Амели. На осколках судьбы

– Дядь Михей, но я же… – попыталась оправдаться, беспомощно глядя на старосту.

– Да знаю я всё, – мужчина махнул рукой. – Холодно у тебя. Неужели разучилась печь растапливать?

– Всю растопку сожгла, – вздохнула я. – Дрова мокрые совсем, не разжигаются.

– Ну-ка, дай посмотрю, – староста отодвинул меня от печи и заглянул внутрь. – Разучилась. Или мать с отцом всегда топили? Эх, иди, ребенка успокаивай. Голодный, наверное, что так орёт. Растоплю я тебе. И это… Дверь пока открой, пусть весь дым выйдет, а не то угорите.

– Спасибо, – преисполненная благодарности, схватила мужчину за руку. – Спасибо вам!

– Да что уж, как не помочь, если надо? Но, Амелька, жизнь у тебя не сахар будет. Почти госпожой была, от графа понесла, а сейчас вернулась вот. Не простят бабы, а я… сама знаешь, как это у нас. Серьёзный вред причинить не позволю, но и заступаться постоянно не буду. Не дело это – в бабьи разборки лезть. Иди уже, криком кричит малец.

Я зашла в спальню и подняла крошку на руки. Амели даже имя ему дать не успела. Сначала в горячке лежала послеродовой, а после умерла. Я же, очнувшись в этом теле, не сразу сообразила, что происходит. Лежала несколько дней, думала, с ума сошла. А после нас выгнали. Какое уж тут имя?

Я откинула край шкурки и сморщила нос, учуяв неприятный запах.

– Ничего, кроха, потерпи. Сейчас Михей растопит печь, а после я натаскаю воды из колодца.Там уже и искупать смогу, и пелёнки просушить. Пока покушай.

Сын резво нашёл грудь и с удовольствием зачмокал. А я подумала, что в одном нам невероятно повезло – у меня нет проблем с молоком. Не представляю, что бы я делала, если бы молоко исчезло. С этих пор стоит себя поберечь. От стрессов, нервотрёпки, от голода и тяжелого труда. Нельзя, чтобы молоко пропало. В этом мире для младенца это означает смерть.

Я тихо усмехнулась, понимая, что оградить себя никак не получится. Не ходить по деревне, чтобы не слышать насмешки? Не рубить валежник в лесу? Не таскать воду из колодца? К счастью, Амели – сильная девушка, приученная к труду. Пока был жив Адриан, Амели немного расслабилась. Он действительно оберегал любимую, намереваясь жениться, как только появится ребёнок. Иначе здесь никак, церковь просто не даст разрешение на брак простолюдинки и лорда.

А потом всё рухнуло… Адриан торопился домой из столицы, но не усидел на лошади, которая внезапно понеслась. Что или кто её напугал – неизвестно, да и какая разница? Адриан вылетел из седла и сломал шею при падении.

Так закончилась сказка для Амели. Сказка, так похожая на мою. Только мой Сашка погиб, спасая тонущего мужчину, решившего порыбачить зимой.

Я держалась, держалась как могла, ради нашего малыша, который должен был родиться через пять месяцев, но беременность замерла. А после я просто потеряла смысл жить дальше. Нет-нет, я не убила себя. Но и не боролась. Просто угасла буквально за месяц. Когда почувствовала, что приближается конец – испугалась, да только уже поздно было.

А очнувшись в этом теле, я твёрдо решила жить. Что бы ни случилось, я буду жить.

– Амелька, ну что, я растопил, – крикнул староста. – Ты не закрывайся пока, я тебе еды хоть принесу. И это… Молчи, что я тебе помогаю. Моя меня со свету сживёт.

– Спасибо вам, дядь Михей, – крикнула я, смахивая свободной рукой слёзы благодарности.

Совсем скоро в доме стало тепло. Крошка уснул, наевшись до отвала и не обращая внимания на грязные пелёнки. Я сходила ещё раз за дровами и подкинула в печь, с радостью глядя на потрескивающий огонь. Сегодня мы не замёрзнем, а если Михей принесёт еды, то я не ослабну. Завтра надо будет лезть в погреб, поискать там хоть каких-то овощей. Хотя что я там хочу найти спустя два года? Гниль? Подойдя к сумке, вытащила кошель, который мне бросил граф. Высыпав монеты на ладонь, счастливо воскликнула. Пять золотых и три серебрушки! Это богатство! Для лорда это стандартная плата за пару обедов в столичной таверне, а для меня – несколько месяцев достаточно сытной жизни.

Забрав серебрушки, я ссыпала золото обратно и запихнула кошель в щель между досками на полу. Здесь их не найдут, если решат, что у меня можно чем-то поживиться.

Минут через сорок пришёл Михей, неся котомку, в которой громко звякали крынки.

– Амелька, забирай угощение, – мужчина поставил холщовую сумку на пол рядом с дверью. – Там немного, но на пару дней хватит. Ну… бывай.

Мужчина ушел, а я подбежала к сумке, заглядывая внутрь. Крынка свежего молока, хороший кусок свежего хлеба, даже окорок копченый есть. Немного сырых овощей и куриная нога – это я оставлю на потом, сварю суп.

Расслышав шаги в сенях, а после скрип двери, я оглянулась, готовясь рассыпаться в благодарностях, рассказать Михею, как он меня выручил.

Но не успела и слова сказать, получив хлёсткую пощёчину. В ушах зашумело, щёку обожгло болью, а из глаз брызнули слёзы.

– Я тебя со свету сживу, если к мужу моему ещё раз подойдёшь, – зашипела Авеса, старостина жена. – Графская подстилка решила, что раз госпожой стать не смогла, то может мужей чужих уводить? Убью, поняла?

– Поняла, – тихо шепнула, прижимая ладонь к щеке и испуганно глядя на дородную, очень злую женщину.

Сплюнув мне под ноги, Авеса ушла, а я села на лавку и бездумно уставилась в стену.

Графская подстилка. Теперь это моё клеймо навсегда, и ни один мужчина не подойдёт к дому, боясь гнева жены. И ни одна женщина приветливо не улыбнётся, встретив на пути.

Графская подстилка и ублюдок…

– Ничего, маленький, мы выживем, – шепнула я, смахивая слёзы.

Глава 2

Несмотря на жгучий голод, я в первую очередь поспешила за водой. Необходимо вымыть малыша, иначе появятся опрелости, а как потом их лечить, я не знаю. Кремы, может, и были какие-то, травки, но где их достать или же как делать, не имею ни малейшего понятия. Впрочем, ходили слухи, что на краю деревни, практически в самом лесу, живёт ведьма. Не знаю, слабо в это верю. Может, вредная, как ведьма, может, травница хорошая, но чтобы волшебство? Убедить женщину, которая все свои тридцать лет прожила на Земле, в том, что существует магия… Пока своими глазами не увижу – не поверю.

Натаскав воды из колодца и поставив греться в огромной кастрюле на плиту, я вытащила на улицу деревянную ванну. Не скажу, что большая, но сидеть в ней можно.

Вытащив на снег, я тщательно её очистила от пыли с помощью снега и только потом поскребла щёткой. Не представляю, сколько лет этой ванне, но сомневаюсь, что её вообще когда-то мыли, настолько грязную воду вылила из неё.

К тому моменту, когда ванна была вымыта, подогрелась вода. Я грела сильнее, чем надо для купания, чтобы была возможность разбавить. Малыш ещё спал, так что я, не торопясь, разбавила воду, вывалила из своего мешка вещи и выбрала пелёнки. Подготовив всё, чтобы потом вновь закутать малыша, я наконец распеленала сына.

– Какой ты маленький, – прошептала я, разглядывая малыша. – Но совсем скоро вырастешь в большого, сильного мужчину.

Малыш распахнул голубые глаза и как-то неожиданно серьёзно посмотрел на меня. Осознанно. Как дети в его возрасте смотреть не должны.

Опуская крошку в воду потихоньку, я почувствовала, как в груди разливается нежность, осознание, что это мой малыш, мой сын. Пусть там, дома, я потеряла ребенка, но мне подарили второй шанс. Плевать на графскую семейку, мы и без них справимся.

Искупав крошку, я запеленала его. Подкинув ещё дров, разделась сама и залезла в тёплую воду. Мыла у нас нет, но хоть так ополоснуться, смыть грязь и пот. А уже после, натянув на влажное тело сорочку, я постирала пелёнки и развесила на специальную верёвку, натянутую возле печки. На улицу после ванны выходить не стала, всё же лечить меня некому.

Быстро перекусив, я приложила уже ворчащего малыша к груди.

– Ну вот и как мне тебя назвать? – тихонько спросила я, глядя на крошку. Там, на Земле, я думала над именем для будущего малыша. Даже хотела предложить назвать кроху Артёмом – если будет мальчик. Но не успела… – Ну что, может, ты будешь Тёмочкой? Но это имя только для нас двоих, слышишь? Мой Тёма. Для остальных Артемий, договорились? Имя немного странное, но тут встречаются и похлеще.

Естественно, мне не ответили. Тёмка уже засыпал, чистый и сытый. Уложив его на кровать, я, поборов желание лечь рядом, принялась разбирать вещи. Завтра необходимо отмыть дом, чтобы не дышать пылью. Надо сходить в лес, чтобы принести хоть какой-то валежник. И подумать, что делать с едой. Даже если в доме что-то осталось от запасов, то это только выбросить.

Единственный вариант, как можно раздобыть еды – купить у соседей. Но продадут ли?

Разложив вещи, я отобрала детские пелёнки. В принципе, хватит ещё надолго, если просто пеленать. Но можно и сшить что-то из тех же пелёнок. Сложив вещи обратно в сумку, я ещё раз подложила дров в печь и прилегла с сыном. Наметив план на завтрашний день, почувствовала, что мне стало как-то спокойнее. Трудности всегда даются по силам, значит, я выдержу. Месяц до весны уж как-то продержусь, а там огород можно посеять да козу купить, чтобы молоко было.

Стоило мне только прикрыть глаза, как я вновь окунулась в воспоминания. Отвратительные, тёмные, наполненные болью. Воспоминания, где я теряю жениха, а следом и ребёнка. Прижав покрепче Тёмку, я закусила губу, чтобы не разрыдаться. Нельзя, мне нужно отдыхать, чтобы завтра были силы. С грудным ребёнком нормального сна ещё долго не будет, но хоть в перерывах следует набираться сил.

Я боялась, что буду долго ворочаться, но стоило избавиться от грустных мыслей, как усталость взяла своё. А спустя короткое время проснулась от кряхтения сына. Пришлось просыпаться, подкидывать дрова в печь, чтобы утром не околеть от холода, кормить Тёмку, менять пелёнку. А потом вновь провалиться в сон.

Утром я проснулась с головной болью. В глаза словно песка насыпали из-за недосыпа. Желание полежать ещё хоть пару часов было неимоверно сильным, но такой вольности я себе позволить не могла. Заставив себя встать, я наспех позавтракала и оделась. С грудничком на руках меньше всего хотелось идти в лес, но и дома оставить я его не могу. Найдя старую простыню, я повязала её на себя на манер слинга и уже туда положила Тёму. Выйдя из дома, откопала небольшие сани на деревянных полозьях, на которые я смогу сложить дрова. Но пока там лежал только один топор, к счастью, ещё острый.

Идти по деревне под пристальными взглядами соседей было отвратительно. Злые смешки за спиной не добавляли уверенности, но были и те люди, которые сочувственно качали головами. К таким я присматривалась. В основном это старые жители, которые прожили долгую жизнь и знают, что взлёты и падения – дело случая или удачи.

Я скромно улыбалась бабушкам, силясь понять, смогу ли я обратиться к ним. Вообще, помощь можно получить у старосты, но я была слишком напугана угрозами Авесы. Никто не знает, на что она способна. А узнавать я не хочу.

Дойдя до границы леса, я остановилась на минуту, чтобы передохнуть перед тяжелой работой. Лес этот я знала по воспоминаниям самой Амели, но будучи городским жителем, всё равно боялась. Тем более идти придётся вглубь, потому что весь валежник здесь, в начале леса, уже давно собран, а срубить большое дерево у меня не хватит сил.