Соль на моих губах

Мы с Аллой навострили уши и внимательно слушаем. Но нас и Олега Валентиновича неожиданно прерывают. В кабинет без стука входит ещё один студент.

– Здрасте! – широко улыбается парень.

Все разом обращают все свое внимание на дверь. И я, конечно, тоже.

Семён Графов собственной популярной персоной стоит в проходе и бесцеремонно жует жевательную резинку. Его знают все в институте, даже те, кто не хочет его знать. Он самый популярный парень. И я будучи студенткой всего три месяца уже наслышана о нем. Король веселых шумных вечеринок, покоритель женских сердец и просто богатый парень. А еще говорят, он наглый, вечно лезет на рожон, любит гонки на мотоциклах.

Нет, вы не подумайте, я не следила за ним и не собирала на него досье. Просто, когда про него говорит каждая первая девушка в институте, информацию о его скандальной персоне невозможно игнорировать.

Я, прикрываясь копной пушистых волос, исподтишка смотрю на него. Он высокий, прическа – а-ля Эдвард Каллен, на шее есть татуировка, но не видно, какая именно. Глаза слишком серьезные и взрослые для парня такого возраста, и голос… Голос очень низкий. Как будто он только и делает, что курит целыми днями напролет. Наверное, я впервые так долго смотрю на него. Раньше если замечала его в стенах института, сильно не засматривалась. Просто потому, что он не моего поля ягода.

– Семён, проходи, хватит устраивать шоу! У нас важная тема, а ты снова опаздываешь, – отдёргивает его преподаватель.

– Сенкью, – отвечает он по-английски и, топая тяжёлыми ботинками, заходит в кабинет.

Я невольно слежу за ним до тех пор, пока он попадает в поле моего обзора. Парень поднимается выше чем мы, и я отвожу взгляд.

– Отлично! Итак, теперь все в сборе. Можно начать лекцию. Как я уже сказал, сегодня мы будем повторять тире изучать учения Ницше. Почему я сказал повторять? Потому что сейчас кто-нибудь из тридцать второй группы кратко расскажет нам об этом человеке. Кто он? Где родился? Кем был? Основные мысли этого философа и какие книги он написал. Хотя бы название одной.

Олег Валентинович проходится по кабинету и смотрел на студентов.

– Хорошо, что мы не с третьего курса, да? А то бы сейчас пришлось попотеть. Фиг вспомнишь, что изучали два года назад, – шепчет мне на ухо Алла.

– А я вот знаю, хоть и не с третьего курса. Читала про него немного. Он очень интересный, хоть и противоречивый.

– Кто? Ницше? Ой, Дашка. Вечно ты меня удивляешь. Круто! Молодец!

– Желает кто-нибудь выступить? Прибавлю один балл за смелость, – спрашивает профессор.

Все молчат. Наступает тишина. Никто из тридцать второй группы не хочет выступать.

– Тридцать вторая группа, обращаюсь к вам. Желает ли кто-нибудь выступить с кратким докладом по сегодняшней теме? Самойлов? Курочкина? Кубаш? Не хотите выйти? – повышает голос мужчина и берет со стола журнал.

Снова никого. Владельцы названных фамилий явно не горят желанием отвечать.

– Хорошо, пойдем по журналу. Выступит… Выступит… – затяжная пауза, сделанная специально, явно щекочет всем нервы. – Так, Миронова. Как раз закроешь тройку. Встаём отвечаем.

Справа от меня через пролет как раз и сидит та самая Миронова. Девушка медленно встаёт и растерянно смотрит на него. В нерешительности вертит ручку в руке.

– Я я… я не помню ничего. Это два года назад было! – восклицает она.

– А как вы учили? Вы присутствовали на лекциях?

– Да.

– Хорошо. Тогда отвечаем. Где он родился?

– Во Франции? – неуверенно лепечет она.

– Неправильно. Кто знает? – преподаватель бросает взгляд на нас, так как мы сидим всех ближе.

Я поднимаю руку. Просто по инерции.

– Да, – кивает мне Олег Валентинович.

– В Германии в деревне, – легко отвечаю я.

– Правильно. Следующий вопрос Миронова, – преподаватель вновь смотрит на девушку. – К какой эпохе философов он относился до Сократовской или после Сократовской?

– До… Сократовской, нет, после. Ммм. Нет все же до.

– Ваш ответ, Миронова?

– До Сократовская эпоха.

– Есть возражения?

Я снова тяну высоко руку. Так как чувствую себя в своей тарелке. Отвечать особенно правильно, я очень люблю.

Профессор кивает мне.

– Нет, Ницше относился к после Сократовской эпохе. Он жил после Сократа.

– Может, тогда вы знаете, как он относился к Сократу? Продолжал ли он идеи Сократа или не был его сторонником? – довольный моим ответом спрашивает Олег Валентинович.

– Честно, я знаю лишь то, что в первых трудах он был противником Сократа и не разделял его мнения. А потом, возможно, где-то и сам продолжил его идею.

– Довольно! Как ваша фамилия? – профессор резко пошел к столу и взял журнал нашей группы.

– Серебрякова! – с улыбкой отвечаю.

– Дарья, вам пять. Миронова, пока ставлю минус. Плохо очень плохо. Совершенное незнание материала. Итак, кто ещё желает выступить? Так. А пожалуй ответит нам студент Графов.

Олег Валентинович снова подходит ближе к студентам и, скрестив руки на груди, усмехается.

Графов? Я медленно оборачиваюсь и гляжу на парня. Он поднимается с места и хищно улыбается.

– Итак, Семён, продолжаем. Назови мне его основные мысли, которые помнишь. А также особенности его учения и хотя бы одну книгу.

Я повернулась и, убрав волнистую прядь волос за ухо, стала внимательно слушать, что скажет Семён.

– Хм, мысли как у всех философов о всякой ерунде, о жизни, о смерти, об искусстве. Книга? А черт его знает. Там названия сложные, да и книгами это чтиво не назовешь. Я пробовал читать, но мысль быстро теряется. Такое ощущение, что переверни десять страниц и начни читать, а смысл не изменится, все то же самое, муть какая-то. Особенности. Была у него особенность. Он псих! Вот и все!

Все студенты начинают смеяться, а преподаватель громко хлопает в ладоши. Видимо, этот спектакль он видит не в первый раз.

– Семён, тебе в актеры надо, чего ж ты в пед пошел? Сейчас бы покорял Киностудии, а не сидел на скучной лекции!

– Сказали, рожей не вышел! – пожимает плечами парень.