Сказки для Тичеров. Сборник рассказов

Следующим утром он ушел в город. Люди говорили, что он пошел учиться на биолога и жалели его жену. Как она, бедная, всю жизнь с этим непутевым промучилась….

Капучино

Вдохновение пришло прямо с утра, разбудив Катю легким прикосновением.

– Смотри, – сказало вдохновение, – там, за окошком, солнышко. Оно уже встало! И тебе пора.

Катя, как многие творческие люди, явно имела встроенные солнечные батареи. Она любила смотреть на солнечный свет, вдыхать его золотистость, и в хорошую погоду чаще всего имела беспричинно хорошее настроение, а в пасмурный день все так же беспричинно хандрила, особенно в воскресенье.

Она открыла глаза, убедилась в том, что вдохновение не обмануло, и сладко потянулась под теплым вязаным одеялом. Вдохновение было терпеливым, как умная тренированная собака, и сначала сидело на соседней подушке, ожидая, пока Катя встанет, потом на занавеске душа, потом на батарее возле стола на кухне, пока Катя, с присущим ей аппетитом, доедала второй утренний бутерброд. Оставалось допить вторую половинку чашки кофе, когда вдохновение не выдержало, и стало тянуть Катю к мольберту за руки и за ноги. Сопротивляться было бесполезно, и Катя взяла в руки кисть.

Через какое-то время Катя отошла от мольберта и допила давно остывший кофе, любуясь собственным творением. Натюрморт был великолепен. Ваза казалась сфотографированной, яблоки хотелось съесть, а цветы – понюхать. Вдохновение сидело на подоконнике, болтая ножками.

– И всего-то четыре часа, а какой шедевр!

Катя была вполне довольна собой. Организм, как хорошая еврейская мама, сказал ей, что она хочет кушать, она поела что-то, что нашла в холодильнике, и, так как вдохновение плавно перешло в мягкую расслабленность, ничего «полезного» делать она совсем не хотела. Прямо за ее домом был симпатичный лесочек, туда-то она и отправилась, походить между деревьями и пошуршать сухими желто-красными листочками. Осень была пронзительно-красивой, небо поражало переходами голубого в синий, облака были словно вырезаны из белой бумаги, а кроны высоких деревьев, соединяясь, напоминали о сводчатых потолках дворцов.

Лес как будто открывал Кате дверь на склад, где хранилось вдохновение. На каждой прогулке она брала понемножку, и когда набиралось достаточно, появлялась картина. Художник пишет не потому, что хочет писать, а потому, что не может не писать. Внутренняя потребность становится такой сильной, что ее невозможно игнорировать. Плюс ко всему, Катины картины неплохо продавались, и она могла не ходить на работу, на зависть тем, кто считал рисование бесполезным занятием для бездельников.

Телефон Катя с собой, как обычно, не взяла, считая, что на свидание с лесом брать с собой кузнеца не стоит, и лес ценил ее верность, отводя от той тропинки, по которой она шла, болтливых бабушек с тявкающими собачонками и модно экипированных велосипедистов, бесшумно выскакивающих из-за поворота. Вдоволь надышавшись тишиной и золотистым светом, Катя вернулась домой, где обнаружила менее расслабленное существо в виде своего телефона, который нервно моргал красненьким огоньком, намекая на пропущенные звонки и сообщения.

Она отсутствовала не более часа, но не все люди могли себе позволить роскошь не быть прикованным цепями к своему телефону. Пять пропущенных вызовов, пачка сообщений.

– Где ты?

– Почему ты не берешь трубку?

– Где тебя носит? Что случилось?

– Возьми, наконец, трубку!

Артем был структурирован до нижнего уровня паранойи. Все должно было быть по плану и по расписанию. Подъем, завтрак, встречи, обед, встречи, ужин, секс, сон. У него были цели, задачи, стремления, как и должно быть у каждого приличного достигатора.

Он ответил на звонок после первого же гудка.

– Я звонил сто раз! Тебе трудно ответить? Я проезжал мимо и хотел заехать!

– Я гуляла, – ответила Катя, пока спокойно.

– А почему телефон с собой не берешь?

– Не хочу и не беру, – Катя начала злиться. – В чем проблема?

– В том, что я хотел заехать! У меня было полчаса свободного времени, кофе попить!

– А кофейни в городе закрылись вчера ночью? Кофе только у меня есть?

– Опять твой сарказм! Все, мне некогда, у меня встреча! – Артем бросил трубку.

Катя бросила телефон на диван.

– С чего ты вообще взял, что я хотела пить с тобой кофе? Есть дела поважнее!

Солнечное настроение слетело с нее. Она раздраженно пошла на кухню и начала греметь кастрюлями, думая, что приготовить на ужин. Так как с утра вдохновение не оставило свободного места мыслям о том, чтобы сходить в магазин и купить продуктов, на ужин могли быть только пельмени.

Когда они познакомились с Артемом, ему очень нравилась ее поэтичная небрежность, свобода от расписаний, легкость и спонтанность. Она была «девушка-праздник», или «девушка-выходной», не связанная по рукам и ногам корпоративной дисциплиной. Он частенько заезжал к ней на кофе часов в 11 утра, когда серьезные офисные работники уже устали от работы и думают об обеде, а она была выспавшейся, ее влажные волнистые волосы вкусно пахли клубничным шампунем, и она никуда не торопилась. В ее кухне было огромное окно до потолка, обращенное на солнечную сторону, и уютный мягкий диванчик, на котором она обычно сидела со второй чашечкой кофе в руках. Она не требовала подарков или походов в дорогие рестораны, она была весела и всем довольна. Он был абсолютно уверен, что она мечтает выйти за него замуж, и даже представлял картинку, как рядом с ней на диване будет сидеть розовощекий малыш, его сын, и Катя будет всегда такой – спокойной и довольной, и ее волосы всегда будут пахнуть клубничным шампунем, когда он, Артем, будет заезжать домой попить кофейку в 11 утра, если, конечно, расписание встреч это позволит. В глубине души он считал ее картины милой безделицей – не может же это быть профессией, на самом деле! – но с другой стороны, она же сидит дома, значит, будет все домашние дела делать, стирать, убирать, готовить…. Он же ей не запрещает картины писать! Ради бога, лишь бы в радость! Главное, чтобы дома было чисто, была еда и у него были чистые выглаженные рубашки. У нее, конечно, были совершенно дурацкие привычки, например, уйти гулять в лес и не взять с собой телефон, или просто не отвечать на звонок – телефон она обычно включала на беззвучный режим, говорила, что он ее отвлекает, – но Артем был уверен, что после свадьбы это все пройдет. Ведь для женщины самое главное – семья, это все знают. Его мама так всегда говорит. Еще его злило, что она как будто бы и не особо ждет его приезда, не подстраивает себя под его расписание, и иногда просто молчит и думает о своем, когда ему надо, чтобы она думала о том, что он ей рассказывает. Зато если ее картина продавалась, она радовалась, как ребенок, и могла говорить об этом часами! Ну, в смысле, более пяти минут подряд. Это раздражало. Но, в целом, она была красивая, милая, домашняя, и вполне подходила ему в жены, нужно было немного «подшлифовать», сделать ее максимально удобной для него, ну и сделать малыша, разумеется.

Через пару месяцев он уже считал ее своей, свадьба была только вопросом времени, и он стал намекать ей, что неплохо было бы, если бы он переехал к ней – ее квартира была ближе к его офису, и если бы она готовила ужин для него, чтобы он заезжал поесть после работы, и нашла себе какое-то более «женское» хобби. Шитье, например. К его удивлению, она не реагировала на его намеки. Просто улыбалась или отшучивалась, а если он настаивал, переводила разговор на другую тему.

Более того, в последнее время она стала все чаще отвечать на его вопросы в насмешливой манере, которая его просто бесила. Как будто она вообще не собиралась участвовать в акции «Даешь розовощекого малыша на каждый диванчик у окна», что, в его понимании, было немыслимо.

Сегодняшний разговор разозлил не только Артема. Пельмени были бездушными и невкусными, потому что были куплены в магазине, а не сделаны своими руками, да и ела их Катя, параллельно смотря сериал. Раздражение – не лучшая приправа к ужину.

– Зато я сегодня классную картину написала, – сказала Катя пространству. – Я – молодец!

Пространство промолчало, а молчание – знак сами знаете чего. Хотя что было противовесом Катиной картине, она и сама не до конца поняла.

Катя сделала несколько фото на телефон и отправила их людям, которые ее искусство оценивали не только аплодисментами, но и красненькими купюрами, благодаря которым она так сладко спала по утрам, пока трудящиеся торопливо завтракали, прогревали автомобили и вели сонных, упирающихся детей в садик. Ответные сообщения прилетели быстро, и Катя согласовала несколько встреч на завтра, а заодно написала своей подруге Свете, с предложением встретиться в их любимой кофейне неподалеку часиков в 11 утра.

Со Светой они были знакомы уже более десяти лет, но встречались нечасто, имея совершенно разный образ и стиль жизни. Но при каждой встрече появлялось ощущение, что они просто продолжают приостановленный полчасика назад разговор. Иногда они разговаривали, эмоционально жестикулируя и показывая друг другу что-то в телефоне, иногда молча шли рядом по берегу моря, думая о своем, и одновременно считывая мысли друг друга, а иногда даже ругались, если слова одной из них были болезненно правдивыми для другой. Но они всегда были рады друг другу, ощущая связь более тонкую, чем обычная женская дружба «против кого-то».

Катя пришла чуть раньше, заняла столик, заказала кофе и любимый Светин десерт, а вот и та влетела в кафешку, заполняя пространство копной рыжих волос, ярким разноцветным шарфом и излучением любви ко всей Вселенной, которое так раздражало Катю несколько лет назад, пока она сама не позволила себе быть такой же искренней и открытой.

– О, ты уже тут! Извини, я опоздала, пробки, и машину еле припарковала, и телефон все время звонит! О, кофе! Ты уже все заказала! Ты такая молодец!

Они обнялись.

– Какие у тебя духи классные! И день такой замечательный! Здорово увидеть тебя!

Катя улыбалась, глядя на подругу. Если бы через полчаса после окончания встречи ее спросили, во что Света была одета, она бы не смогла вспомнить. Помнила бы только голос, глаза, эмоции…

Иногда она тоже открывала Кате дверь на склад вдохновения. Катя смотрела на мир через Светино расплескивание восторженности, и через эту призму мир выглядел совсем другим… Это завораживало. Катя же, в свою очередь, была логичной и структурированной, выражалась, чаще всего, иронично и чуть-чуть насмешливо, и поэтому в разговоре они хорошо дополняли друг друга.

Как это чаще всего бывает, две девушки не могут избежать разговоров о мужчинах и отношениях, и в какой – то момент беседа достигла этого поворота.

– Как у тебя с Артемом? – спросила Света. Она знала о нем только по Катиным рассказам, и впечатление он производил скорее неприятное, но Светина установка «все к лучшему» была непробиваемой.

Вчерашний разговор с Артемом оставил после себя горькое послевкусие, и на Светин вопрос Катя ответила не сразу. Сначала она убедилась в том, что съела всю молочную пенку в своем капучино, отложила ложечку в сторону и начала издалека.

– Давай я тебе картинку опишу. Например, идешь ты в кофейню, выпить кофейку. В предвкушении, как тебе кофевар сварит наикрутецкий капучино.

– Бариста, ты хочешь сказать, – Света улыбалась.

– Ну бариста-шмариста, не знаю, понавыдумывали слов непонятных. Он же кофе варит – значит, кофевар. И ты такая идешь, и этот самый капучино мысленно представляешь и мысленно пьешь, такая приятная пенка молочная, корица сверху, кофе ароматный, кружечка горячая приятная, диванчик мягонький, запах ванили, публика приятная вокруг, музыка играет ненавязчиво…

– Так, так, полегче, уже слюнки текут! Ты же знаешь, что я кофеман!

– А потом ты приходишь в эту кофейню, и оказывается, что диванов мягких нет, только стулья деревянные, музыка орет в уши – что-то вроде русского рэпа, который «бессмысленный и беспощадный», прям как у классика, народ смурной, пена не удалась, корицу забыли, а кофе и вовсе пережарен. Но называется это безобразие все равно «капучино», и стоит много денег.