– Повтори, что ты кричала на улице… – с нажимом, – мое время слишком дорого стоит, чтобы тратить его впустую!
Вспыхивает. Горит. Говорит свое и оглушает…
– Я о твоей, еще раз, о твоей дочери говорю, Умаров!
Выдыхаю. Сцепляю зубы. И еще раз бросаю взгляд на Ольгу.
– Ее зовут Мира. Эта девочка твоя точная копия с дымчато-синими глазами и она нуждается в тебе, ты ей нужен, Марат!
Пока говорит, у меня все внутри переворачивается и пальцы сжимаю в кулаки, чтобы не прибить…
– Я прошу тебя помочь маленькой девочке, Рат…
Называет сокращенно. Как когда-то давно, и меня накрывает, подаюсь вперед, хватаю, чтобы не вздумала отпрянуть, и цежу вопрос:
– Почему ты решила, что ей могу помочь только я?! Деньги нужны? Так ты мне чужих детей не навязывай, я и благотворительностью занимаюсь. Оставила бы заявку моему секретарю, тебе бы помогли… Зачем ты мне лжешь?! Зачем?! Я же сказал тебе, что если еще хоть раз увижу…
– Потому что ты ее отец…
Не могу я быть отцом. Не могу. Не с моим диагнозом. Но девушка напротив этого не знает. Талдычит свое про ДНК, про помощь, а я смотрю на нее и понимаю, что Ольга в отчаянии.
Она просто мать, которая пытается спасти своего ребенка, но вот спускать подобную аферу я не собираюсь. Смотрю на Ольгу и понимаю, что, несмотря на все, она меня будоражит. И бешусь от этого еще больше.
– Ты понимаешь, с каким огнем сейчас играешь?! – рыком.
– Понимаю.
Ну раз так, малышка, тогда будь готова идти до конца, о чем ей и говорю:
– Если ты солгала, Оля, не пощажу, но если… если это правда, я заберу дочь. А ты вернешься в мою постель…
В каждом слове. В каждой букве – правда.
Кажется, моя давнишняя болезнь опять дала о себе знать, заставила вспомнить прошлое, но самое страшное то, что я и не забывал…
Я должен был отпустить ее, послать людей, чтобы следили, сделать все, что угодно, но я решаю ехать с ней. Мы приезжаем в один из спальных районов. Не самый лучший край города, разбитые улицы, ветхость и неработающие фонари.
Иду за Ольгой, наблюдаю, узнаю ее заново…
Примерно понимаю, в каком отчаянии может находиться мать, раз идет на такую аферу, а условия, в которых она живет, лишь подтверждают то, что игра идет ва-банк.
Оставляю охрану и поднимаюсь с ней. Хорошо, что не идет к лифту, я сильно сомневаюсь насчет его пригодности, да и вообще отмечаю для себя, что в этот район, скорее всего, уже завтра нагрянет проверка из центра.
Нельзя, чтобы так нарушались нормы безопасности. Здесь люди живут. Дети и старики. Они вынуждены пользоваться лифтом, но, судя по всему, давно не было технических работ.
Неожиданно в темноте на лестницах Ольга поскальзывается. Грохот бутылки говорит о том, что это не игра “упади в руки мужику”.
Немного заминки у дверей, и я захожу следом за своей бывшей любовницей. Сразу цепким взглядом подмечаю детали. Маленькая квартирка. Ремонт старый. Убитый. Но во всем уют и ухоженность, даже в салфетках, которые понатыканы в виде дизайна.
Забавная соседка, почти пригрозившая мне полицией, ванная, в которую Оля отправляет меня мыть руки…
Все это воспринимается мной очень странно. Особенно когда Ольга выходит ко мне, переодевшись в убитый свитер и лосины, которые обтягивают ее длинные ноги.
Домашняя. Какая-то уютная. Проходит в кухню, а я на мгновение смотрю в сторону комнаты, где ребенок ее спит.
Но не могу туда войти. Словно камень там стоит. Ревность какая-то, что огнем горит, ведь ее дочь подтверждение ее лжи…
– Не угостишь гостя чаем?
Вопрос и ее ответ. Вызывающий ухмылку. А затем…
Я даже не понимаю, как нападаю на ее сочные губы, сжимаю Ольгу в своих руках, обрушиваюсь и получаю удар.
Ее вкус, запах… Меня пьянит как в первый раз. Как когда-то давно, когда в моей жизни появился трепетный солнечный лучик.
Когда я оставлял дела, стремился домой, в особняк, где меня ждала маленькая нежность.
Девушка, которой был опьянен настолько, что ни о чем думать не мог.
Возненавидел, вытравил этот яд из своей крови, но стоило Ольге вновь оказаться на моем пути, как все летит к чертям, все ограничители. Все стоп-краны. Я пью ее губы, сминаю, ощущаю на языке пьяную вишню, горько-сладкую, с привкусом ненависти. Пальцы накрывают ее плечи, сдавливают, проскальзывают вдоль выпирающих позвонков.
Худенькая. Невесомая. Узкая талия, которую могу обхватить, уходящая в покатые крутые бедра, а вот грудь… увеличилась… трогаю приятную тяжесть и ловлю чувственный стон, слетающий с ее губ…
Она даже себе отчета не отдает в том, насколько она сейчас горячая, чувственная, манящая.
И за те чувства, которые эта бестия будит во мне, я зверею еще больше. Пальцы сжимают все сильнее, до синяков, до рваных вдохов, которые я слизываю с ее губ.
Ее ладони на моей шее, зарывается пальцами в мои волосы, тянет, царапает, а я коленом ей ноги раздвигаю.
Меня накрывает. Такого не было давно. Чтобы во всем теле прострел. Чтобы так ненавидеть и хотеть женщину, чтобы не знать, хочешь ее заласкать или разорвать в клочья, уничтожить!
За ложь. За надежду. За боль, которая проскальзывает в каждой молекуле моего тела, и остановиться, получить ледяной укол в самое сердце.
Оттолкнуть. Потому что целовать эту женщину смерти подобно. Можно не остановиться. Можно сжать ладони сильнее и разломать ее позвонки.
Прикрываю глаза.
Прихожу в себя, а она все на больное давит. Все свое говорит. Хотя я уже сказал ей, что помогу, что денег дам, врачей подключу.
Дети не в ответе за чужие грехи и ее дочь не виновата…
Но Ольга упрямо твердит, что эта девочка моя дочь, и я не знаю, что сделаю с ней за ту крупицу сомнения, которую она пытается зародить в моей душе.
Именно за это Ольга ответит. Ответит за надежду, которую с отчаянием смертника хочет привить мне. Но играть мы будем по моим правилам и никак иначе.
Моя клиника. Мои врачи. А дальше…
Дальше я говорю ей, что будет. По-любому зря она пришла ко мне и решила вскрыть нарыв, который и не заживал вовсе…