Дар императора

Её показная роскошь сменилась тихой, почти монашеской сдержанностью. Казалось, она пыталась стереть из памяти двора образ расточительной фаворитки, чтобы заслужить прощение через безупречное, пусть и незаметное, поведение.

На моё удивление, две мои главные наложницы не стали глумиться над ней. Но больше всего меня поразило другое: Иоланта и Сана, недавние заклятые враги, теперь подружились.

Тот самый евнух, хозяин длинного языка, с придыханием доложил, что они стали ходить друг к другу в гости и подолгу трапезничать вместе за одним столом.

Я был искренне растерян, и во мне проснулось жгучее любопытство: к чему же приведёт этот странный союз?

И сюрпризы на этом не закончились. В один из вечеров Сана, обычно такая непосредственная, с неожиданной деловитостью попросила у меня нескольких гвардейцев для сопровождения.

– Мы с Благородной Спутницей решили пройтись по улицам, – пояснила она, и в её глазах читалась не только привычная живость, но и проблеск серьёзного намерения, – и раздать пожертвования бедным в честь ваших приближающихся именин.

Этот жест был гениален в своей простоте. Они не просто мирились – они объединяли свои сильные стороны: влияние и связи Иоланты и народную любовь, которую Сана, выходец из народа, могла легко завоевать. И теперь они направляли эту объединённую силу на то, чтобы укрепить мой авторитет в глазах простых людей. Из соперниц они превращались в союзников.

Сначала я отказался от столь опасной, на мой взгляд, затеи. Но на следующий день новоявленные подруги явились в мой кабинет вместе и изложили чёткий, продуманный до мелочей план: маршрут, время, состав охраны, список пожертвований.

Я решил не обрывать столь благородный порыв и дал своё согласие. Однако в их хитро улыбающихся глазах я прочитал истинный, тайный умысел, выгодный каждой из них.

Во-первых, публичность. Их выход к народу не останется незамеченным. Из безликих обитательниц гарема они превратятся в значимые фигуры.

Во-вторых, Иоланта метит в императрицы. Этот шаг приблизит её к этой роли. Она покажет качества, достойные правительницы: милосердие, ответственность перед народом и способность быть мудрой хозяйкой.

В-третьих, Сана получит то, чего давно заслуживала – повышение. Для неё это возможность укрепить своё положение. Участие в такой акции наравне с Иолантой станет веским основанием для повышения в ранге – она покажет, что достойна не только личной привязанности повелителя, но и официального признания при дворе.

***

Девушки, надо признать, приятно удивили. Пусть в основе их порыва и лежал тайный умысел, я не стал им мешать – от их затеи не проигрывал никто.

Хотя моё присутствие и не предполагалось, я не удержался. Облачившись в простую одежду в окружении таких же неброских стражников, я отправился вслед, чтобы своими глазами увидеть, как разворачивается их благотворительный спектакль.

Сначала они привезли тёплую одежду в приют для нуждающихся – как раз к приближающимся зимним холодам. Помимо одежды, я видел, как слуги выносили из кареты мешки с картофелем и мукой, а также туши солёного мяса. В этот момент я не мог не гордиться Иолантой: она не поскупилась, и её помощь была не показной, а по-настоящему щедрой.

Мы не стали заходить внутрь, оставаясь в тени соседнего дома. Спустя два часа девушки вышли из приюта, их лица были озарены тихой радостью, и кортеж тронулся дальше.

Они посетили и детский дом, одарив его обитателей тем же, что и нуждающихся, но с одним дополнением – к припасам добавились деревянные игрушки и книги, вызвавшие особый восторг у детей.

Завершился их маршрут на главной площади, где для горожан был накрыт длинный стол. Работники дворца разливали густую рисовую кашу с ложкой растопленного масла, выдавали по куску сочной курицы, душистой лепешки и крутому яйцу. А в центре стола дымились котлы с пряным сбитнем, и стояли плетеные корзины с орехами да курагой. Воздух был густ от ароматов еды и слышался непривычный для этих мест гул – не ропот недовольства, а благодарный, сытый говор.

«Долгих лет наследному принцу!» – раздавались голоса в толпе, и с каждым таким возгласом Иоланта расцветала. На её лице играла счастливая, почти детская улыбка, какой я не видел очень давно. Щёки её пылали румянцем – от волнения, от непривычных похвал простого люда, от осознания, что её видят не как холодную аристократку, а как благодетельницу.

Рядом, как тень, стояла Сана. Она не пыталась перехватить внимание, лишь изредка что-то говорила Иоланте на ухо, и та, кивая, успокаивалась, снова обретая царственную осанку. В этом жесте читалась не лесть, а нечто большее – взаимопонимание и поддержка.

***

Вечером я пригласил всех наложниц на трапезу и, делая вид, будто ничего не знаю, расспрашивал их о прошедшем дне.

Сана, сияя, с жаром рассказывала обо всём, не упуская ни единой детали – о том, как светились глаза детей, получавших игрушки, как благодарили старики.

Иоланта же лишь сдержанно улыбалась, кивая в такт каждому её слову. Но в её обычно холодных глазах я заметил непривычную теплоту и лёгкое смущение, выдававшее глубокое волнение, которое она тщательно скрывала под маской спокойствия.

Одни лишь речи доносились до Серен сквозь лёгкий туман её отрешённости. Она пребывала где-то далеко, и лишь моя рука, легшая на её живот, вернула её в покои. В ответ её глаза, ещё мгновение назад пустые, вспыхнули тихим сиянием.

– Прекрасно. Полагаю, моей матушке будет весьма интересно узнать о вашей… инициативе. Она уже скоро будет здесь.

Вслед за моими словами в комнате воцарилась звенящая тишина, в которой ясно читалось смятение. Визит матери в честь моих именин стал полной неожиданностью. Сана, издавна знакомая со свекровью, лишь опустила ресницы. Иоланта, видевшая её лишь издали, нервно провела пальцем по кружеву своего рукава. Но всех превзошла Серен: её сковал безмолвный ужас, ибо лишь ей одной предстояло предстать перед свекровью, не ведая ни её нрава, ни её ожиданий.

– Не волнуйся, – успокоил я Серен, мягко сжимая её руку. – Моя матушка была счастлива, узнав о внуке.

Усталая улыбка тронула её губы, но глаза выдавали всё с головой – в них читались прежние страх и неуверенность.

Сана усмехнулась, и в уголках её глаз собрались лучики смешинок.

– Не бойся. Если она столько лет мирится со мной, то и тебя, уж точно, примет.

Иоланта в этот миг прикрыла ладонью губы, пытаясь скрыть вырвавшийся смешок.

Желая завершить вечер на доброй ноте, я объявил:

– Сана, я распорядился подготовить указ. С завтрашнего дня тебе жалуется ранг фаворитки.

В глазах девушки вспыхнул настоящий огонь триумфа. Она приблизилась и, склонив голову, с благодарностью прикоснулась губами к моей руке.

– Благодарю вас, Ваше высочество.

После ужина все разошлись по своим покоям, и во дворце воцарилась ночная тишина. Однако глубокой ночью в моих покоях возникла тень – это была Сана, пожелавшая выразить свою благодарность… без свидетелей и лишних слов.

В сгустившейся ночной тишине, нарушаемой лишь треском огня в камине, я лежал, нежно проводя пальцами по её смуглой коже. Она казалась невероятно тёплой и живой под моим прикосновением.

– Ты не злишься? – спросил я, пока её пальцы лениво скользили по моей груди.

Она подняла на меня взгляд, в котором читалось недоумение.

– Из-за того, что ты спишь с другими?

Плечи её вздрогнули от сдержанного смешка.

– Ты и сам знаешь ответ, – её пальцы медленно прописали невидимую линию вдоль моего плеча. – Или тебе просто хочется об этом поговорить?

Я лишь кивнул в ответ.

– Мы вместе много лет. И да, – её пальцы снова заскользили по моей коже, – я ревновала, когда появилась Иоланта. Ты об этом и сам прекрасно помнишь. – Лёгкий смешок вырвался из её груди, но в нём не было былой горечи. – А когда появилась Серен, я просто… смирилась. Пойми, если я буду ревновать тебя к каждой новой девушке, у меня просто не хватит сил.

Она помолчала, словно вспоминая что-то.

– На днях наставник на уроке рассказывал нам о шестом императоре. У него было двести наложниц. Представляешь?

Она произнесла это легко, но в её глазах плясали колкие искорки. Мой смех в ответ оборвался, когда она внезапно приподнялась на локоть. Её взгляд, ещё секунду назад насмешливый, стал тёмным и сосредоточенным и буквально пронзил меня.

– Я всегда буду первой. – Её голос прозвучал тихо, но с несгибаемой уверенностью. – Спи с кем угодно. Вряд ли я когда-нибудь стану императрицей… Но в одном я уверена абсолютно: ты меня никогда не забудешь.

Сана сильно изменилась с первой нашей встречи. Но в это мгновение, в её горящем взгляде, я вновь увидел ту самую девушку – страстную, сильную, почти дикую, в которую когда-то влюбился.

– Ты держишь мою судьбу в своих руках, – прошептала она, и её голос звучал как приговор и как мольба одновременно. – Захочешь – сокрушишь. Захочешь – согреешь.

Её кудрявые локоны нежно щекотали мою щёку.

– Сделай мне подарок на день рождения.

– Всё, что пожелаете, ваше высочество, – соблазнительно прошептала она мне на ухо, отчего по коже пробежали мурашки.

– Погадай мне.

От моей просьбы Сану будто током ударило. Я всегда с безразличием взирал на её «хобби». Но сейчас мне до смерти захотелось узнать, что же уготовила мне судьба.

Сана приподнялась, прикрывая наготу шелком одеяла, и её лицо внезапно стало строгим.

– Я погадаю, но только если твоё сердце открыто, – предупредила она, и в её голосе не осталось и следа недавней игривости; теперь он звучал серьёзно и торжественно, почти сакрально.

Вся моя собственная насмешливость мгновенно улетучилась. Я лишь молча кивнул, вспомнив её давние рассказы о том, что к искусству её народа нельзя относиться легкомысленно. Она вновь напомнила мне об этом, и, усевшись друг напротив друга, пристально взглянула мне в глаза.

Её чёрные, как ночь, зрачки будто смотрели мне в душу. Я видел, как её брови слегка сдвинулись – не от гнева, а от сосредоточенности, будто она пыталась разглядеть что-то в самой глубине.

– Ты обрёл своё предназначение. Хоть и не ведаешь о том. – Её голос, низкий и мерный, вплелся в тишину, нарушаемую лишь шёпотом огня в камине. – Ты бежишь от самого себя, но придёт день, и дорога перед тобою прервётся. Некуда будет ступить.

Она замолчала, дав мне прочувствовать тяжесть этих слов.

– Скоро в твоих глазах возгорится пламя. И решать лишь тебе – станет оно тебе светом во тьме или испепелит дотла.

Сана опустила голову, словно тяжесть пророчества давила ей шею.

– Скажи, что ты увидела. – Я мягко повернул её за плечо, заставив встретиться взглядом.

– Моё место займёт другая… и её руки будут по локоть в моей крови.

***

– Императорская знатная супруга, Рианнон!

Глашатай объявил, и двор замер, будто подёрнутый льдом. В наступившей тишине в зал вошла мать наследного принца. Каждый её шаг был твёрдым и безмятежным, а платье цвета спелой сливы колыхалось в такт её движению, и лишь серебряные узоры на нём, словно звёзды в сумерках, отливали холодным светом. Её плечи покрывала роскошная шуба из черного соболя, а голову – плотная вуаль из тёмно-фиолетового бархата.

– Ваше высочество, – склонилась в почтительном поклоне императорская супруга, и вся её свита, словно по единому незримому знаку, в унисон повторила этот жест.

– Матушка, – приветствовал я её, почтительно склоняясь и касаясь губами её руки.

На её устах расцвела улыбка, озарив всё лицо тёплым сиянием.

– Всего несколько месяцев разлуки, а ты, сын мой, так возмужал.

Мы обняли друг друга в порыве нежности, на мгновение позабыв о церемониях и придворном этикете.

– Ну же, представь мне своих фавориток, – произнесла матушка с неподдельным любопытством в голосе.

Я подвёл её к трём девушкам, застывшим в ожидании.

– Иоланта, «Благородная Спутница».

Девушка исполнила безупречный реверанс, отточенный до автоматизма. Взгляд матери скользнул по ней с холодноватым одобрением, будто оценивая дорогую фарфоровую статуэтку.

– Сана, «Преданная подруга».

На губах матери промелькнула хитрая ухмылка – она хорошо помнила ту дикарку, чьи выходки не давали ей спать по ночам.

– Серен, «Мудрая компаньонка».

С её уст сорвался едва слышный смешок. До неё, разумеется, уже донесли вести о проступке новой невестки.

Три девушки замерли в почтительных поклонах под пристальным, анализирующим взглядом знатной супруги императора. И надо отдать им должное – каждая подготовилась к её визиту с особым усердием, вложив в свой наряд скрытый смысл.

Иоланта сияла в новой золотой диадеме, где каждый алмаз занимал своё место. Бриллиантов было так много, что на свету корона отливала ослепительной белизной. Её платье небесного цвета подчёркивало благородство крови. Если раньше она носила скромные, хоть и дорогие наряды, то теперь её одежда смело открывала достоинства, не переходя в вульгарность. Видимо, дружба с Саной и здесь сыграла свою роль – благородная супруга научилась быть открытой, не забывая о своём происхождении. Даже уложенные волосы с искусно уложенными локонами говорили о новообретённой уверенности.

Серен не изменила себе. Пусть её расточительство и вышло ей боком, на этот приём она облачилась с подлинным размахом фаворитки наследного принца. Её каштановые волосы были убраны в низкий пучок, который украшала заколка с зелёным сапфиром. От неё, словно струйка крови, ниспадала лёгкая алая вуаль. Голову венчала диадема из белого золота с жёлтыми топазами, от которых на цепочках свисали крошечные красные бусины – они трепетали при малейшем её движении, словно капли рубинового дождя. Серьги перекликались с заколкой, сверкая тем же зелёным огнём.

И завершал этот дерзкий наряд её главный манифест – платье алого цвета. Фасон его был на удивление воздушным и лёгким, но от груди до округлившегося живота его покрывала сложная вышивка, где причудливо сплетались золотые и серебряные нити, будто обозначая две враждующие силы, что сошлись в ожесточенной битве.

Сана, удостоенная титула «Преданной подруги», наконец-то обрела свой стиль. Долгое время она отказывалась играть по чужим правилам – то ли из-за строптивого нрава, то ли из-за отсутствия достойных соперниц. Она носила то, что диктовала ей душа, ведь её роль до последнего времени не казалась ей значимой.