Северная корона. Против ветра

– Главное, чтобы не глупости, как в некоторых, – с достоинством ответила Марта.

– Нет, главное, чтобы это не сочеталось в одном человеке, – хмыкнула Юля.

– Ты на что намекаешь? На то, что я тупая? – вскипела Марта.

Крестова ужасно ее бесила!

– Это твои домыслы. Кстати. – Юля внимательно посмотрела на Марту. – Отец был бы рад увидеть тебя у нас в гостях на свой день рождения.

Марта повела плечиком. Ага, рад, как же. Он был рад ее бросить ради другой дочери много лет назад. Вот чему он был действительно рад. А она ему не нужна. Отец лишь делает вид, что хочет общаться, потому что боится уронить себя в глазах друзей и коллег.

– Думаю, твоя мать не будет в восторге. – Ответ Марты прозвучал резко.

– Моя мать нормально относится к тебе.

– Да уж, нормально.

Марта вспомнила вторую жену отца, ту, ради которой он оставил их с матерью. Она была красивой, холодной и надменной. На Марту производила отталкивающее впечатление эта женщина с холеным стервозным лицом, обрамленным черными волосами. София Николаевна была ровесницей ее матери, но выглядела лет на десять моложе – тонкая, изящная, почти без морщин. Мама Марты проигрывала ей. Она хоть и была привлекательной женщиной, но выглядела на свои сорок и не умела подавать себя так, как мать Юли. Будто королева. Марта не любила Софию Николаевну еще больше, чем Юлю, и знала, что та тоже не питает к ней светлых чувств.

– Думай как хочешь, сестренка, – сказала Юля.

– Не называй меня так. – В голосе Марты прозвенело предостережение.

Юля ничего не ответила, лишь устало провела ладонью по коротким волосам. Совершенно мальчишеский жест. Сняв с себя толстовку, Юля осталась в черной майке, и Марта заметила на предплечье сестры большую цветную татуировку – часы и механизмы в стиле киберпанк. Ее снова уколола зависть, ведь ее мама была против татуировок, а вот Юля могла позволить себе выглядеть так, как хочет.

Всю оставшуюся дорогу девушки ехали молча, словно незнакомки.

В аэропорту они встретились с Иваном Савельевичем, который четко объяснял, кому, кого и откуда встречать, не забывая при этом раздавать таблички с именами прилетающих.

– Крестова, Карлова, и вы, Викентий Порфирьевич, – кивнул он на пожилого преподавателя истории музыки, – будете отвечать за пианиста Феликса Грея из Лондона. Вам – в международный терминал. Табличка при вас?

– При нас, – отозвался Викентий Порфирьевич, поигрывая ярко-желтой табличкой, на которой было написано Felix Grey. – А почему надпись-то на английском? Этот Феликс по-русски шпарит хорошо.

– Потому что так надо, – сурово посмотрел на коллегу Иван Савельевич. Почему – он и сам не знал. Намудрил кто-то из организаторов, подумав, что раз имя и фамилия иностранные, то их нужно написать на английском. Дураков много, всех не перечислить и не упомнить. – Этот ваш Феликс прилетает через час, так что караульте его в зале ожидания международного терминала.

– Через час? – охнул Викентий Порфирьевич. – А что же мы так рано приперлись, позвольте спросить?

Иван Савельевич строго на него взглянул и невозмутимым голосом сообщил номер рейса, на котором должен был прилететь пианист.

– Участники прибывают в разное время. Наша задача – встретить их. У моего гостя посадка будет через десять минут, – помахал он своей желтой табличкой с надписью «Василиса Курочкина». – А у них, – кивнул он в сторону коллег, – гости прилетят через полчаса. Так что вы уедете из «Купцово» последними. В общем, я – в терминал для внутренних рейсов. Вы все – для международных! И только попробуйте напортачить. Сегодня прилетают самые важные гости фестиваля! – Иван Савельевич погрозил кулаком, словно услышал, как в его оркестре кто-то берет на полтона ниже.

Марта хмыкнула, Юля позволила себе улыбнуться, а Викентий Порфирьевич, воинственно уперев руки в бока, заявил:

– Я вам не ваш студент, не забывайтесь!

– Естественно, вы хуже, – сообщил Иван Савельевич.

Между коллегами была давняя неприязнь.

– Что это вы себе позволяете, милейший? Да я, между прочим, заслуженный!

– Знаем-знаем.

– Знает он! И чем это я тогда хуже студентов?! – шумно дышал от негодования Викентий Порфирьевич.

– Они хотя бы меня слушаются, – хмыкнул дирижер.

– Это вам кажется, – парировал преподаватель истории музыки. – Вас, знаете ли, студенты не любят и боятся. Вы злой и некорректный педагог.

Марта захихикала в кулак, а Юля отвернулась, пряча улыбку.

– А вы зато белый и пушистый! – захохотал распалившийся Иван Савельевич, забыв, зачем он сюда приехал. – Я, к слову сказать, всегда адекватно оцениваю студентов. А вот вы – вся консерватория знает! – студентов-то не очень жалуете, а вот студентки, даже искренние дуры, у вас с первого раза все сдают на отлично и хорошо!

– Ну вы и сплетник! – ахнул его оппонент и с презрением заявил: – Лучше бы вы своими партитурами занимались, а не слухами, дорогой мой Иван Савельевич!

– Это не слухи, а факты, – припечатал дирижер.

– Да я… Да вы… Да и не… – захлебнулся в возмущении преподаватель истории музыки и разразился гневной тирадой. Иван Савельевич ответил ему тирадой не менее обличительной. Началась настоящая словесная баталия. Один покраснел как помидор, второй в пылу дискуссии размахивал руками, задевая прохожих.

– Вы гостя-то встречать думаете? – посмотрев на наручные часы, спросила Юля, и ее слова волшебным образом подействовали на преподавателей.

– Думаем, – опомнившись, мигом закруглился со спором Иван Савельевич, которому пора было бежать и встречать свою Василису Курочкину. – Мы с вами потом договорим, – кинул он многозначительный взгляд на озлобленного коллегу и, прихватив с собой одного из студентов, поспешил вперед. Викентий Порфирьевич же прошипел что-то нехорошее и, размахивая желтой табличкой с именем своего гостя, побрел следом за Юлей, небрежно сунувшей руки в карманы, и Мартой, держащей букет.

Глава 2

Почти час они провели в зале ожидания. Марта и Юля не разговаривали друг с другом, зато Викентия Порфирьевича было не заткнуть. Он быстро пришел в хорошее расположение духа и развлекал девушек байками из юности. Марта зевала и делала вид, что слушает. А Юля думала о своем, порой посматривая на сестру. Сейчас казалось, будто они совершенно чужие люди, а ведь ей искренне хотелось, чтобы у них сложились хорошие отношения – пусть не самые близкие, но хотя бы теплые. Чтобы они были одной семьей. Поддержкой и опорой друг другу.

Хоть Юля и была бунтаркой, выступавшей за свободу и равенство, и производила впечатление сильной и смелой личности, но в вопросах этики и отношений соблюдала правила, чтобы никого не обидеть и не унизить. Она принадлежала к той породе людей, которые не могут пройти мимо несправедливости. И она считала, что отец поступил с Мартой несправедливо. Нет, отца она не осуждала – приняла то, что у него действительно были причины оставить первую супругу и уйти ко второй, любимой и тоже подарившей ему дочку. Но понимала, что его поступок был неэтичным. Он жил на две семьи, потом и вовсе бросил первую жену с ребенком. Но Марту искренне любил и переживал из-за того, что она ненавидела его и презирала. Юля знала: отец чувствует вину, и почему-то Юля тоже ее чувствовала. А еще она испытывала стыд. Будто это из-за нее пострадала Марта. Ведь кто знает, если бы она не родилась, возможно, отец не ушел бы от матери Марты?

Впервые эту вину Юля почувствовала еще в далеком детстве, когда отец привел ее в гости к Марте. Обычно та с радостью встречала сестренку, и они вместе играли часами. Но в тот раз Марта вдруг наотрез отказалась выходить к гостям и забилась под стол с длинной скатертью. Юля до сих пор помнила, как в испуге сидела на диване, надеясь, что сестра выйдет к ней, и водила пальцем по сине-зеленым цветочным узорам на скатерти. Но Марта так и не вышла. Тогда Юля сама залезла к ней под стол с куклой в руках и увидела заплаканное лицо Марты. Юля попыталась что-то спросить, но сестра метнула на нее взгляд, полный злости и обиды, и стала прогонять ее, а потом укусила за руку. В итоге из-под стола Марту вытащила ее мать и заставила сесть рядом с отцом и Юлей. Но когда отец хотел обнять ее, сестра разрыдалась в голос, убежала в другую комнату и спряталась в шкаф.

Ее родители совершенно не понимали, что происходит, да и маленькая Юля – тоже. Она побежала следом за Мартой, чтобы успокоить ее. Открыла шкаф и услышала фразу, которая запомнилась ей на всю жизнь.

– Отстань от меня. Ты украла у меня папу, – выпалила Марта, высунув из шкафа кудрявую голову. И обиженно посмотрела на Юлю опухшими разноцветными глазами.

Юля, хлопая ресницами, смотрела на сестренку, не понимая смысла этих слов, хотя именно тогда в ее груди и начало расти что-то тугое и темное. Стыд.

С тех пор Юле казалось, что она виновата перед Мартой. Потому что отобрала у нее отца. Все попытки общения Марта пресекала. Ей не нужны были ее забота и поддержка. Она будто забыла, что у них в жилах течет общая кровь.

В какой-то степени Юля даже завидовала двоюродной сестре Марты – ведь с Никой Марта общалась близко. Да и внешне они были похожи. Настоящие сестренки.

Об этом она никому и никогда не говорила – ни отцу, ни матери, ни друзьям. Все привыкла держать в себе, и лишь музыка позволяла ей выплескивать эмоции. Хотя иногда вина и чувство долга душили Юлю.

Позвонил Крис, и Юля, извинившись, встала и отошла в сторону. Впрочем, пожилой преподаватель истории этого будто и не заметил, продолжая воодушевленно рассказывать истории из своей юности.

– Что хотел? Давай коротко, я занята, – бросила Юля, поглядывая на электронное табло в центре зала ожидания.

– Слушай, Юлька, группа Стаса через пару дней выступать в клубе будет, – выдал Крис заманчивым тоном.