Та самая Татьяна (сборник)
Я спешился. По-прежнему ни единого человека не видел я в округе. И вдруг – чу! Откуда-то донесся топот копыт. Благодаря поразительной тишине слышен он был издалека. Все ближе, ближе… И вот появилась коляска. На козлах возвышалась мрачная фигура ямщика. Рядом с ним на облучке почему-то сидел еще один человек в темном одеянии. В самом экипаже помещался господин в сюртуке и шляпе. Черты его показались мне знакомыми.
Коляска приблизилась. Ямщик правил ровно к тому месту, где стоял я, – к могиле Ленского. И тут я узнал седока. То был Зарецкий, мой друг и секундант на злосчастной дуэли. Почему-то в тот момент я даже не удивился его появлению. Конечно, я собирался посетить моего здешнего приятеля – после того, как я обнаружил пулю, след от приклада и кремень, я постановил, что это надо сделать непременно. Однако я не ожидал, что воплощение пословицы «на ловца и зверь бежит» окажется столь стремительным.
Зарецкий выпрыгнул из коляски. Мы обнялись. «Как ты здесь?» – воскликнул я.
– Я прослышал, что ты прибыл, вот и поспешил.
– Почему ж ты поспешил сюда, а не в дом ко мне?
– Да вот почувствовал, что ты здесь будешь.
– Удивительное совпадение.
– А с чем ты пожаловал в наши края?
– Ты не поверишь: хочу доискаться, кто же на самом деле убил бедного Ленского.
Я сам поразился себе, сколь быстро я, с первого слова, вдруг поведал Зарецкому о своих намерениях.
– Вот как? – Он вздрогнул.
– Да, есть у меня подозрение, что его убийцей был не я.
– Не ты? Кто ж тогда его, по-твоему, убил?
Однако моя необыкновенная открытость, слава Создателю, тут вдруг закончилась – столь же быстро, как и началась, и я уклончиво молвил:
– После поговорим.
Меж тем мой визави с живостью воскликнул:
– Если ты сомневаешься в причинах смерти Владимира, есть способ установить, что на самом деле случилось.
– Какой же?
– А ты не читал? В «Вестнике Европы» писали. Занимательная история. Один французский лавочник тяжко заболел, промучился два дня и скончался. Врач установил, что смерть проистекла от желудочной болезни. Лавочника отпели и похоронили. Однако в том местечке стали шириться слухи, что смерти мужа поспособствовала его жена. Слухи дошли до ушей комиссара. Тот распорядился выкопать труп несчастного и произвести исследование. Гроб вырыли, а тело передали врачам. Те произвели вскрытие и обнаружили в желудке убитого следы крысиного яда. Арестовали жену – она во всем созналась: да, отравила муженька мышьяком… Но, представь, каковы французы! Видишь ли, в данном случае раскапывание могилы не является ее осквернением, а, напротив, требуется по закону! Даже новое слово в лексиконе появилось для подобной операции: «эксгумация». Происходит от латинской приставки «экс» – то есть «из», и «гумус» – «земля». Эксгумация, «экс-гумус», «из земли».
Я слушал, как разглагольствует Зарецкий, и странное равнодушие овладевало мной. Я не удивлялся его появлению, мне не казалось странным его неожиданное участие в моем деле, не поражал разговор о раскапывании могилы.
Он вдруг остановил свои речи и молвил:
– Начнем, пожалуй!
Повинуясь его небрежному приказному жесту, с козел соскочил кучер, а также второй его человек. Они бодро вытащили из-под облучка две лопаты и заступ.
Тут же они молодцевато набросились на могильный камень с именем Владимира и отодвинули его в сторону. Затем отмерили площадку шириной в три шага, а длиной в четыре, пометили ее острием лопаты, а затем стали бодро вгрызаться в землю.
– Что они делают? – пораженный, прошептал я.
– Эксгумус! – воздел перст к небу Зарецкий. – Эксгумация!
Почва в наших краях податливая, песчаная, поэтому работа землекопов продвигалась споро. Зарецкий возвышался над ними, время от времени подавая советы или покрикивая, когда люди вдруг разгибали свои спины. Кучи дерна и песка росли вокруг могилы, которая с каждой минутой раскапывалась все глубже. Вечерело. Солнце клонилось все ниже к горизонту, и заметно похолодало.
Отринув, наконец, свое странное оцепенение, я воскликнул:
– Что ты хочешь здесь, в могиле несчастного поэта, найти?
– Ответы на твои вопросы, – холодно молвил мой спутник. – Ты утверждаешь, что не ты убил Володеньку. Сейчас мы это проверим.
Вскоре заступ одного из копателей ударил обо что-то твердое.
– Копаем, не отвлекаемся! – прикрикнул на своих людей Зарецкий. Они задвигали лопатами еще быстрее, и вскоре на дне ямы обнажился гроб. Дерево, из которого был он изготовлен, все оказалось в песке. Дрожь ужаса прошла по всему моему телу. Когда домовина обнажилась вся, мой бывший сосед прикрикнул:
– Достаем!
Тут же кучер выскочил из ямы, метнулся к экипажу и принес две веревки. Вместе со вторым человеком они завели канаты под днище гроба. Затем вылезли из заглубления. Один встал в ногах могилы, другой в голове. Каждый держал в руках оба конца своей веревки. «Раз, два!» – скомандовал возчик. Гроб оторвался от земли, но не поднялся высоко. Дальнейшие усилия людей успехом не увенчались, и тогда кучер с оттенком фамильярности воскликнул:
– Помогите, баре!
Делать нечего! Я взялся за один конец вервия, извозчик – за другой. Зарецкий стал пособлять второму человеку. Канат врезался мне в руки, протирая грубой своею поверхностью мою перчатку. Наконец, после многих усилий, мы вытащили последнее прибежище бедного Ленского из могилы и опустили на землю. Наступал самый ужасный момент.
– Что мешкаете? – прикрикнул на своих слуг мой сосед. Из сундука под облучком явился топор. Кучер вонзил его в деревянную поверхность, пытаясь снять крышку. Я отвернулся, не желая этого видеть. Последовало еще несколько ударов, затем раздался душераздирающий скрип дерева, а потом – торжествующее восклицание возницы:
– Вот он, лежит, голубчик!
Казалось, никакая сила в мире не заставит меня повернуться – однако Зарецкий тронул меня за руку. Голос его выражал высшую степень удивления:
– Смотри же, смотри!
Я невольно обернулся. И увидел, как оба человека благоговейно опускаются перед гробом на колена, а их барин глядит на тело в нем с выражением глубочайшего изумления. Внутренне содрогаясь, я невольно перевел глаза на последнюю обитель Ленского – и тоже застыл, пораженный. Потому что тело во гробе, которое я ожидал увидеть ужасным, обезображенным временем и пребыванием под землей, предстало передо мной не только не испорченным ни единой своей чертой, ни одной складкой – лицо было свежим, даже румяным, – словно юноша не пролежал под землей более четырех лет! Будто бы он лишь пару минут назад прилег вздремнуть, и теперь, только тронь его, немедленно распахнет свои вежды! И в то же время нельзя было сомневаться, что бедный Ленский мертв – потому что на груди его, на белой сорочке, расплывалось огромное красное пятно!
Оба человека стояли на коленях и истово крестились. Зарецкий замер с выкаченными из орбит глазами и трясущейся нижней челюстью. И тут вдруг мертвый во гробе – пошевелился! Я вздрогнул всем телом. Люди повалились ниц. Мой сосед вскрикнул и закрыл лицо руками. Я же, словно месмеризированный, продолжал смотреть на бедного Ленского.
Движение его во гробе становилось заметнее. И вдруг он, по-прежнему с закрытыми глазами, приподнялся. Сел. Минула ужасная минута – и тут он отчетливо, очень явственно произнес:
– Это сделала она.
Ужас обуял меня. Я дернулся всем телом и… проснулся.
6-е письмо Онегина Татьяне. 4 июня 1825 года
Я, в отличие от барышень российских, Мартына Задеку не читаю, но видение Зарецкого на краю разрытой могилы заставило меня задуматься. Я и без того собирался, как уже сообщал вам, сделать ему визит и навести разговор на поединок. Однако теперь стал размышлять: а не замешан ли мой старый друг в том убийстве? В убийстве, в котором я так долго обвинял себя самого и которого, как мне теперь кажется, не совершал?
Я не потрудился следовать приличиям и не стал упреждать о своем визите. Напротив, решил, что застать Зарецкого врасплох будет полезно для успеха моего предприятия.
Я немедленно велел закладывать. В отличие от моего сна наяву нашлись и слуги, и кучер. Спустя полчаса мы уже катили по пыльной дороге к имению старого сплетника.
Зарецкого я застал одного в гостиной – в халате, с трубкой. У его ног на персидских коврах ползали дети и лежали две борзые. При виде меня вся группа пришла в радостное движение.
– Онегин, ты ли это! – воскликнул хозяин, с кряхтением поднимаясь со своего места. Он заметно обрюзг и постарел. – Что ж ты не дал знать заранее, что прибудешь? Закатили бы обед на славу!
Он обнял меня. Собаки обнюхали мои ноги. Мальчик лет трех повис на мне с криками: «Скажите папе, чтобы сделал мне коляску».
– Какими ветрами, Онегин, занесло тебя снова в наши пенаты?
Не дослушав ответа, Зарецкий крикнул супругу. Явилась его Катерина, простоволосая, босая и беременная. В самых строгих выражениях хозяин, подбоченившись, отдал ей с десяток распоряжений – касательно детей, собак, блюд, напитков, слуг, нарядов, а также трубки для меня и овса для моих лошадей. Если бы Катерина и впрямь была его рабой, как ему хотелось то показать, тогда (замечу в скобках) вряд ли ему следовало отдаватьстоль много указаний.
Катерина с поклоном удалилась, сам же хозяин повел меня демонстрировать свое имение – еще более обветшавшее и запущенное, чем в прошлые мои, четырехлетней давности, визиты к нему. После демонстрации собак, новой поилки для них (конструкции самого Зарецкого), а также солнечных часов, им собственноручно построенных, мы прошли в столовую.
В течение обеда я был принужден отвечать на тысячи вопросов о самочувствии и состоянии тысячи петербургских знакомых хозяина – притом я сомневаюсь, что хотя бы половина из этих генералов или статских советников ведала о его существовании. Наконец, наступил момент, когда я улучил возможность поговорить о своем деле. Мне показалось, что моего визави следует спрашивать о былых происшествиях напрямик, без обиняков.
– Помнишь ли ты дни, предшествовавшие моей дуэли? – спросил я.
Я не сомневался, что Зарецкий помнил их более чем прекрасно. Уверен, что убийство на поединке соседа из Красногорья составляло главную пищу его сплетен в истекшее четырехлетие.
– Ты, Зарецкий, был тогда секундантом. Ты говорил кому-то, ктоне принимал участия в поединке, – где и когда он состоится?
– О чем ты, Онегин! – воскликнул он. – Как бы я мог?! Ты что же, хочешь сказать, будто я человек бесчестный?!
– Оставь, Зарецкий! Неужто ты думаешь, что я проехал столько верст из Петербурга, чтобы оскорбить тебя?! Я знаю: ты человек чести, прямой и благородный. Прости, я ни в коем случае не хочу бросить на тебя тень. Потому и спрашиваю тебя напрямик, как друга: кто мог воспользоваться моим поединком, чтобы убить несчастного Ленского?
– Как?! – воскликнул владетель Заречья. – Почему ты решил?..
– Когда я приехал в тот день на место поединка, волнение помешало мне рассмотреть все вокруг. Я был сосредоточен на дуэли. На том, чтоб целиться. Чтобы не дрогнула рука. Но ты-то! Ты обозревал тогда поле боя с холодной головой, трезвым рассудком. Что ты видел там?
– Вас! Вас с Владимиром! И как вы шли друг к другу. Как целились. Как ты стрелял в него.
– А ты заметил, что я метил не в Ленского – а поверх головы его?
– Ты стрелял мимо?! – Он выглядел совершенно пораженным.
– Да, Зарецкий.
– Намеренно?
– О, да.
– Зачем же?
– Мне жаль было юношу. Я не хотел убивать его.
– Но почему ты не выстрелил на воздух?
– Он мог воспринять такой жест как мое новое оскорбление. Довольно того, что я опоздал в то утро на поединок. Представь: я демонстративно выстрелил бы в воздух. Но он? Оказался бы он столь же милосердным, как я? Я не мог знать заранее. Быть может, гнев ослепил его – а мне совсем не улыбалось получить пулю в грудь в ответ на свое великодушие.
– И ты нарочно целил мимо?! О, нет, я не заметил. Кто же тогда застрелил несчастного пиита? Может быть, ты все же промахнулся? И убил Ленского нечаянно? Того не желая?
– Нет, Зарецкий, не я пролил его кровь. – Я не стал углубляться в детали и повествовать о пуле. – Но скажи: оглядывал ли ты тогда округу? Не приметил ли чего-то странного подле?
– Что бы я мог заметить?
– К примеру, различал ли ты в то утро мельницу? – попытался я навести его. – Не видел ли ты чего-то (или кого-то) удивительного возле нее?
– Мельница? Хм. Она оставалась от меня сбоку и за спиной. А я не отрывал взгляда от вас с Ленским. А почему ты вдруг спрашиваешь? Сколько лет прошло!
Делать нечего: мне пришлось рассказать бывшему секунданту о своих сегодняшних нежданных находках – внутри березы и на полу мельницы. Хоть я взял с моего конфидента честное благородное слово сохранить наш разговор в тайне, я почти не сомневался: назавтра он нарочно поедет по окрестным помещикам, чтобы о нем поведать – конечно, всякому под большим секретом.
Слушал он меня во все уши, а когда я закончил, воскликнул:
– Вот оно как?! Ты полагаешь, кто-то воспользовался поединком, чтоб безнаказанно пристрелить Владимира? О, я слыхал о подобных шутках! Но не ожидал, никак не ожидал, чтобы в нашей глуши, в О-ском уезде, могло случиться подобное!
– И тем не менее.
– А знаешь ли? – Хозяин Заречья вдруг принял вид чрезвычайно проницательный. – Я знаю, кто это сделал!
– Интересно, кто, по-твоему?
– Мосье Трике! – выпалил мой конфидент.
– С чего ты взял?!
Зарецкий выглядел донельзя вдохновенным.
– В тот вечер, двенадцатого января, – начал импровизировать он, – в День Татьяны, он, если помнишь, читал свой куплет, посвященный имениннице. Как всегда у него – без меры, без мысли и без чувства. Наш Владимир смотрел на Трике в тот момент. Я, помню, перехватил тогда взгляд Ленского! Он был усмешлив! О, да! Владимир ничего не сказал незадачливому рифмоплету – но всем своим видом насмехался над потугами Трике! И тот завидел его язвительный взор! И запомнил его! И не простил! Однако Трике, как наемный учитель, человек низкого звания, не мог вызвать нашего бедного поэта! Да и побоялся он это сделать! Вот он и убил его – воспользовавшись вашим поединком, исподтишка!
Я отдал должное фантазии хозяина, однако мне она не показалась разумной. В осторожных выражениях, чтобы не оскорбить самолюбие автора, я высказал сомнение: а достаточным ли основанием является всего один язвительный взор, чтобы по-подлому убить?
Мой собеседник не стал цепляться за свою идею и немедленно переменил версию.
– Тогда это Буянов! Он никогда не любил пиита! Он презирал его! Он и убил!
– Да полно, Зарецкий! Кто убивает из-за презрения?
– Тогда Петушков! У него с дедом Ленского вечный спор из-за покоса был. Они еще в девяносто третьем годе стреляться собирались!
Если бы я не выказал своим видом всей холодности по отношению к его выдумкам, хозяин Заречья еще долго перечислял бы уездных помещиков, могущих, в его представлении, покончить с пиитом. Я не сомневался, что теперь округа, его стараниями, будет обеспечена неиссякаемой пищей для разговоров еще года на три.
– Но, может, убили не они? – осторожно предположил я. – Не мирные обыватели? Кто-то более инфернальный? Кто скорее годится на роль злодея?
– И правда! – опять воспламенился Зарецкий. – Повстречался ведь мне тогда один незнакомец – он мечтал узнать о том, когда и где вы стреляетесь!
– Вот как? – Я обратился в слух.
– Вечор того дня, когда я передал тебе картель, ко мне явился посетитель. Он отрекомендовался соседским помещиком.
– Сосед?! Видел ли ты его раньше?
– В том-то и дело, что никогда! И говор его, и все манеры были нездешними.
– А какими же?
– Ах, как тебе сказать… – Он затруднился в поиске слова.
– Петербургскими?
– Скорее нет.
– Московскими?
– Иными. А какими? Бог весть. Да и столько лет прошло!.. Так вот, мой гость настойчиво расспрашивал меня о твоем поединке с Ленским. Хотел вызнать, где вы деретесь, в какой день и в котором часу. Разумеется, я не сказал ему ни о дне, ни о месте, ни о часе – да и о том, что сама дуэль состоится, тоже.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
См. об этом: Анна и Сергей Литвиновы, «Вояж с морским дьяволом».
2
Задерживается(англ.).
3
По алфавитному. Восемь, Два, Девять, Ноль и т. д.
4
Одна рупия равна 0,5589 рубля.
5
Классическая процедура традиционной аюрведической медицины, являет собой длительное проливание тонкой струи подогретого масла на лоб.
6
Горная болезнь(англ.).
7
Ты моя богиня!(англ.)
8
Влада, слушай! Влада, пожалуйста, вернись!(англ.)
9
Закрой рот!(англ.)
10
Чортен (или ступа) – небольшой каменный монумент.
11
Около двадцати метров.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: