со слезами в голосе.
– Он сказал, что узнал об этом из интернета. Что об этом знает уже вся деловая Москва.
– Почему же мне не позвонили? Они же там все… я имею в виду его работу, знают мой телефон. И секретарь, и юрист… Тарасов…
– Получается, что теперь нет никакого смысла писать заявление… – заметила Женя. – Как пришел ваш Сергей, так и ушел. Вам нужно просто его забыть и жить себе дальше.
Она чуть было не зажала себе рот, боясь проронить лишнее, недопустимое: что теперь-то все ее проблемы исчезли, ее жизнь круто изменилась, и теперь Эмма (конечно, если за ее спиной Финягин не успел состряпать развод) свободна и богата! Больше того, если вдруг вернется ее молодой любовник, она может обрести и женское счастье. И какие только крамольные и такие несвоевременные мысли не приходят в голову!
– Что же мне теперь делать? Как быть? – Эмма сидела, разведя в стороны руки и подняв кверху ладони, всем своим видом напоминая шепчущих молитву мусульман.
– Эммочка, дорогая, – очнулась Соня, отреагировав с опозданием на новость, – главное теперь для вас – не паниковать, взять в себя в руки, собраться и не раскисать. Мы все боялись сами знаете чего. А Виктор Владимирович умер своей, естественной смертью.
Женя не сводила взгляда с няни, и по тому выражению лица, с которым Соня говорила, обращаясь к своей бывшей хозяйке, вероятно, и она тоже не рискнула и постыдилась договорить крамольную фразу, мол, бог его наказал за все те несчастья, что он причинил вам, Эммочка. Уж она-то знала об этой семье все!

