Натали

И вдруг все разом исчезло.

Закончилась прелюдия Скрябина. Наталия плавно сняла пальцы с клавиш и откинулась на спинку стула. Очевидно, кто-то, кто ждал ее приезда сюда и кто приготовил для нее рояль, поставил стул со спинкой сюда неслучайно. Ведь здесь должен был стоять круглый вращающийся стул, как положено у музыкантов. Значит, этот кто-то знал, что после видений она должна отдохнуть и облокотиться на спинку…

Наталия попыталась сосредоточиться. Итак, она только видела мастерскую художницы (хотя вполне вероятно, что это была подружка, сестра или жена художника, которого она пока не увидела), с окнами на Вогезскую площадь. Значит, это имеет какое-то отношение к Изабель Гомариз. И стало быть, к исчезновению или краже маркера.

Она вышла из комнаты и направилась в свою спальню. По дороге она встретила Луи.

– По-моему, я вышел из гостиной как раз вовремя, – улыбнулся он. – Вы не желаете обсудить со мной то, что вы только что видели?

– Так это с вами я должна обсуждать все, что происходит в моей голове? – раздраженно спросила Наталия, чувствуя, что ее терпению приходит конец. А ведь это только самое начало.

– Да, я и приставлен, так сказать, к вам именно для этого. Вы будете мне что-то рассказывать, а уж мы сделаем выводы…

– Знаете, мне хочется сделать вам больно, – сорвалось с языка Наталии, когда Луи прошел за ней и в спальню. – Может, вы еще и ляжете со мной в постель, чтобы подсмотреть мои сны?

– Если понадобится, то лягу, – совершенно спокойно и все с той же улыбочкой ответил ей Луи. Он был в длинном шелковом халате и чувствовал себя, конечно, хозяином положения. Наверно, он мог бы расхаживать по этому замку и в голом виде, подумала она.

– Хорошо, тогда присаживайтесь, и я расскажу вам кое-что, а заодно и спрошу. Итак. Вы полностью лишаете меня возможности перемещаться, так?

– Разумеется.

– Тогда, если вы наняли человека, вы должны были и расспросить ту же самую Сару о моих методах работы, а она должна была вам рассказать, в свою очередь, что я всегда веду линию расследования самостоятельно. Если я вижу человека и мне надо его найти, то я выхожу из дома и ищу его. В прямом смысле этого слова. И если мне надо будет искать его под землей, то я сделаю все, что только в моих силах, чтобы залезть под эту самую землю… А как же, скажите на милость, мне действовать сейчас? К примеру, я только что видела девушку, каким образом я опишу ее вам и как мы будем ее искать? Кроме того, я нахожусь как-никак во Франции, где все приличные люди говорят на французском языке. Я этого языка не знаю, поэтому мне трудно определить, о чем они говорят, и как же мне поступать в таком случае?

– О, не беспокойтесь. Все уже давно продумано. Вы говорите мне все, что видели, а искать буду я и мои люди.

– Но к чему такие сложности?

– Мне бы не хотелось, чтобы мы постоянно возвращались к нашим условиям… Я ответил на ваш вопрос, а вы просто расскажите все, что вы видели. И все. Итак, я вас слушаю…

Наталия вздохнула, но, понимая, что все дальнейшие пререкания все равно бесполезны, рассказала Луи все, что она только что увидела.

– Не могли бы вы начертить хотя бы самый общий план расположения зданий на площади, чтобы мы смогли определить по виду из окон, где, в каком доме находится мастерская?

– Могу, конечно…

Луи протянул ей блокнот и ручку, которые он, оказывается, принес с собой в кармане. Наталия начертила все, что помнила.

– Ну как, вам что-нибудь понятно?

– Да… – Луи внимательнейшим образом изучил чертеж, поблагодарил Наталию и, пожелав ей спокойной ночи, ушел.

А она, чувствуя себя как никогда несчастной и одинокой, долго не могла уснуть, ворочалась на постели, представляя себе рыжую девушку из мастерской и размышляя над тем, какое отношение она могла иметь к делу Изабель Гомариз…

Глава 3

Два карлика

Утром за завтраком Наталия намекнула Гаэлль, что хотела бы поговорить с ней с глазу на глаз. Луи Сора, который сидел за столом напротив Наталии, понял это и усмехнулся, вытирая губы салфеткой:

– Если вы хотите привлечь Гаэлль, вашу соотечественницу, на свою сторону, чтобы с ее помощью сбежать отсюда, то должен вас предупредить, что у вас все равно ничего не получится: замок надежно охраняется, кроме того, он окружен высокой стеной, по верху которой пущен электрический ток. Дело в том, что хозяин этого замка – человек, с которым вы разговаривали вчера и который нанял вас, – очень богат, в замке много ценных вещей, произведений искусства, я уж не говорю о картинной галерее…

– Если он так богат, то зачем ему искать какой-то дурацкий маркер? Ну и жил бы себе спокойно в замке, женился, завел бы детей… И что же такого может находиться в этом маркере, что он не может обратиться за помощью в полицию, а прибегает к услугам таких сомнительных личностей, как я? Мне все это непонятно.

– В вашу задачу и не входит понимать. Вам надо искать. И я надеюсь, что уже после завтрака вы начнете свою работу…

«Идиот, – подумала Наталия, – как можно о таких вещах говорить как о работе? А если мне не хочется этим заниматься, что, если моя голова действительно занята мыслями о побеге? Ведь это так естественно».

После завтрака она вышла на террасу и поняла, что та стена, о которой говорил Луи, действительно очень высока. Она роскошна, оштукатурена, украшена башенками и чугунными ажурными узорами. Парк, или сад, окружающий замок, весной или в разгар лета, очевидно, полон зелени и цветов, чего нельзя сказать о декабре…

Наталия, стоя на крыльце и кутаясь в легкое пальто, которое она нашла в гардеробе, наблюдала за садовником, который расчищал от опавших листьев дорожки парка, складывал их в большие бумажные мешки, которые грузил потом на тележку и увозил в глубь деревьев, где у него дымился костер…

По обеим сторонам крыльца в больших мраморных чашах еще продолжали цвести белые, розовые и желтые хризантемы, хотя и видно было по их потемневшим стеблям и цветам, что и их успел прихватить морозец…

– Вы хотели поговорить со мной? – услышала она голос Гаэлль и очнулась от своих мыслей.

– Да, но ведь вы сами слышали, что сказал Луи… Он прав, наверно… И мне вряд ли удастся сбежать отсюда. Единственно, о чем я хотела бы попросить, так это убедить Луи в том, что навряд ли я сумею найти эту женщину, находясь в плену. И дело скорее всего в психологии, нежели в чем-то другом. Я не знаю, в курсе ли вы моего дарования…

– Да, я в курсе… Хотя и в самых общих чертах… – Гаэлль, похоже, замерзла, она в отличие от Наталии была в одном лишь зеленом свитере и длинной шерстяной юбке: щеки девушки порозовели, а кончик носа и вовсе покраснел… Но выглядела она превосходно.

– Раз вы в курсе, то должны понимать, что речь идет о сети ассоциаций, не более… Я и сама подчас не могу объяснить, по каким принципам работает мой мозг в момент этих видений, и все, что с ними связано. Но одно знаю точно: он выдает эту зрительную информацию лишь в том случае, если я действительно думаю о том, что меня интересует… Мне любопытно посмотреть в глаза преступника – и я иногда вижу его. Но когда я думаю о том, как мне поскорее выбраться из этого проклятого замка, то будет неудивительно, если мои видения будут напрямую связаны со способом, как это лучше сделать. И уверена, что я сама себя в этом случае не подведу. Поэтому, если Луи Сора, решивший поиметь свои комиссионные на моих мозгах, проснется в одно прекрасное утро и узнает, что меня и след простыл, думаю, он осознает свою ошибку и весьма пожалеет о том, что держал меня взаперти. В конце концов, мы могли бы с ним заключить устный договор о той же работе, только на более удобных для меня условиях… Я вообще не понимаю, почему меня нельзя было нанять цивилизованным способом? Только в том случае я бы чувствовала себя более уверенной и более заинтересованной в исходе дела, нежели сейчас.

– Тогда почему бы вам самой не сказать об этом ему? Ведь я всего лишь служанка, – замялась Гаэлль. И она была права.

– Хорошо, считай, что я тебе ничего не говорила, – ответила резко Наталия и вернулась в дом с твердым намерением больше не обращаться к этой девице ни с какими просьбами. Ей заплатили и, верно, проинструктировали должным образом, раз она так держится. Пусть.

Она поднялась к себе, разделась и, понимая, что ей ничего другого не остается, как музицировать, с тем чтобы как можно скорее выбраться отсюда, вышла из своей комнаты и пошла по направлению к лестнице, ведущей на первый этаж.

Там, неподалеку от гостиной, как раз и находилась комната с роялем. Она уже опустилась на ступеньку, как вдруг услышала нечеловеческий крик… Это был и не женский, и не мужской крик. От ужаса у Наталии подкосились ноги…

Она медленно повернула голову в ту сторону, откуда он доносился, и увидела длинный коридор, тускло освещаемый матовым, льющимся откуда-то сверху светом.

Когда крик повторился, ей показалось, что у нее заболело все тело.

Она повернула и пошла в сторону коридора. Она еще не знала, что намерена делать, но природное (как бы сказал Логинов, патологическое) любопытство заставило ее пройти весь коридор до конца и упереться в узенькую маленькую лестницу, ведущую на третий этаж. О существовании третьего этажа она знала, поскольку еще вчера постаралась как можно больше осмотреть, увидеть, услышать, понять…

– Вы не заблудились? – услышала она голос Луи и вздрогнула.

– Нет, я только что слышала крик и пошла на него… Что здесь у вас происходит?

– Абсолютно ничего особенного… Крик вам показался, только и всего… А что касается третьего этажа, то он нежилой. И большего вам знать не полагается. И вообще, по-моему, вы должны находиться сейчас в музыкальной…

Она смерила его долгим взглядом, молча повернулась и пошла к лестнице. Через несколько минут она уже сидела перед роялем и думала о Изабель Гомариз.

И вновь она оказалась в мастерской художницы. И все-таки это была действительно мастерская именно художницы. Поскольку теперь эта рыжеволосая неряха стояла перед мольбертом, на котором был укреплен большой холст, разрисованный чем-то вроде сажи. «Уголь, это эскиз…» Эскиз. Только непонятно чего.

Однако у девушки был весьма одухотворенный вид. Да и одета она была уже более скромно: мужская синяя рубашка, на ногах черные плотные колготы и мягкие рыжие мокасины. Волосы сзади забраны в пучок и стянуты черной атласной лентой. Яркая лампа над головой освещает, помимо холста, поднятое кверху сосредоточенное личико девушки, усыпанное веснушками.

– Edith…