Дар императора

Глава 5. Благородная Спутница и Мудрая Компаньонка

На моё удивление, Серен, моя новая наложница, оказалась куда мудрее обеих моих прежних любимиц. В ней удивительным образом сочетались врождённое достоинство и подлинная мягкость. Происхождение её не было столь знатным, как у Иоланты, но куда яснее, чем у Саны. Она была дочерью местного патрона и бывшей дворцовой дамы – классическая история для девочки, отданной в гарем для получения образования и последующей выгодной партии.

Но в отличие от других, Серен обладала удивительным даром спокойствия. Она была мягкой, покладистой, но при этом твёрдой в своих суждениях. В её глазах не было и тени ревности, когда после наказания Иоланта и Сана снова стали переступать порог моих покоев. А те, наученные горьким опытом, либо смирились, либо, скрипя сердце, взяли с неё пример хоть и не могли скрыть лёгкой досады при виде неё.

Во дворец пришли два письма с разницей в несколько дней. Одно – мне от матушки, второе – Иоланте от её семьи. Слухи о гаремном скандале, словно перелётные птицы, добрались до столицы.

Письмо, доставленное Иоланте, оказалось для неё холодным душем. Её мать, женщина с железным характером, отчитала дочь за «недостойное поведение, порочащее род». И что удивительно – подействовало. Надменность Иоланты сменилась сдержанностью.

Моё же письмо от матушки было подобно солнцу после долгого ненастья. Она подробно хвалила меня за успехи в управлении провинцией, упомянув, что даже повелитель выразил ей своё довольство. Я невольно расправил плечи, чувствуя, как камень спадает с души. Но в конце письма, после всей похвалы, следовала приписка, резкая как удар хлыста: матушка отчитала меня за то, что я не ценю свою «Спутницу», и настоятельно рекомендовала исправить это упущение.

Иоланта стала посещать мои покои всё чаще, и вскоре ко мне пришла благая весть: она носит моего ребёнка.

Я был искренне рад. Впервые по-настоящему. Это был не просто долг, а наследник, в чьих жилах текла бы кровь двух древних родов. Но моя радость оказалась недолгой. Спустя всего месяц Иоланта потеряла дитя. Она была безутешна. В её глазах, помимо горя, поселилось что-то твёрдое и колкое, будто хрустальный осколок.

И будто назло самой судьбе, прошло всего две недели с той поры, как замолкли рыдания Иоланты, когда Серен сообщила мне о своей беременности.

Я не знал, что делать. Боль Иоланты была мне слишком понятна. Решив, что худшая правда лучше горькой неопределённости, я пришёл в её покои.

– Иоланта, – начал я, чувствуя, как слова застревают в горле. – Серен ждёт ребёнка.

Я приготовился к сценам, к упрёкам, к ледяному молчанию. Но она лишь медленно подняла на меня взгляд. Глаза её были сухими и ясными.

– Я поздравляю вас, ваше высочество, – её голос был ровным, без дрожи.

Она сидела на своей кровати, и отсветы пламени из камина скользили по её лицу, то высвечивая идеальные черты, то погружая их в тень.

– И не терзайте себя, – добавила она, и её голос прозвучал с новой, стальной твёрдостью. – У нас с вами ещё будут дети.

В этой неестественной сдержанности было больше силы, чем в любой истерике. Она не прощала. Она собирала волю в кулак, чтобы сохранить своё положение и дождаться своего часа.

На следующий день Иоланта впервые после своего несчастья вышла в общие покои гарема. И это был не выход, а явление.

Она была безупречна. Вместо траурных тонов – платье из тёмно-синей парчи, цвет которой оттенял бледность её кожи. Горловину и подол одеяния окаймлял редкий мех, напоминая всем о её статусе и о том, что погода за стенами дворца не властна над ней. Но главным был не наряд. Её волосы были убраны в высокий, строгий пучок, открывая изящную шею, а на голове сверкала родовая диадема – та самая, что она надела лишь однажды, в день своего торжественного вступления в гарем.

Этим жестом она говорила громче любых слов: «Я – не жертва. Я – аристократка из древнего рода, и моё место здесь незыблемо».

Тишина, воцарившаяся в зале, была красноречивее любых аплодисментов.

Когда она ступила в зал, все присутствующие, будто подкошенные, склонились в низком поклоне. Но Иоланта, не удостоив их взглядом, шла твёрдой и мерной поступью. Её путь был прям и неумолим, и цель его была очевидна всем – Серен.

Воздух застыл, сгустившись до состояния стекла. Казалось, ещё мгновение – и он треснет от напряжения. Она остановилась перед девушкой, и её синее парчовое платье затмило собой всё вокруг.

Девушки смотрели друг на друга, не отрывая взгляд. Теперь между ними не было пропасти из рангов. Серен стала моей фавориткой после объявления о беременности. Так она из ранга «любимицы» перешла на ранг выше.

К рангу Иоланты было добавлено новое звание, она стала «Благородной Спутницей», а Серен – «Мудрой Компаньонкой». И теперь ни одна не должна была кланяться другой.

В зале застыли все, даже воздух, казалось, перестал двигаться, наблюдая за двумя равными силами, что измеряли друг друга взглядами.

– Поздравляю, – произнесла Иоланта.

Она протянула Серен изящный браслет-оберег, сплетённый из двух нитей – синей, как её собственное платье, и золотой, как её диадема. В центре, словно печать, красовалось золотое солнце.

– Этот браслет убережёт вас от злых взглядов, – продолжила Благородная Спутница, и её голос был удивительно ровным, без дрожи. – А потом, когда ребёнок вырастет, он сможет носить его на удачу.

По её лицу было видно, что она глубоко расстроена, но в её глазах не было и тени гнева. Лишь холодная, ясная печаль. И все в зале, затаив дыхание, понимали самую горькую деталь: этот оберег она плела сама. Нить за нитью, вплетая в синий и золотой узор все свои надежды для сына, который так и не родился. И завязывала последний узел она уже для ребёнка своей соперницы.

– Благодарю вас, – ответила Серен. Её голос был твёрдым, как отполированный камень, а взгляд, обычно такой ясный, стал холодным и проницательным.

Серен приняла браслет с лёгкой улыбкой, но вместо того, чтобы надеть, небрежным жестом протянула его служанке.

Когда «Мудрая Компаньонка» повернулась к собеседнице, в её взгляде уже не было ни мудрости, ни смирения – только торжество женщины, чувствующей свою победу.

А Иоланта, подарившая самое дорогое, что у неё оставалось, смотрела на этот вызов с холодным принятием. Внезапная тишина в зале говорила красноречивее любых слов: все поняли, что только что стали свидетелями провала.

Кого-то в этом гареме явно переоценили.

Серен, желая утвердить свой новый статус, переиграла саму себя. Её пренебрежительный жест с браслетом, призванный унизить Иоланту, обернулся против неё же. Вместо образа мудрой и великодушной матери она явила двору мелкое тщеславие и чёрную неблагодарность. Теперь её истинное лицо – лицо расчётливой выскочки – было видно абсолютно всем.

А Иоланта, наоборот, доказала, что благородство не только в её крови, но и в её поступках. Подарив личную реликвию ребёнку соперницы, она продемонстрировала подлинную силу духа, перед которой меркнет любое коварство.

И пока они смотрели друг на друга, весь дворец затаил дыхание, понимая: разгорается новая битва.

***

Поступок Иоланты вызвал во мне не просто одобрение, а глубокое уважение. Мне стало приятно видеть, что она с такой силой духа поднялась после всего, что выпало на ее долю.

И тут до меня дошло: а ведь Иоланта никогда ничего дурного и не начинала. Она лишь защищалась. Это Сана, со своей ревностью и вспыльчивостью, постоянно выводила её из себя, провоцировала, а в итоге и вовсе накинулась с кулаками. И даже когда я наказал их обеих, Иоланта, имея все возможности воспользоваться своим положением и родством, могла бы саботировать унизительный приговор, но ничего не сказала. Целый месяц она прислуживала собственной служанке, не проронив ни слова жалобы.

Возможно, я с самого начала судил о ней слишком поспешно, видя лишь холодную маску и не разглядев за ней железной воли и подлинного благородства.

Как мне докладывали евнухи и главная придворная дама, с повышением ранга Серен получила новые привилегии. Если раньше, будучи любимицей, она довольствовалась одной служанкой и скромной комнатой, то теперь, как фаворитка, она имела право на трёх служанок и личную придворную даму – опытную женщину, призванную помогать ей. А также ей выделили собственное крыло во дворце. Она перебралась из скромных покоев любимиц на этаж фавориток.

Для Серен – и, что уж врать, для всего двора – это было настоящим событием. Ведь Серен стала первой, кого я возвысил из обитательниц этого дворца.

Иоланта вошла в мой гарем по особому праву, с готовой свитой и богатым приданым, потому с первого дня заняла покои на этаже фавориток. Что до Саны, то ей не привыкать кочевать: она была со мной ещё в столице, переехала в мою первую губернию, а затем и сюда.

Но если главная хранительница гарема сказала: «Всё спокойно», то евнухи оказались куда разговорчивее. Шепотом они доложили, что «Мудрая Компаньонка» скупает все украшения и ткани, которые привозят купцы, опережая других наложниц. До остальных девушек доходит лишь то, что ей не приглянулось.

А также ей во дворец регулярно приходят денежные довольствия из дому. Серен тратила все средства с размахом. Она скупала не только ткани и драгоценности, но и дорогую мебель для своих новых покоев, изысканную домашнюю утварь и редкие растения для личной оранжереи.

Мне стало ясно, что моя «Мудрая Компаньонка» не ведает, что такое экономия. В тот же миг я вызвал к себе казначея, главного евнуха и хранительницу гарема.

– Потребую полный отчёт о всех тратах фаворитки, – распорядился я, прежде чем они успели поклониться.

Они сверили цифры, и картина проявилась во всей своей неприглядной ясности: Серен умудрилась истратить не только всё своё жалованье, но и мой первый подарок – целый сундук с золотыми монетами. Она не отложила из него ни единой. Более того, она возвращала в казну деньги, присланные ей отцом, – видимо, полагая, что их исчезновение останется для меня тайной.

В воздухе повисло молчание. Теперь я видел не просто ветреную расточительницу, а расчётливую обманщицу, полагавшую, что может играть со мной в такие игры.

Я сидел за своим столом, и трое людей, чьё слово в стенах гарема и дворца значило очень многое, стояли, не поднимая головы. В их неподвижных позах, в их потупленных взорах читалось полное понимание безвыходности их положения. Они были не просто свидетелями – они были ответственны за тот беспорядок, что творился у них под носом. И теперь от моего следующего слова зависела не только судьба фаворитки, но и их собственная.

– Позвать Мудрую Компаньонку. Немедленно! – мой голос прозвучал как удар хлыста, и все трое стоявших передо мной людей невольно сморщились, будто от внезапной боли.

Прежде чем они успели опомниться, я обрушил на них новый приказ, обращаясь к главному евнуху:

– И патрона Захариу! Доставьте его ко мне во дворец. Хочу видеть здесь как можно скорее.

В воздухе повисла звенящая тишина, нарушаемая лишь моим тяжёлым дыханием. Приказ был отдан. Теперь оставалось ждать, когда виновные предстанут перед моим судом.

***

Первой явилась «Мудрая» Компаньонка. Она вошла в кабинет бесшумно, словно тень, и склонилась в почтительном, но оттого не менее виноватом поклоне. Подойдя ближе, она не осмеливалась поднять глаз, но я чувствовал, как её взгляд метается по моему лицу, пытаясь прочесть в нём приговор.

Я сидел, перебирая в пальцах дубовые чётки, и наблюдал, как она стоит, инстинктивно прикрывая округлившийся живот щитом будущего материнства.

– Ваше высочество, всё не так… – её голос дрогнул, но я поднял на неё взгляд, полный холодного укора, и он заставил её замолкнуть. – Я… я просто хотела подготовиться к рождению принца, – уже тише, почти шёпотом, договорила она, понимая, что это оправдание звучит пусто.

– У Благородной Спутницы – пять служанок и три дамы. Даже у супруг императора – по семь служанок, – в этот момент мои глаза закатились сами по себе, но я сделал разрешающий жест, и она продолжила, обретая уверенность. – Она одевается не как фаворитка, а как императрица. Хотя наши ранги равны. И я просто хотела добиться того же положения. А то получается, что Ваше Высочество выделя…

В этот момент я резко выставил руку, и она тут же замолкла, словно ей перекрыли воздух.

– Выделяю её? – мои слова повисли в воздухе, холодные и острые, как сталь. – Ты хочешь сказать, что я несправедлив к тебе? После первой ночи я одарил тебя, как мою любимицу. Тебе принесли ларец с украшениями на выбор, рулоны ткани, и сундук с золотом. Или ты хочешь сказать, что всего этого не получала?

Я смотрел на неё с презрением, отмечая, как она бессознательно прижимает руки к животу.

– Когда ты стала носить моего ребёнка, тебе выделили не пустую каморку. Покои были обставлены. Но тебе было мало…

– Не сравнивай себя с Благородной Спутницей. – Мои слова резали тишину, как нож. – Все её траты не касаются казны. Всё, что у неё есть, – её же приданое. У вас одинаковое жалованье. Ты могла скопить деньги, использовать их разумно, и со временем у тебя было бы всё.

По лицу Серен покатились слёзы, но в её глазах читалась не только обида – упрямая убеждённость в своей правоте.

– Но я ношу вашего наследника! – вырвалось у неё.

– Не смей прикрываться ребёнком.

Мои слова упали, словно тяжёлые камни, заглушая её рыдания.

– Тебе уже повезло. Я не стану наказывать тебя, чтобы не повредить ему. Прими это как милость, а не как оправдание своей жадности.

Серен стояла, беспомощно вытирая слёзы с щёк, когда в дверь постучали.

– Патрона Захариу прибыл, – доложил слуга из-за порога.

Я кивнул, не сводя взгляда с дрожащей фаворитки.

– Пусть войдёт.

Воздух в кабинете сгустился, готовый взорваться от предстоящего объяснения.

Захариу вошёл в покои и склонился в низком, почтительном поклоне. Поднимаясь, он бросил быстрый, оценивающий взгляд на свою дочь, которую не видел долгое время, и по едва заметному изменению в его позе я понял: он знает причину визита.

– Ваше Высочество, – вновь склонился Захариу, но теперь его поклон был наполнен иным, более глубоким смыслом. – Для нашей семьи большая честь породниться с Вами.

Его слова висели в воздухе, словно испытание. Он понимал, что честь честью, но сейчас речь шла о долге, ответственности и, возможно, цене, которую придётся заплатить за возвышение.

– Откуда у среднего патрона находятся лишние деньги? – мой голос прозвучал холодно и неоспоримо, оставляя место лишь для одного ответа – правды.

Захариу замер, осознавая всю тяжесть вопроса. Его дочь стояла, не смея поднять глаз, понимая, что один неверный шаг отца может стоить им всего.

– С супругой у нас всего двое детей, – начал Захариу, твёрдо встречая мой взгляд. – Недавно наш сын женился на девушке с хорошим приданым. А моя жена… решила использовать свои личные сбережения для поддержки дочери.

Он сделал паузу, чтобы его следующая фраза прозвучала с предельной искренностью.

– Поверьте, Ваше Высочество, в этом поступке нет ни капли злого умысла. Мы безмерно обрадовались, узнав, что наша дочь удостоена такой чести. Но мы и правда расстроились, когда она написала, что по положению равна Благородной Спутнице, но… в глазах двора оказывается ниже. Мы просто хотели помочь ей занять достойное место, чтобы она не стыдила нашу семью и, упаси боги, ваше имя.

Он достал из складок одежды аккуратно переплетённую книгу и почтительно протянул её мне.

– Я принёс семейную приходно-расходную книгу. Все переводы – из средств нашей семьи. Умоляю вас убедиться в нашей чистоте.

Я перелистывал страницы, сверяя цифры и даты. Всё сходилось: скромная зарплата патрона, нетронутые сбережения его супруги – бывшей придворной дамы, чья многолетняя служба действительно позволяла скопить небольшое состояние. Даже выгодная партия сына оказалась правдой: местный министр, видимо, решил породниться с семьёй, приближённой к трону. И для него, и для моих новых родственников этот союз оказался выгодным.

Книга была чиста. Слишком чиста.

– Всё сходится, – произнёс я, закрывая учётную книгу. Захариу почти заметно выдохнул. – Но, – моё следующее слово вновь заставило его замереть, – казначею провести полную и глубинную проверку. Я хочу видеть отчёты не только по этой книге, но и по всем счетам его родственников, друзей и деловых партнёров. И особенно – по операциям его нового родственника-министра.

Формальная чистота лишь подтверждала их осторожность. Но ни одна мышь в дворцовых стенах не пробегает, не оставив следов.

– Нам нечего скрывать, мой принц, – сказал патрон, не поднимая головы. – А что касается «Мудрой Компаньонки»… мы осознали свою ошибку. Отныне ни одна монета из нашего дома не пойдёт на потакание её капризам.

В его словах звучала не только покорность, но и трезвый расчёт. Он понимал: единственный способ сохранить положение семьи – принести в жертву гордость дочери.

– Пока идет расследование, вы не покидаете провинцию и не пишете моей фаворитке, – прозвучал приговор.

Патрон молча склонил голову, понимая, что отныне его судьба зависит от чистоты его счетов и благосклонности принца. Его дочь стояла, ослепляя своим новым величием. На ней была диадема, словно насмешливое подражание венцу Благородной Спутницы, но выполненная из белого золота и усыпанная рубинами и гранатами, словно каплями застывшей крови. Её волосы, уложенные в сложный пучок, обрамляли лицо каскадом искусных локонов. Длинные серьги с алыми камнями покачивались при каждом движении, а тяжелое ожерелье с бриллиантами и массивным рубином-каплей давило на шею, словно ошейник. Платье цвета спелого вина, расшитое золотом и голубыми топазами, ослепляло богатством, но не скрывало главного – её падения. Вся эта показная роскошь была теперь не символом возвышения, а памятником её позору.

– Мудрая Компаньонка, – мой голос прозвучал ровно и холодно, не оставляя места возражениям, – останьтесь. Остальные могут удалиться.

Когда тяжёлые двери кабинета закрылись, затихшие шаги сменила гробовая тишина. Серен, не говоря ни слова, опустилась передо мной на колени. Во второй раз за всё время я видел такую картину.

– Ваше Высочество, умоляю, простите… – её шёпот прерывался, а губы в отчаянии прикасались к ткани моего камзола.

Я не стал ждать, пока эта унизительная сцена зайдёт дальше. Наклонившись, я взял её за плечи и заставил подняться.

– Довольно. Унижение не красит тебя.

Серен прижалась ко мне, осыпая мои щёки и губы безудержными поцелуями, а её слёзы текли ручьями, делая моё лицо таким же мокрым, как и её. Она потянулась к моей шее, её губы обжигали кожу, но я мягко, но твёрдо отодвинул её за плечи.

– Хватит, – я удерживал её на расстоянии, глядя в её затуманенные, полные желания глаза. В них читалась отчаянная попытка вернуть всё старым, проверенным способом.

– Не унижай себя ещё больше. Ты думаешь, это сейчас сработает?

– Я люблю тебя, Ариан, – прошептала она, и от этих слов по коже пробежали мурашки.

Мне стало не по себе. Не от самой фразы, а от наглой, почти отчаянной лжи, что за ней стояла. А она не отступала, продолжая гнуть свою линию, пытаясь старыми трюками прикрыть новую пропасть, между нами.

– Если бы ты любила меня, – голос сорвался на тихий, разочарованный шёпот, – ты бы пришла и рассказала о своих переживаниях.

Я отпустил её плечи, и в воздухе повисла тяжёлая пауза.

– А ты выбрала ложь. Разве это любовь?

За эти несколько минут в одной комнате сменилось столько лиц: сначала это были разгневанный принц и провинившаяся фаворитка, говорящие языком формальных упрёков и оправданий. А теперь от этой шелухи не осталось и следа – в комнате стояли просто двое разгневанных любовников.

– Тебе легко говорить, любовь моя… – в её голосе впервые прорвалась горькая усмешка. – У тебя их много, этих наложниц.

Она посмотрела на меня с укором, в котором смешались боль и вызов.

– А ты – один. И каждая мечтает занять моё место. Всё, что я делала, – пыталась защититься. Стать такой же неприступной, как Иоланта. Чтобы даже мысль о соперничестве со мной вызывала у них страх.

В её словах не было оправдания. В них было объяснение, выстраданное и оттого страшное в своей простоте. Она не оправдывала свою жадность – она объясняла свой страх.

– Иди в свои покои.

Серен, словно очнувшись от транса, с достоинством поправила платье, усыпанное драгоценностями, и поправила волосы. Уже на выходе она обернулась, и в её голосе прозвучала неслышная просьба:

– Ты позовёшь меня ещё?

Я не удостоил её ответом, лишь молча указал рукой на дверь.

Глава 6. Неожиданный альянс

Как и показала проверка, патрон Захариу, действительно, не был замешан ни в одной коррупционной схеме. Его счета оставались чисты, а репутация – безупречной, и теперь его совесть перед короной была так же прозрачна.

Единственным тёмным пятном, единственным, чем он не мог гордиться, оказалась его собственная дочь. Та, что не сумела пройти испытание властью, внезапно свалившейся на её хрупкие плечи, и поддалась самым низменным из желаний – тщеславию, жадности и обману.

После того инцидента Мудрая Компаньонка словно присмирела. Теперь она вела себя с предельной осторожностью, будто постоянно помнила о незримых глазах, следящих за её каждым шагом. Большую часть времени она проводила в своих покоях, занимаясь рукоделием или чтением, и лишь изредка покидала их, чтобы неспешно прогуляться по безлюдным аллеям сада или ненадолго появиться в общем зале гарема – всегда в скромном наряде и с потупленным взором.