Смерть за добрые дела
– Почему?
– Саша у нас мальчик… э-э… нестабильный. Может выпить, покурить. Дерется. Муж боится, что без надзора может окончательно с катушек сорваться.
– Ваш муж, я так понимаю, просто плохо знает спортивную кухню, – тонко улыбнулась Надежда. – А мои клиенты вам бы подтвердили: для избавления от вредных привычек академия куда эффективнее, чем, скажем, кадетский корпус. Вояки ребят тупо муштруют. А спорт развиваться дает. С территории никуда, а там полный контроль. Никакого, разумеется, алкоголя и сигарет.
Элеонора сдвинула аккуратно подведенные брови. Спросила:
– А какие-то предложения для Андрюши у вас имеются?
– Он входит в сборную Москвы?
– Пока нет, но…
– А первые-вторые места на международных турнирах занимал? – перебила Надя.
– В Болгарии дошел до четвертьфинала. И однажды турнир в Новой Усмани выиграл.
– Это Словакия?
– Нет, – смутилась мама. – У нас. Под Воронежем.
– К сожалению, подобные достижения наших спонсоров не впечатлят, – отрезала Надя. – А вот хоккейная команда – даже если только в четвертой «пятерке»! – серьезная заявка. Со старшим сыном я могла бы помочь.
– Но вы Сашку не видели даже.
– Если вашего сына зовут Александр Стеценко, то видела, – лихо соврала Надя. – Да, немного расхлябанный. Но дерзкий и смелый. Для хоккея – самые нужные качества. Он на подкатки ходит у вас?
– Нет.
– Почему?
– М-муж считает: чего деньги тратить? Все равно из него толка не будет.
– Поразительно. Если он так катается без дополнительных тренировок, у вас вообще не сын, а алмаз! Но его огранкой должны вы, родители, заниматься.
Андрюша – очень вовремя для Нади – проиграл гейм. В ярости швырнул ракетку, начал топтать ее ногами. Митрофанова усмехнулась:
– А младшему вашему явно характера не хватает. Ярость надо в бою демонстрировать, а не после него.
– Андрей! Двадцать отжиманий! – закричал с корта тренер.
Но Стеценко-самый-младший даже не слышал – продолжал топтать несчастную ракетку.
– Да, рановато. Мы такое только Нику Кирьосу позволяем, – снисходительно улыбнулась Надя. – А по поводу старшего сына подумайте. Сейчас упустите – потом всю жизнь будете жалеть.
* * *Надя была уверена: зерно раздумий в недалекую головушку мамаши Стеценко ей удалось заронить. И решила не останавливаться. Пока ехала домой, продумывала, что еще можно сделать. А когда оказалась в тишине квартиры, открыла форум мастеров «Кайроса». В сообществе состояли люди самых разных профессий. У многих из них в своих сферах возможности имелись неограниченные.
«Как приятно просить некомпрометировать, а, наоборот, дать шанс ‟заблудшей овце”», – подумала Надя.
Нашла всех, кто имел прямое или косвенное отношение к спорту.
И написала несколько писем.
* * *Пока что Дима в своих изысканиях топтался на месте.
Подозреваемых по-прежнему оставалось четверо.
Марьяна. Отец Аленки Евгений Шмелев. Водитель из Бельска Михаил Симаков. И самая загадочная фигура – Зевс.
Убить Асташину мог каждый из них. Марьяна имела возможность подсыпать яд в «Спартаке». Шмелев, судя по его агрессивной реакции, вероятно, все-таки встречался с горничной Ангелины и мог вовлечь ее в заговор. Симаков вез телеведущую на злосчастную вечеринку. А Зевс – ее сосед, что тоже открывало неплохие возможности.
Смотивом оказалось сложнее. Шмелев, понятно, хотел отомстить за дочь. Симаков – за унижение отца и нищету. Марьяна (по неведомой пока причине) тоже Ангелину терпеть не могла. А вот зачем Зевсу убивать Асташину?
Этого Дима пока не понимал. Но страстное желание главаря «Кайроса», чтобы в смерти телеведущей обвинили несчастного ученого Шмелева, несомненно, настораживало.
«Вообще очень странно, что Зевс – как он сказал, случайно – оказался в лесу ровно в том месте и в тот момент, когда Шмелев встречался там с горничной. Да, с кем-то столкнуться можно где угодно. Но именно с горничной и точно накануне убийства? Больше похоже, что Анатолий Юрьевич специально выслеживал. Только кого? Шмелева – или эту, как ее, Марту?»
Димин, можно сказать, новый «начальник» с претенциозным именем Зевс его вообще изрядно озадачивал. С одной стороны, непримечательная внешность и ничтожная официальная должность. А с другой – непомерные амбиции. Коттедж в элитном поселке, якобы доставшийся в наследство. И способность объединить и повести за собой далеко не глупых людей.
Полуянов не знал точных цифр, но, по его прикидкам, в «Кайросе» не меньше тысячи простых участников, а «мастеров» – под сотню. И Надя с ее скромным социальным статусом там скорее исключение. Митрофанова же и рассказывала, гордая от своей причастности: «У нас и из мэрии есть, и из полиции, и даже два депутата!» Все эти успешные-состоявшиеся с удовольствием играют в «тимуровцев». И побаиваются грозного Зевса.
«Нужно присмотреться к нему повнимательней», – решил Дима.
В открытых источниках Анатолий Юрьевич Самоцветов проходил исключительно как сотрудник различных фондов. Он координировал сборы средств. Появлялся на благотворительных базарах и вечеринках. В эпистолярном жанре не блистал: несколько его статей на навязшую в зубах тему, как важно творить добро, вызвали у Димы приступ острой зевоты.
«Официально тебя за жабры не возьмешь», – в азарте подумал журналист.
Но у него, по счастью, имелись и другие возможности.
Первым делом он пробил Самоцветова по базе собственников жилья.
Тот владел двумя объектами недвижимости. Малогабаритная двухкомнатная квартира в Москве – судя по адресу, в ней они и встречались. И частный дом на двести сорок квадратов, участок десять соток – в поселке Пореченское.
Дима сразу сделал приблизительную оценку загородного жилья – потянуло аж на девяносто миллионов. Кто же оставил Зевсу столь милое наследство?
Чтобы заказать в ЕГРН историю владения домом, нужно знать его адрес. Ангелина проживала – как уже вынюхали коллеги – на Цветочной улице, тринадцать. Полуянов попросил выписки по двум соседним строениям.
Самоцветов – сообщили ему – проживал в доме номер одиннадцать в течение последних семи лет.
Отчет об истории перехода права тоже не настораживал. Действительно, получил в наследство. Предыдущий хозяин – Самоцветов Николай Павлович.
Можно, конечно, продолжать. Выяснить, кем Николай Павлович приходился Зевсу и все ли чисто с завещанием. Но даже если что-то не так, вряд ли это имело отношение к смерти Асташиной, поэтому Полуянов решил пока в дебри не забираться.
А имеются ли у Анатолия Юрьевича проблемы с законом?
Поиск по судебным производствам – ожидаемо – результата не дал.
Приставы тоже претензий к нему не имели.
Оставалась единственная возможность – пробить по официальной базе МВД.
Селиванова настораживать просьбой не стал – попросил помощи у молодого участкового (тот был большим поклонником Диминых «Несерьезных новостей»).
Парень развеселился:
– Тебе про баранов на МКАДе писать надоело?
Но пообещал: в течение дня выяснит.
* * *Мамуля с вечера (как почти всегда в последнее время) перебрала и утром готовила им завтрак бледная, злющая. Саша старался держаться от нее подальше, а вот Андрюшка осмелился высказать претензии, что в каше пенки. И получил. Мамаша разоралась. Хлопьев на замену, как требовал младший, не дала. Да еще и пообещала:
– Карманных денег в этом месяце не получишь.
– Почему? – возмутился Андрюша.
– Ракетку вчера кто сломал? Твои карманные на новую пойдут.
– Тогда вообще теннисом заниматься не буду! – истошно завопил мелкий.
И, к огромному удовольствию Саши, получил от маман подзатыльник. Заревел, бросился прочь из кухни. Обычно мамуля в таких случаях давала задний ход и бежала за ним успокаивать, но сегодня с места не двинулась. Обратила хмурый взор на старшего.
«Сейчас и мне за что-нибудь прилетит».
Но родительница вдруг спросила:
– Ты хотел бы в Канаду поехать?
– А… зачем? – растерялся.
– В академию хоккейную.
– Конечно! Но батя ж не пустит!
– Ладно, – буркнула. – Иди в школу.
«Чего это она такая добрая? Похмелиться, что ли, успела?» – подумал Саша.
Учеба прошла как обычно: нудно и с двойкой по алгебре.
Но когда пришел после занятий на тренировку – новые чудеса.
Его вдруг перебросили из никчемной четвертой «пятерки» сразу во вторую! Значит, реальный шанс в следующей игре на поле выйти!
– А что это вы вдруг? – спросил робко у тренера.
Тот усмехнулся:
– Да сказали мне, что недооцениваю тебя.
– Кто сказал?
– Не важно, – сдвинув брови, добавил сурово. – Так что уж прояви себя на поле. Один косяк – обратно в запасные улетишь.
– Вы не пожалеете! – заверил Саша.
И пахал рьяно: сделал две голевые передачи, одну шайбу забил.
Друзья-соперники ржали:
– Что это с тобой сегодня? «Электронку» с озверином покурил?
А он только загадочно улыбался. Неужели «Кайрос» все-таки работает?!
* * *Участковый позвонил Диме уже через пару часов:
– Судимостей у твоего клиента нет. Но в махровом восемьдесят пятом он проходил свидетелем по сто семнадцатой статье старого уголовного кодекса.
– Это… изнасилование? – вспомнил Дима.
– Да. Часть третья. Девятиклассники с малолеткой позабавились. Двоих осудили. А твой сухим из воды вышел, хотя сначала тоже подозреваемым проходил.
– Ничего ж себе! – не сдержался Полуянов. – А уголовное дело можно посмотреть?
– Давно в архиве. Не оцифровано.
– И еще очень нужно имя потерпевшей узнать!
– Ты понимаешь, что я по несовершеннолетним не могу разглашать?
– Да ладно! Она уже давно выросла.
– Толкаете вы меня, товарищ журналист, на должностное преступление, – заворчал участковый.
Но в мессенджер сообщение сбросил. Милина Марина Геннадьевна. Одна тысяча семидесятого года рождения. На момент преступления девочке всего пятнадцать лет было.
Имелась и фотография. Дрянного качества, черно-белая. Потерпевшая. Белокурая. Очень испуганная.
И лицо ее почему-то показалось Диме смутно знакомым.
* * *После тренировки Саша привычно двинул было к автобусной остановке, но услышал за спиной истошный автомобильный сигнал. Обернулся и обалдел. Матушкин «Порше». Что это с ней сегодня? В последний раз за ним год назад приезжала.
Сел в машину, спросил:
– А кто ж Андрюшеньку с тренировки забирает?
– Ножками дотопает, – хохотнула. И заботливо добавила: – Садись лучше назад, там тебе еда всякая вкусная в пакете.
После льда есть всегда хотелось зверски, но обычно Саша терпел до дома, чтобы невеликие карманные деньги на дорогущий буфет ледовой арены не тратить. А тут вдруг такой сервис – и покормят, и довезут.
Закинул сумку с хоккейной амуницией в багажник, уселся, заглянул в пакет. Батюшки! Даже марка печенья та самая, что любил в детстве, – матушка, оказывается, не забыла.
Налетел на еду. Мать в привычной своей агрессивной манере вклинилась в поток. Показала средний палец «жигуленку», который сама же и подрезала. Строго спросила:
– Ты можешь хотя бы неделю с отцом не скубиться?
– Если он тебя тронет – молчать не буду, – твердо ответил Саша.
– А сейчас надо. Я на мозг ему капаю про Канаду, так что прояви гибкость. Сама тоже постараюсь не нарываться.
– Да батя и на пустом месте всегда придумает, до чего докопаться.
– Что делать? – вздохнула печально. – Он нас содержит. Надо терпеть.
– Не стану я терпеть.
– Пожалуйста! Ради меня. Попробуй.
Приехали домой. Саша в машине успел отдохнуть и вдохновенно кинулся помогать матери с ужином. Самолично порезал лук, взялся жарить – и в ответственный момент, когда перемешивал, в кухню явился отец. Немедленно начал орать:
– Мозгов нет крышкой накрыть? Не видишь, масло брызжет?!
– А как тогда перемешивать?
– Хозяева, едрена кость! – Теперь к матери обернулся: – Ты, что ли, совсем криворукая? За столько лет готовить аккуратно не научилась. Весь пол в помидорном соке!
– В томатном, – не удержался Саша.
– Опять умничаешь? – Отец привычно замахнулся. Но тут, очень вовремя, телефон.
Ближе к ужину батя отвечал только на звонки из «особого списка» и сейчас трубку взял.
– Арсений Игоревич, приветствую! – сказал неведомому абоненту.
Саша сразу навострил уши: так звали главного тренера его хоккейной команды.
А отец, одновременно агрессивно и заискивающе, продолжал:
– Что там мой олень? Опять накосячил?
С минуту слушал молча. Лицо становилось все более и более удивленным. Наконец робко пробормотал:
– Но ведь осенний трансфер закончился давно. В виде исключения, говорите? Моего Сашку?!
На отбой нажимал с видом окончательно потрясенным. Саша замер. А отец непривычно спокойным тоном велел:
– Выключи чертов лук.
Парень повиновался.
Батя тяжело опустился на стул и вдруг расплылся в растерянной улыбке:
– Тебя молодежка ЦСКА хочет взять.
– Запасным?
– Нет. Сразу в третью «пятерку».
* * *Почему, ну почему эта девочка ему знакомой кажется? Конечно, Дима не знал ее тогда, в восьмидесятые. Но кого-то Милина ему напоминала. Определенно.
Открыл, эксперимента ради, две Надюшкины фотографии – в тринадцать лет и сейчас. Конечно, изменилась сильно. Но разрез глаз, форма губ и скул такие же.
Он до рези в глазах вглядывался в черно-белую фотографию девочки – и в воссозданный с помощью компьютерных технологий портрет, как она могла бы выглядеть почти сорок лет спустя.
Именно эту – уже совсем взрослую – женщину он не встречал точно. Дима уверился: той, что в его памяти казалась похожа на Милину, – лет двадцать пять, не больше. Но где он мог ее видеть и когда, припомнить никак не мог.
Марине сейчас пятьдесят два. Где она, что с ней стало?
Дима использовал все известные ему алгоритмы, но интернет ответа не дал. Поиск по фото тоже не принес результатов.
Тогда Дима решил сравнить с ее «взрослым» снимком всех, кто мог иметь отношение к убийству Асташиной. Тщательно, с максимальным увеличением разглядывал изображение самой Ангелины. Ничего похожего. Может, Алена Шмелева? Тоже не она.
Зашел на лично взломанный сайт «мастеров» «Кайроса». Митрофанова говорила, что Зевс запрещает придумывать персонажей для аватарок, так что, будем считать, фотография Марьяны подлинная. Долго рассматривал, уверился: нет. Даже близко. Может, та самая девочка – еще кто-то из «мастеров»? Выросла и таким странным образом решила посчитаться с обидчиком?
Проглядывал аватарки и прежде, но сегодня пересмотрел внимательно снова. Нет. Ни одна из шестидесяти двух присутствовавших здесь женщин Милину ему не напомнила.
…Домой прискакала Надюшка. Глаза сияют. Доложила:
– Я твои косяки разгребаю.
– Получается?
– Ну, пока говорить рано.
Хотя всем своим видом показывала: готова покочевряжиться, а потом похвастаться.
Но Диму сейчас его «второе дело» интересовало меньше всего.
Он открыл на компьютере «придуманную» фотографию взрослой Милиной. Спросил Надю:
– Видела ее когда-нибудь?
– Вроде нет. А где я могла?..
– Не знаю. Но есть вероятность, что эта женщина имеет отношение к Зевсу. – Вдруг вспомнил, сразу подобрался: – Тот, кажется, говорил, что домработница есть.
– Точно не она, – заверила Надюшка. – По хозяйству у него киргизка.
– А может это быть кто-то из «мастеров»?
Митрофанова прищурилась, подумала. Пробормотала:
– На встречах я с ней точно не сталкивалась.
Но на лице сомнение.
Дима напряженно ждал.
– В доме Анатолия Юрьевича я ее сто процентов не видела, – наконец сказала Надя. – А зовут как?
– Марина Милина. Но фамилия, вероятно, сейчас другая.
– Нет. Ни о чем не говорит, – покачала головой Митрофанова. И вдруг спросила: – А она белоруска?
– Не знаю. Почему спрашиваешь?
– Почему-то увидела ее – и в голову сразу пришло: «кали ласка».
Снова задумалась, а потом вдруг сказала:
– На самой первой встрече у шефа мне места для машины не хватило. Я приехала поздно – весь двор уже заставлен, и у забора тоже. Припарковалась, где было, и чуть-чуть на газон заехала. А из дома тетка выскакивает: «Прыбярице машыну, кали ласка». Лица ее совсем не помню. Но фотку увидела – почему-то сразу всплыло.
– А дом – соседний с Зевсовым?
– Да я не помню! Может, он, может, следующий.
Полуянов оживился. Немедленно открыл в компьютере папку, куда собирал досье на Асташину. Быстро пролистал файлы, нашел фотографию горничной Ангелины. Помощница по хозяйству – в кокетливом белом передничке – подавала своей госпоже кофе (снимок сопровождал интервью Ангелины для журнала «Красивые интерьеры»).
Дима увеличил изображение:
– Не она?
– Нет, – уверенно отозвалась Надя. – Та именно тетка была. За пятьдесят.
И уже куда менее решительно добавила:
– Но лицо вроде похожее. А может, ты меня просто запутал.
Полуянов снова открыл фотографию Милиной и поручил компьютеру ее «состарить» до двадцати пяти лет. Расположил рядом портрет горничной и придуманное изображение.
Далеко не одно лицо. Но женщины, безусловно, похожи.
– Спасибо тебе, Надюшка! – с чувством поблагодарил журналист.
* * *Ох, до чего Марта ее ненавидела! Всю целиком, от розовых холеных пяточек до заколки с бриллиантом, что сверкала в идеально подстриженных волосах. Этот голосок мерзкий, журчащий, присказку вечную, типа доброжелательную: «Ладно же, милочка?» Марту бесило, как хозяйка ходила. Как она ела. Как никогда не морщила лоб, даже если разговор неприятный.
Мать видела, что Марта бесится, окорачивала:
– Не скалься! Завидуй молча!
Так бы ей тоже, в родную физиономию, и влепила. Мать с детства внушала, что каждый сверчок должен на своей жердочке сидеть. Но Марта не послушалась. В шестнадцать сбежала из дома. Пыталась в модели, в итоге еле выбралась из эскорта. Потом в Хорватию подалась, дальше во Францию, но и там карьера застопорилась на официантке, а в итоге вообще депортировали с просроченной визой.
Пришлось бросаться в ноги родителям – как те и предрекали. Они блудную дочь с удовольствием простили, начали решать ее судьбу по собственному разумению и невеликим возможностям. Сами считали: прекрасно устроились. Российский вид на жительство, дом собственный. Ну, это они так гордо говорили. А по факту – оба прислужники. И прав на флигель, что в глубине хозяйского участка, у них, естественно, никаких. Но Марте расписывали: «У тебя комната отдельная будет! И удобства свои! А воздух, воздух в поселке какой! Хотя до Москвы езды – всего полчаса».
Самое обидное: не наврали. Пореченское и правда будто из фильмов, как элита живет. Широкие улицы, дороги моют с мылом, для собачьих какашек урны. И комната у нее вполне приличная – никакого сравнения с общагой во Франции. Но только владела всем ненавистная Ангелина.
Вот как могло бабе до подобной степени повезти? Ничего ведь из себя не представляет, тоже явилась в Москву из дыры. Но мало что смогла богатея подцепить, так тот еще и умер, и никаких прежних детей или наследственных споров – все имущество ей завещал! Миллионы сумасшедшие. Купила себе должность на телевидении. В перерывах между съемками мотается то в Куршевель, то на Мальдивы. Бесконечно лицо с телом совершенствует. И наряды из прошлогодних коллекций прислуге со снисходительной улыбкой раздает.
Марта вынуждена глядеть восторженно, благодарить, бежать немедленно примерять. А мерзкая хозяйка снисходительно хвалит:
– Тебя очень освежает, носи с удовольствием. Только одна просьба. У меня в спальне под кроватью опять пыль. Убирай в следующий раз тщательнее, ладно же, милочка?
Так бы и вцепилась в выхоленную рожу. Но приходилось улыбаться и униженно кивать:
– Конечно, Ангелина Андреевна, простите. Больше такое не повторится.
* * *Въезд в Пореченское, как извещал большой щит у входа, осуществлялся «строго по согласованию с хозяевами», поэтому прорываться туда с боем Полуянов не стал, проехал мимо шлагбаума. Сразу за элитным поселком – обычная, без всяких заборов по периметру, деревня. Там, возле детской площадки, и припарковался.
Пешком мимо поста тоже не пошел. Справедливо решил: деньги на охрану жильцы наверняка (как и везде) сдают неохотно, так что в обороне новорусской крепости обязательно найдется брешь.
Отправился, с видом праздного гуляки, вдоль кованого забора и метров через триста обнаружил криво отпиленный стальной прут. Работал, похоже, криворукий: вместо аккуратного среза все изгрызено. Это до какой же степени надо не уметь с болгаркой обращаться? Тропинка к проходу не вела: вероятно, совсем недавно дыру проделали.
Дима, никем вроде бы не замеченный, проник на территорию. Типичный богатейский поселок. Иные особняки вылизаны, щерятся видеокамерами, окна убраны портьерами. Но многие – с опущенными жалюзи, по виду давно не жилые. Несколько недостроев.
Разгар рабочего дня – народу на улицах почти нет. Восточного вида няня катит дорогую коляску. Мужчина в тюбетейке выгуливает двух гончих собак.
Дима пока не знал, как ему построить разговор с Мартой. И чем объяснить визит в поселок, если случайно встретится с Зевсом. Но для начала ему хватит просто внимательно разглядеть горничную. Удостовериться, что та действительно похожа на Марину Милину. А дальше – да он просто спросит напрямую! И если попадет в точку, горничная не сумеет сохранить каменного лица. Хоть взглядом, хоть жестом себя, скорей всего, выдаст. Даже если на словах решит отпираться.
Какая только связь между делом давно минувших дней и убийством Асташиной? Да, горничная по возрасту может быть дочкой той самой Марины. И основания мстить Зевсу, ушедшему в далеком восемьдесят пятом от наказания, у нее теоретически есть. Только при чем здесь телеведущая? Дима никак не мог взять в толк.
Если говорить о возможности убить – у Марты она, несомненно, имелась. Но доказательств против нее, похоже, нет, иначе бы давно задержали.
Или он просто не знает?
В официальных источниках ничего нового по делу об убийстве телеведущей сегодня не появлялось, но следствие может не спешить обнародовать информацию. Надо сначала разведку произвести. Хотя бы минимальную.
Оделся Дима максимально нейтрально. Джинсы, кроссовки, курточка скромная. Можно и за грибника сойти, и за рабочего в поисках вахты.
На центральной улице ворота, укрывающие один из особняков, распахнуты, двое мужчин ковыряются в отпирающем механизме. Полуянов подошел, спросил искательно:
– Мужики, работы нет?
Один из трудяг разогнулся:
– А что можешь?
– Электрика. Сантехника. Плитку положить.
Не наврал – действительно умел. Надька очень гордилась.
– Фархутдиновы вроде ищут, – подключился второй рабочий.
– Не, им садовник нужен. За проживание, – отмахнулся первый.
– Это не подходит. Мне надо семье деньги слать, – разыграл огорчение Дима.
– Да не найдешь ты так ничего, – посочувствовал более дружелюбный трудяга. – Тут, типа, элита. Они из фирм нанимают.
– Слушайте. А это ж тот поселок, где телеведущую грохнули? – изобразил любопытство Полуянов.
– Ага, – кивнул трудящийся. – Ангелинку, которая «Три шага до миллиона» вела. Хочешь, ее дом покажу?
– А че мне ее дом? – хмыкнул Дима. – Раз померла, работы точно не даст.
– Сама не даст. А наследники объявятся – наверняка все перестраивать будут.
– Но пока же не объявились?
– Пока нет. Дом горничная сторожит. Эконом с кухаркой на родину уехали.
– Ладно, мужики. Спасибо. Пойду еще поброжу.
Но больше на пути никаких открытых ворот и ни единого встречного.
Дима свернул с центральной улицы на Цветочную. По номерам домов понял, что придется мимо жилища Зевса проходить, и сделал крюк, зашел с другой стороны. Особняк Ангелины оказался угловым, калитка из логова Анатолия Юрьевича вроде бы не просматривалась.
Полуянов стряхнул с себя образ робкого работяги и уверенно позвонил в домофон. Тишина. Снова нажал на звонок – и снова калитка не щелкнула, переговорное устройство молчит. Марта не слышит? Не хочет вступать в беседы с посторонним? Или ее нет дома? А если перемахнуть через забор и позвонить в дверь, как поступит? Какую-нибудь тревожную кнопку нажмет или все-таки откроет?
С тех пор как стал ведущим «Несерьезных новостей», Дима законов не нарушал. Но в прежние лихие и яркие времена приходилось. Да и чего бояться? Хозяин хотя бы за охотничье ружье может схватиться, а горничная что ему сделает? Тем более если в доме одна? Даже если вызвала подкрепление, он успеет, прежде чем появится вневедомственная охрана, или с кем там у них договор, хотя бы взглянуть ей в глаза. И удрать.
Больше не сомневался. Перемахнул через забор, быстро пробежал по двору к входной двери. Тут звонка не имелось, и Дима постучал. Прислушался: ни шагов, никаких других звуков.
На всякий случай взялся за ручку – и дверь неожиданно подалась.