Нечаянная проза. Художник Софья Смолина

– Как зачем? А если шторм?

В этот вечер я долго не могла уснуть – все думала, думала… А думала я о том, что у Иры папа – капитан. И я сразу стала ей завидовать. А почему? Вот мой папа – инженер. Но разве я согласилась бы поменяться с Ирой папами? Никогда в жизни! Мой папа – самый умный из всех людей, которых я встречала. И всегда что-то интересное рассказывает. К тому же, папа научил меня плавать кролем. Да и вообще я его люблю и очень скучаю, когда он уезжает в командировку или на байдарке. Кстати, надо узнать, умеет ли Ира плавать кролем.

И маму свою я бы ни за что не променяла на капитана. Никто на свете не умеет создать такое праздничное настроение, как моя мама. Она даже посуду моет весело, и я люблю в это время вытирать вилки и ложки – чтобы мне тоже становилось весело. Руки немножко мерзнут от воды, и внутри становится как-то щекотно, и хочется смеяться.

А иногда мы втроем поем песни, и чаще других – колыбельную «Наступи-ил час ночно-ой…» Вообще у нас многие родственники любят петь. Когда я гощу у бабушки с дедушкой, первым по утрам просыпается дедушка – ему рано на работу. Дедушка начинает готовить завтрак и одновременно – петь. И это очень смешно, поскольку у него абсолютно нет музыкального слуха, и все мелодии получаются странными, неправильными. Дедушка это знает, но ничуть не стесняется, потому что любит петь и ничего не может с собой поделать. И мы с хохотом просыпаемся и с хохотом бежим на кухню – я и Кира, моя двоюродная сестра.

Нет, никого из родственников мне бы не хотелось поменять на капитана. А значит, не в капитанстве дело, не в том, какая у человека должность.

С этими приятными, в общем-то, мыслями я уснула.

Глава 3. О птицах в нашей жизни

Однажды по пути в школу со мной произошло чудо. Дело было так.

Ира все еще ходила в детский сад, и я направлялась к школе в одиночестве. А чтобы не тратить время зря, тихонько насвистывала. Свистеть научил меня папа, но громко у меня пока не получалось. А поскольку я считала, что каждый юнга должен уметь издавать оглушительный свист, я решила развить в себе эту способность.

Ну вот, иду, насвистываю и вдруг слышу, что кто-то меня как бы передразнивает. Оглядываюсь – никого. Опять начинаю свистеть. И тут понимаю, что вторит мне птица! Синица! – это я сразу поняла, когда ее разглядела: она была в точности похожа на Карлушу. Я остановилась и прекратила свистеть – и синица замолчала. Я засвистела – и она ответила тем же. Я сделала несколько шагов по тропинке – и синица перелетела с одного дерева на другое, чтобы не отстать. Вот это да! Так синица проводила меня до самой школы.

Весь первый урок я была сама не своя, обдумывала произошедшее. Мне даже показалось, что это и есть Карлуша – узнал, где я живу, и решил проведать.

На следующее утро я вышла на улицу с замиранием сердца. А вдруг синица больше не появится? Я посвистела – и тут же услышала ответ! И увидела желтенькую птичку. Так повторялось каждое утро. Я поставила несколько экспериментов и убедилась в следующем:

1. На имя Карлуша птица не откликается, так что, видимо, это не он.

2. Днем отыскать мою синицу не удается, она появляется только в определенное время – утром.

Когда я рассказала о своей синице в школе, мне никто не поверил. А учительница Ида Ефимовна строго сказала: «Аня, это прекрасно, что у тебя так хорошо работает фантазия. Но человек должен уметь отличать выдумку от реальности».

В общем, я расстроилась. И больше всего меня беспокоило вот что: а вдруг Ира тоже мне не поверит? Не скрою, иногда мне действительно доводилось кое-что придумывать – просто так, чтобы было интереснее. Например, недавно я сказала, что съела в парке десять порций мороженого, и потом у меня целый час изо рта шел пар. Ира мне, конечно, не поверила. И я совершенно не обиделась, – это не очень обидно, когда не верят всяким пустяковым выдумкам. Но когда не верят правде – это уже серьезно. Настоящий друг не может не поверить правде! Иначе какой же он друг?

Вечером этого же дня я зашла к Ире и тайно, на кухне, рассказала о моей синице. Знаешь, я напрасно беспокоилась – Ира ни на секунду не усомнилась в моих словах! У меня просто гора с плеч упала. Даже несмотря на то, что Ира проявила к синице очень мало интереса – сразу перевела разговор на другую тему (о том, что хорошо бы сходить в воскресенье на ипподром покататься на лошадях).

А вскоре моя дружба с синицей оборвалась. После зимних каникул птица уже не появлялась. Наверное, она прилетала к дому по утрам, ждала, а меня все не было. Вот она и обиделась. Или просто перелетела жить в какой-нибудь другой двор. Я, конечно, погрустила, но недолго. Может быть, в другом месте моей синице больше понравилось…

Вообще в нашей жизни птиц всегда было немало. Как-то раз мы с Ирой даже спасли жизнь воробью. Кошка уже держала его в зубах, когда мы на нее набросились. Убежать ей не удалось – Ира ловко схватила ее за хвост. Кошке не оставалось ничего другого, как выпустить свою жертву. Воробышек упал на землю точно мертвый, он был весь потрепан и истерзан. Но сердечко у него часто-часто билось. И мы решили его выходить.

Прибежав ко мне домой, мы промыли ранки на теле птички и перевязали их бинтиками.

– По-моему, у него сломана лапа, – задумчиво сказала Ира.

– Какая? – спросила я.

– Вон та. Нет, пожалуй, вот эта.

Недолго думая, мы наложили повязку еще и на лапку. Воробей слабо сопротивлялся, но он просто не понимал, что мы делаем как лучше. Забинтованную птичку мы поместили в коробку с ватой, накрошили хлеба, крупы, налили воды в кукольную чашку и поставили коробку на подоконник, к солнечному свету.

– Не забывай почаще проветривать, – уходя обедать, наставляла меня Ира. Я приоткрыла окно.

День был выходной, за столом собралась вся наша семья: мама, папа и я. Я то и дело подбегала к коробке и смотрела, обедает ли воробей. Но нет, он только поглядывал на меня и не шевелился.

– Оставь его в покое, – посоветовала мама. – Он должен привыкнуть к новому месту.

Мы отвлеклись от нашего больного – кажется, по телевизору показывали мультяшки. Особенно я отвлеклась. И в этом была роковая ошибка.

– Воробей улетел! – вдруг закричала мама.

Я бросилась к коробке – но поздно. Ты представляешь, он выпорхнул в открытое окно! На нем некрасиво мотались наши бинты и кусочки ваты, а в коробке, в луже расплескавшейся воды, осталось несколько перышек…

Я не выдержала и заплакала. Хотя юнги и не должны плакать.

– Да что ты, глупенькая! – улыбнулась мама и погладила меня по голове. – Радоваться надо! Значит, вы его вылечили, он выздоровел!

То же самое моя мама сказала Ире, когда та с горсткой семечек пришла проведать больного.

– А разве можно так быстро выздороветь? – с сомнением спросила Ира.

– Воробей маленький, у него все происходит быстрее, чем у людей, – ответила мама. И поспешно добавила: – А вот человеку, когда он заболеет, надо не меньше пяти дней посидеть дома.

Это мама намекала на меня и мое заболевшее горло. На следующий день пришел врач и тоже велел мне сидеть дома и хотя бы три дня не видеться с Ирой, чтобы не заразить.

Надо сказать, три дня я провела с пользой: прочитала замечательную книжку о девочке Пеппи Длинныйчулок. Эта девочка обладала необыкновенной силой – могла запросто поднять лошадь! И, кстати, у нее были две косички, как у меня. Так что зря Ира посмеивается над моими косичками и говорит, что юнги косичек не носят. Зато по праздникам мне не завязывают на макушке огромный бант, как некоторым. Разве юнги бывают с бантами на макушке?

Во время болезни Иру ко мне не пускали. Но она несколько раз в день передавала мне через родителей то яблоко, то красивую почтовую марку, то значок с изображением якоря. И вот, наконец, дело пошло на поправку. Смеркалось, книжка про Пеппи была дочитана, горло уже не болело. Я заскучала. И тут забежала Ира. Взглянув на ее лукавую физиономию, я сразу поняла: что-то произошло.

– Аня, – затараторила Ира, – меня сейчас тащат в гости. Но – знаешь, во всех газетах написано, что из зоопарка улетел редкий заокеанский голубь коричневого цвета. Ты газеты не читаешь?

– Нет, не читаю, – призналась я. – А что?

– Ничего, просто голубь улетел. И за его поимку объявлено вознаграждение.

– Ира, за тобой мама пришла, – заглянув в комнату, сказал мой папа. На пороге тут же появилась Ирина мама:

– Ира, скорее, ты еще не одета. Аня, как ты себя чувствуешь? Поправляешься? Ира тебе уже рассказала, что к нам голубь залетел?

– Мам, ну пойдем! – взмолилась Ира, предательски заливаясь румянцем.

– Коричневый голубь? – заинтересовалась я.

– Да, коричневый, – уже из прихожей отозвалась Ирина мама.

Когда за ними захлопнулась входная дверь, я спросила у папы, не видел ли он объявления о заокеанском голубе, улетевшем из зоопарка. Мой папа читает множество газет и помнит все, что в них написано. Но про заокеанского голубя он слышал впервые.

Ты, конечно, уже догадался, читатель, что про газеты Ира сочинила. Я сначала собиралась устроить ей за это взбучку, но потом передумала. А то вдруг Ира перестала бы фантазировать – как скучно было бы с ней дружить!

Что касается коричневого голубя – правда, никакого не заокеанского, а самого обыкновенного, – то он действительно существовал. Мы несколько дней пытались его приучить, но голубь дрессировке не поддавался и только закапал всю Ирину квартиру белым пометом. После чего, по настоянию папы капитана, был выдворен на волю.

Глава 4. О том, как Чижики учились летать