Почтовый голубь мертв (сборник)

Получается, папу просто купили?

От глупой мысли во рту стало кисло, словно от протухшей капусты.

Полный бред все ее умопостроения! Выбросить из головы и начать наконец распеваться.

Девушка уверенно проскочила на желтый, включила диск с караоке – и улыбнулась, когда вслед за ней, уже на абсолютный красный, промчался черный «БМВ Х5». Прежде на таких танках передвигались исключительно бандиты, но нынче девушка все чаще видела за рулем металлических монстров испуганных блондинок.

Сама Вика, хотя и старалась не нарушать, машину вела резко, по-мужски твердой рукой. Легко встраивалась в любую пробку, изящно, никому не мешая, перемещалась из ряда в ряд. Менее компетентные водительницы, соседки по потоку, часто пытались повторить ее маневры. И получали яростный визг тормозов, вой клаксонов, мат из окон и насмешливую улыбку лучшей ученицы Школы экстремального вождения.

«БМВ» – несомненно, очередная подражательница.

Видеокамер на ближайшем отрезке дороги не наблюдалось, и Виктория, чтобы подразнить нахалку, разогналась до ста тридцати. Черная машина вызов приняла. Но обгонять не стала. Держалась позади. Однако в авто – Вика разглядела в зеркале заднего вида – сидела вовсе не блондинка, а двое мужчин.

Девушка забеспокоилась. Ее преследуют? Но кто и зачем? Будь она трусливой барашкой, остановилась бы у первого гаишника и нажаловалась. Но Вика изучала экстремальное вождение. И спешила на свадьбу. Поэтому на следующем светофоре она снова пролетела на желтый. «БМВ» ее маневр не повторил – остался стоять на красном.

Вика успокоилась. Запела про «синий-синий иней», увлеклась, но когда выводила: «Ты, ветер, знаешь все!» – увидела: «БМВ» снова неподалеку.

А между тем из города уже выехали.

«Что им надо?» – окончательно разволновалась девушка.

Пока «бэшка» ничего не делала, просто сопровождала. Но Артем предупреждал: километров десять непосредственно до «Золотого лебедя» дорога абсолютно глухая, идет через лес.

И там – понимала Вика – может случиться что угодно.

Сейчас уже плевать на инструкторские наставления, чтобы никаких штрафов, – надо любой ценой удирать. В левом ряду неспешно катил «Линкольн», правый прочно заняла колонна грузовиков. Вилять до обочины Вика не стала – обогнала по встречке, через двойную сплошную. Втопила педаль газа в пол. На пару секунд показалось – «БМВ» ее потерял. Но едва почти на полной скорости, без моргалки свернула направо – увидела: черный монстр опять ее догоняет. И теперь – на глухой дороге, без свидетелей – едет куда наглее. Двое в бандитской машине ясно демонстрировали намерение прижать ее к обочине и остановить.

«А вот фиг вам», – пробормотала Вика.

Ладони вспотели. В школе экстремального вождения учили: если тебя выдавливают, подавай машину не от, а в сторону обидчика. И у него, скорее всего, не выдержат нервы.

Однако противник ей противостоял серьезный. В ответ на Викин выпад «БМВ» подал в сторону «Ауди» еще больше, снес левое зеркало и всем своим видом показал: он не отступится.

Любимую красавицу-машинку было отчаянно жалко, но иного выхода у девушки не оставалось. Она притворилась, что сдается. Сбавила скорость. Чуть пропустила наглеца вперед. А дальше, в сумасшедшем порыве, вдавила педаль газа в пол, крутанула руль – и ударила «бэшку» в правое заднее крыло.

На треке они учились таким образом сбивать машину с дороги. Но там рядом всегда сидел инструктор, учебные авто были оснащены специальной броней, и было совсем не страшно. А сейчас, когда преследователь потерял управление и со страшным грохотом врезался в дерево, у нее в груди все обмерло.

Зато путь был свободен.

Останавливаться Вика не стала. У нее, к счастью, видеорегистратор. Если дело дойдет до расследования, есть все доказательства: она просто защищалась.

Девушка выдохнула. Сбавила скорость. И в этот момент увидела: за ней в сумасшедшем для извилистой дороги темпе мчится такси.

– Ну, мужик, ты втянул! Кино, чистый цирк!

Таксист (хотя и на довольно древнем «Солярисе») оказался мастером. В лошадиных силах пусть уступал – но «БМВ» не упустил. Свернул вслед за обеими машинами на лесную дорогу. А когда «Ауди» умудрилась столкнуть преследователей, оторвал руки от руля, похлопал в ладоши:

– Браво, крошка!

Обернулся к пассажиру:

– Чего дальше?

«БМВ» не подавал признаков жизни. «Ауди» удалялась.

Юрий резко выдохнул. Ребром ладони рубанул таксиста по шее – и перехватил руль. Машина вильнула, но он смог удержать ее на дороге. Перевалился на водительское сиденье, прижал обмякшее тело шофера к двери, дотянулся до педали тормоза. Вдвоем в узком кресле отчаянно неудобно, но выбрасывать шофера из машины времени не было. Юрий дал по газам.

Деревья, небо, дорога – все в легком тумане. Руки дрожат. До проклятого «Лебедя» оставалась пара километров. Он юзом влетел в поворот, сел «Ауди» на хвост и отчаянно вдавил клаксон.

Сумасшедшее такси мало что гнало по узкой дороге на нереальной скорости и виляло, будто за рулем пьяный, так принялось еще и сигналить! Вика уже собралась вспомнить свой опыт на гоночных трассах и оторваться, но вдруг ей показалось, что прямо в спину смотрят такие родные, стального цвета глаза.

Прищурилась на зеркало заднего вида – и по спине потек ледяной пот. За рулем такси действительно отец и еще какой-то мужчина, прижатый к водительской двери. Что папа творит?!

Девушка включила моргалку, начала осторожно подавать вправо. Желтая машина – ей показалось – тоже сбавляет ход. Она плавно нажала на тормоз. Отец, несомненно, собрался повторить маневр и остановиться сразу за ней. Но то ли на тормоз надавил от души, то ли ошибся и по газам вдарил. Такси завертело, повело боком, машина завалилась в кювет и перевернулась.

Вика в ужасе вылетела из «Ауди».

«Что я натворила? Что он натворил?!»

Бросилась, утопая в лесной грязи, к папе.

Ломала ногти, пытаясь отодвинуть сработавшую подушку безопасности. Первое, что увидела, – смертельно бледное отцовское лицо и кровь у него на губах. И даже заплакать не смогла, настолько ей стало больно.

Приличные дамы в семь вечера заходят в супермаркет, а потом спешат домой – готовить ужин мужу или заливать соусом бальзамико салатные листья лично себе. Но я – в очках и с томом Достоевского на коленях – в данный момент строила из себя недотрогу на детской площадке. Не слишком гламурные особи по соседству хрустели чипсами, запивали пивасиком, матерились. Отчаянно хотелось есть и домой, но болтаться здесь придется минимум до полуночи.

Нет более нудного занятия, чем засада. Я околачивалась в незнакомом и несимпатичном мне дворе уже третий день. Возможно – только возможно! – мне удастся застать тут парня, который взял у друга миллион и не желал отдавать. Однако шансы на успех были крошечные. Достоверно мы знали лишь то, что здесь проживает родственница нашего фигуранта. Но навещает ли он ее и когда – заказчик понятия не имел.

Можно, короче, совсем прокиснуть. И с голоду умереть – запастись бутербродами я не догадалась.

Я закрыла книгу, зевнула.

– Иди, красавица, к нам! – позвали люмпены. – По-хорошему пока просим. А то на руках принесем!

Ведь не отстанут. Отправиться, что ли, в поквартирный обход? Хоть какая-то деятельность и минимальные шансы зацепиться за беглеца.

Но принять решение я не успела – зазвонил телефон.

«Вика-невеста», –значилось на определителе.

«Что ей опять надо?» – удивилась я.

Отошла подальше от пролетариев с пивом и нажала на «прием».

– Римма! Почему вы так долго трубку не брали?! – абонентка явно пребывала в истерике.

– Вика? Что у тебя опять? – не без раздражения спросила я.

И она, сквозь скрип, скрежет и помехи сотовой связи, заорала:

– Я отца своего убила, вот что!

Через сорок минут мы обе сидели в скверике перед больницей скорой помощи. Разговор с лечащим врачом пришиб даже меня. Викин папа находился в крайне тяжелом состоянии. Ушиб грудной клетки и сломанные ребра значились где-то в самом конце списка диагнозов. Перелом основания черепа, гематома в височно-теменной области и кома звучали куда печальнее. Суровый доктор – очень по-западному – обнадеживать не стал: «Увы, подобные травмы редко совместимы с жизнью». И в реанимацию не пустил – даже одним глазком взглянуть. Посоветовал:

– Идите, девочки, лучше в церковь и молитесь.

Моя заказчица находилась в крайней степени отчаяния. Слезы, видно, выплакала по дороге. Смотрела сухими глазами на дерево, нервно дрожащее листьями под порывами ветра. Повторяла:

– Что я наделала?! Как я могла?!

Я пока тоже никак не могла понять, что произошло. Вика производила впечатление сумасшедшей. Бессвязно бормотала: про олигарха, свадьбу, видение, что за ней сначала гнались бандиты на «БМВ», а потом отец на такси…

Лишь на короткий миг взяла себя в руки. Почти спокойным голосом попросила:

– Дайте ваш телефон.

Но аппарат не взяла, отмахнулась:

– Хотя нет. Позвоните сами. Девятьсот семь, три-три-три, сорок, сорок, Артем. Мой шеф. Скажите, что я не приеду.

Паша Синичкин обязательно бы пристал с вопросами: кто есть Артем и так далее. Но я пока еще больше секретарша, чем детектив, поэтому безропотно выполнила приказ.

Номер не отвечал.

Вика вздохнула:

– И хрен с ним. Еще маме надо как-то сказать. Она меня просто убьет. Хотя я вообще не виновата! Я моргалку включила! Показывала, что останавливаюсь!

Схватила меня за руку, зашептала яростно:

– Папа в «Скорой» в себя пришел, на пару секунд. Сказал, что он сам виноват. А мне велел в верхнем ящике его стола письмо найти и прочитать. Тогда я пойму, почему нельзя было ехать на свадьбу.

Вика жалобно взглянула на меня, попросила:

– Может, еще раз в реанимацию сходить? Денег врачу дать? Чтобы постарался? У меня с собой тысяч десять…

– Не возьмет он сейчас, – заверила я. – Потом дашь, когда дело на поправку пойдет.

Я начинала нервничать. Засада – официальная работа – накрылась. Вику жаль, но пока я видела проблему не для детективного агентства, а для адвоката. Отец девушки в пьяном виде нанес телесные повреждения таксисту, сел за руль, разбил чужую машину, покалечился сам… Уголовный кодекс я наизусть не знала, но лет на пять, похоже, тянуло.

Я глубоко вдохнула влажный вечерний воздух – из-за близости больницы казалось, что он пропитан формалином и хлоркой, – и выпалила:

– Вика! Чем конкретно я могу вам помочь?

Она снова хлюпнула носом. Отчаянно сжала кулаки – видно, пыталась таким образом взять себя в руки. И почти спокойно произнесла:

– Отец что-то скрывает от меня. Я давно это поняла. И сейчас мне нужна вся информация о нем. От того, почему он женился именно на маме, – до внятного объяснения,почему он так не хотел, чтобы я пела на этой свадьбе. И откуда вообще о ней узнал. Я хочу, чтобы вы взялись за это дело. Расходы (добавила не без гордости) меня теперь вообще не волнуют.

– Я должна обсудить это с шефом.

– Успеется, – Вика непринужденно вошла в роль заказчицы. – Давайте сначала письмо прочитаем.

Викиной мамы в квартире не обнаружилось – только следы ее поспешного бегства. (Видно, об аварии ей сообщили непосредственно врачи.) В коридоре не выключен свет, на полу разбросаны туфли, на тумбочке – пудреница с разбитым зеркальцем. Здесь же лежал Викин телефон – девушка мигом его схватила.

– Забыла? – невинным тоном поинтересовалась я.

Она поморщилась:

– Почти. На свадьбу, сказали, с мобильниками нельзя. Я еще дома вынула его из сумки. Хотела в карман пиджака переложить и в машине оставить. Но тут отец отвлек – и вылетело из головы. А возвращаться не стала.

Я плавно переместилась за ее плечо. Тридцать два пропущенных вызова. Все от мамы. От отца – ни единого.

Вика пробормотала:

– Странно. Последний исходящий – Артему. В шесть пятнадцать. Когдя я уже вышла. – Взглянула затравленно: – Папа, что ли? И Темыч ему трепанул про свадьбу?! Болван! Сейчас я ему выдам!

Дрожащей рукой набрала номер – на моем аппарате он уже имелся. Абонент долго не отвечал. Но Вика упорно слушала гудки – и дождалась.

Женский голос отозвался:

– Слушаю вас.

– Э… – растерялась Вика. – Я вообще-то Артему звоню…

– Вы ему родственница?

– Н-нет. Мы работаем вместе. А почему у вас его телефон?

– С Артемом произошел несчастный случай. Вы не подскажете, как связаться с кем-то из его близких?

– Я ему близкая! – вскипела Вика. – И этим вечером мывместе должны были быть! Что с ним случилось?

– Он получил травмы. Состояние средней тяжести.

– Как? Где?

– Я не имею права разглашать информацию посторонним.

– Я не посторонняя ему! Мы должны были встретиться сегодня вечером! Что вы темните?!

Но ее собеседница – я сразу разгадала в ней непрошибаемую полицейскую леди – предпочитала информацию получать, а не выдавать.

– Тут написано: «Вика-певица». А фамилия ваша как?

Нервы у клиентки не выдержали – шваркнула телефоном в стену. Звонок отключился, стекло пошло трещинами, но экран не погас. Моя заказчица сползла по стене коридора на пол, пробормотала:

– Вообще уже ничего не понимаю.

А вот я начала кое-что подозревать. Спросила:

– На чьей свадьбе ты должна была петь?

– Дочки олигарха Пищелева. Но в СМИ об этом нет, я проверяла.

Я опустилась на пол рядом с ней, быстренько открыла ленту. И первой же новостью увидела:

«Кровавой трагедией завершилось бракосочетание единственной дочери крупного бизнесмена Валерия Пищелева. В ресторане «Золотой лебедь», где проходило празднование бракосочетания, сработало взрывное устройство. Невеста и ее отец, которые в этот момент танцевали, скончались на месте. Есть и другие погибшие и раненые, их количество сейчас уточняется».

Вика, которая заглядывала мне через плечо, закрыла рот ладошкой. Прошептала:

– Папка! Вот оно что! Ты ведь знал! И зачем врал про видение?! Почему просто так не предупредил,нормально?!

Я нахмурилась. Пробормотала:

– Откуда непосвященный человек мог знать о теракте?

Боялась – сейчас начнется новая истерика. Но Вика тихо произнесла:

– Может, он как разпосвященный. Папа в Чечне служил. Потом на сверхсрочную остался. Там тогда война была. Стреляет как бог. И… в последний месяц… себя странно вел. Обычно все время дома сидит. Ну, или в магазин за водкой. А тут несколько раз исчезал. Надолго, часов на пять. Куда ходил – не признавался. Даже мама не знала…

Жалобно вскинула на меня больные, заплаканные глаза. Зашептала:

– Отец сам говорил: убивать можно. Тех, кто заслуживает. Но эта невеста… Артем сказал, ей девятнадцать, как мне… Нет. На такое папа бы не пошел.

Мой жизненный опыт тоже подсказывал: порядочные и пьющие могут придумать изящное, в духе Остапа Бендера, мошенничество. Совершить убийство в состоянии аффекта или по неосторожности. Но взрыв на свадьбе, смерть юной и вряд ли замешанной в криминале невесты даже по меркам преступников – изрядная мерзость. Юрий с его красивыми и грустными глазами никак не связывался у меня в голове с подобной низостью. Или я ничего не понимаю в мужчинах.

– Надо узнать, что с Артемом, – растерянно сказала Вика.

– Он тебе просто начальник? Или кто-то ближе?

– Ну, он меня как бы в люди вывел…

– Тогда узнаем. Обязательно. Но позже. А сейчас – тащи письмо, – распорядилась я.

Девушка – она продолжала сидеть на полу – не двинулась с места. Попросила:

– Принесите сами, а? Мне что-то… нехорошо.

Выглядела действительно бледной. Но я решила: молодая еще и здоровая. Ее вегетососудистая дистония – не та болезнь, когда надо вызывать «Скорую». Письмо важнее.

Паша, правда, никогда мне не разрешал входить в чужую комнатуодной (немало известно историй, когда клиент в дальнейшем заявляет, что у него оттуда деньги или золото пропали). Но я сочла, что Вика в ее нынешнем состоянии вряд ли способна на подставу.

Зашла в кабинет, открыла верхний ящик стола. Полный хаос: счета, ручки, скрепки, визитки, странички из блокнотов. Однако на самом дне действительно оказался конверт. Я немедленно вернулась в коридор и протянула его Вике. Девушка жадно бросилась доставать содержимое, но я остановила мою клиентку. Что-то сразу резануло глаз, да и Паша учил, чтообложка иногда может рассказать даже больше, чем содержимое.

– Давайте не будем торопиться, – я включила тон профессионала, и молодая певица послушно отдернула руку.

«Надеть бы перчатки», – запоздало подумала я. Но своих в летний день у меня не имелось, а просить у хозяйки показалось несолидно. Будем надеяться, дело в содержании, а не в отпечатках.

Перво-наперво я рассмотрела марку. Не слишком красивый ряд современных домов. Внизу крошечными буквами подпись: «Прага. Квартал Смихов».

В столице Чехии я бывала не раз. Про Смихов что-то слышала, но никогда туда не заходила. Ладно, бог с ним.

Почтовый штемпель размазан. Цифры месяца совсем неразборчивы, год, сколько я ни приглядывалась, упорно казался мне 2028-м. Ошиблись, или просто цифра размазалась.

Я перевернула конверт. Штамп российской почты выглядел аккуратней. Но и тут стояло: 23 июля 2028 года. Что за ерунда? Я жадно вгляделась в адрес отправителя:

Лечебница Дарков, Карвина-Дарков, Моравосилезский край, Чехия. Виктория Юнкер.

Впору достать платок и протереть глаза.

Клиентка, по счастью, никаких странностей не замечала. Стояла рядом, подпрыгивала от нетерпения:

– Ну что там, что?

Я аккуратно раскрыла конверт.

Оттуда выпали письмо и фотография. Девушка, конечно, первым делом схватила ее. В ужасе пару секунд разглядывала. Потом схватилась за горло, бросилась прочь. Я услышала: ее рвет. Кажется, и до ванной комнаты добежать не успела.

Что там такое?

Я подняла фото, упавшее лицевой стороной вниз.

Из инвалидной коляски на меня смотрела усталая, иссохшая женщина. Потухшие глаза, правый рукав пуст. Ноги – даже под пледом видно – тонкие, как плети. Волосы наполовину седые, глаза в сетке морщин. На вид – давно плюнувшая на себя старуха. Однако это, несомненно, была Вика. Только гораздо старше. И ужасно измученная. Хотя даже в 2028 году ей и тридцати лет не будет. Что за глупые, сволочные игры?

Я не стала ждать, пока клиентка ко мне присоединится. Вынула и развернула письмо. Почерк неверный, дрожащий:

«Привет, папа! Хоть ты и обещал, что у меня получится, но я так и не научилась толком писать левой рукой. В остальном все нормально, насколько может быть в моем положении. Доктора продолжают мучить процедурами. Но я-то понимаю: если перебит позвоночник, вылечить паралич невозможно. В бассейне, правда, находиться приятно. Иногда я закрываю глаза и представляю, что снова здоровая и молодая, плаваю в море, а вечером наряжусь в красивое платье и пойду пить коктейли и танцевать. Пробуждаться от фантазий и снова видеть свое жалкое тело всегда очень больно.

Ты спрашиваешь, почему я не хочу больше петь. Доктора тоже удивляются. Ведь пение – одно из немногого, что я еще могу. Но после той проклятой свадьбы, после того, как Пищелев попросил меня исполнить – лично для него – битловское «Let It be», а буквально через секунду после этого раздался взрыв, я поняла, что даже просто звуки музыки постоянно напоминают мне об ужасе и боли. Здесь есть тематические вечера, приезжают с концертами местные коллективы, но я никогда не принимаю участия в этих активностях. Я ненавижу музыку. Ведь это она привела меня сюда.

Понимаю, что ты расстроишься, но я как-то обещала никогда тебя не обманывать. Не буду и сейчас. Если честно, больше всего на свете мне сейчас хотелось бы умереть. Какой смысл стареть в богадельне, без ног, среди инвалидов и без малейших перспектив?

Извини, если расстроила тебя. Но притворяться счастливой и веселой я не могу.

Пищелеву с дочкой хорошо, они мертвы и, возможно, даже в раю. А мне еще неизвестно, сколько страдать.

Я понимаю, что поездки обходятся дорого, но ты все-таки навещай меня почаще.

Певица вернулась в коридор с видом бледным и самым решительным. Снова садиться на пол не стала. Строго посмотрела на меня, произнесла:

– Я хочу знать,чья это глупая шутка. И почему отец в нее поверил. Только не надо мне говорить про алкогольную деменцию и прочий бред. Да, он пил. Иногда вел себя странно. Но верить в письма из будущего не стал бы однозначно.

Я медленно произнесла:

– Однако шутка исполнена очень профессионально. Штемпели на конверте – две тысячи двадцать восьмого года, от обеих стран. Квартал Смихов на картинке – я вспомнила – только в этом году начал строиться. На месте бывшего железнодорожного вокзала в Праге. И фотография… м-мм… отфотошоплена мастерски. Обычный любитель не справится. Думаю, кто-то хотел предупредить твоего отца, что на свадьбе произойдет взрыв. И, непонятно почему, выбрал столь оригинальный способ. Даже не оригинальный – просто бредовый.

– Но почему папа просто не сказал: «Я знаю, что на свадьбе будет взрыв, ни в коем случае туда не езжай»? – всхлипнула Вика. – Я бы тогда, конечно, не поехала.

– Боялся выдать сообщника. Или что ты не поверишь, – предположила я.

– Я и не поверила.

– Похоже, он это понял, – кивнула я. – Говоришь, тебя «БМВ» преследовал? С бандитами? Это понадежнее, чем письмо.

– Вы хотите сказать – их папа нанял?! – взвилась Вика.

– Не знаю пока.

– Никогда бы он такого не сделал! Он меня, наоборот, защитить хотел!

И заревела.

А я отчетливо поняла: сколько ни строю из себя самостоятельную даму-детектива, но без милого Пашеньки мне никак не справиться. Все-таки, наверное, он – Шерлок Холмс. А я – всего лишь доктор Ватсон.

Паша ненавидит, когда я принимаюсь действовать самостоятельно.

Однако рассказ о вчерашней одиссее выслушал с неприкрытым интересом. Не пенял, что я самовольно покинула место засады. И по поводу стенаний об отсутствии перчаток отмахнулся:

– Забей. Если письмо через почту прошло, отпечатки все равно не установить.

– Через почту? В 2028 году? – лукаво улыбнулась я.

Паша не смутился:

– Все равно на конверте только пальцы отца. Нормальные люди подобное отправляют в перчатках.

– Но кто это сделал?! – Я ломала голову всю ночь и запуталась окончательно. – И почему письмом не удовлетворились – отправили в погоню еще и «БМВ»?

Паша пожал плечами:

– Недостаточно вводных.

И пообещал:

– Пробью теракт по своим каналам. А ты пока в открытых источниках посмотри.

Я вздохнула:

– Весь Интернет уже облазила. Информации крайне мало. Гости молчат, будто у них Инстаграмов нет. Знаю только, что Пищелев в момент взрыва танцевал с дочкой. Свадебная традиция – отец как бы передает ее мужу. Играла в этот момент – внимание! – битловская «Let It be». Только в инструментальном исполнении – певица-то не явилась.

– Значит, автор письма знал не только на кого нацелен взрыв, но и момент, когда он произойдет, – задумчиво констатировал Павел Сергеевич.

– Тогда это скорее исполнитель, – предположила я.

– А я бы поставил на заказчика. С тараканами в голове. Пожелал, чтобы враг погиб вместе с любимой дочкой, да еще под философскую фразу: «Да будет так». Очень эффектно, если с позиции маньяка рассуждать.

– Но заказчик почему-то не хотел, чтобы Вика тоже погибла. Может, это друг ее отца? Или… или сам отец?!

– Тогда бы он просто запер ее в доме. К тому же откуда тогда взялось письмо? Его явно долго и тщательно готовили. И предназначалось оно, несомненно, Юрию.

– Может, пойдем от печки? – робко предложила я. – Вика просила узнать про папу абсолютно все. Начиная с момента, как он с ее мамой познакомился…

– Иди. Занимайся, – охотно отослал меня Павел.

Я еще дверь не успела закрыть, как услышала – он успел набрать номер и кого-то спрашивает:

– Ты в курсе, что вчера в «Золотом лебеде» стряслось?

Я вернулась в предбанник. На любимые аксессуары для отдохновения – пилку и лаки для ногтей – даже не взглянула. Стала набрасывать план, по каким еще базам пробивать Викиных родителей, с кем из их родственников-сослуживцев-знакомых имеет смысл пообщаться.

Отвлеклась от интеллектуальной работы буквально на минуту – позвонить в больницу скорой помощи.

Справочная служба против ожиданий отозвалась мгновенно.

– Скажите, пожалуйста, как самочувствие Юрия Юнкера, он вчера в реанимацию поступил, – протараторила я и приготовилась ждать шелеста страниц или кликанья по клавишам компьютера.

Однако никаких звуков не последовало. Дама на другом конце провода мягко спросила:

– А вы кто ему будете?

– Коллега.

Женщина вздохнула и с дежурным сочувствием произнесла: