Быстрая и шустрая

Глаза у Димы снова наполнились слезами.

– Героин? – в ужасе спросила Женя.

– Да, – глухо ответил Бритвин.

Опять повисла пауза. Тихо было на кухне, и весь семнадцатиэтажный дом безмятежно молчал… И тихо было во дворе – как бывает тихо только зимней ночью, когда полуметровый снег скрадывает все звуки.

Бритвин вдруг глянул на наручные часы:

– Ого. Уже полвторого. Пожалуй, я поеду.

– Подожди, – требовательно сказала Женя. – А что было дальше?

– Дальше? – пожал плечами Дмитрий. – А что могло быть дальше?.. – Он нахмурился. Рассказ, очевидно, давался ему все с большим трудом. – Ну, уговорили мы ее: детонька, надо лечиться. И она – согласилась. Горячо так, сама говорила: да, конечно, обязательно надо лечиться… Ну, положили мы ее в клинику… Дорогая клиника, хорошая… Вот… Нас к ней даже не пускали… Кровь ей там меняли, кололи что-то, чтоб ломки купировать… В институте оформили мы ей «академку». Потом ее выписали. Врачиха мне сказала – хорошая была женщина, душевная: физическую тягу мы ей, говорит, сняли, а вот психическая – осталась… И останется – надолго… И поэтому, сказала она, надо, чтобы с Веркой все время кто-то был. Кормить ее надо вкусно… Развлекать, говорит, надо: кино, театры, выставки… Чтоб забывалась она… Съездить с ней куда-нибудь за границу, если можете себе позволить… Ну, я отправил их с мамой в Италию на месяц.

Женя слушала молча. Ей было жаль Бритвина, несчастную его дочку, его маму… Всех… И себя – почему-то тоже… Дима перевел дыхание, тяжело вздохнул, продолжил рассказ:

– Потом они вернулись из Италии, все хорошо шло… Верка вроде поправилась, даже улыбаться стала… Все время кто-то рядом с ней был: то мама, то я… А потом однажды ночью мать просыпается – от телефонного звонка. Пока проснулась, вскочила – а Верки уже и нет… И триста долларов, что я давал им, из маминого тайничка пропали… Вот…

Снова тягостная пауза.

– И вернулась она – через четыре дня… И по роже видно: кололась она, сволочь, кололась!.. А сама плачет: «Папа, бабуля, это последний раз, я не сдержалась, но теперь все – я в завязке, в полной!..»

На глаза у Бритвина снова навернулись слезы.

Он резко вскочил, не вполне владея собой, пробормотал: «Где у тебя тут ванная?» (словно однажды и не заходил туда без спроса). Не дождавшись ответа Жени, едва не опрокинул стул, бросился в сторону туалетной комнаты.

Женя вздохнула. Встала, подошла к окну. За стеклом медленно, беззвучно падали хлопья крупного снега. Молчаливый, свежезабеленный квадрат двора равнодушно освещался ртутным фонарем. На припаркованных машинах лежал молодой снег. В доме напротив горело с десяток бессонных окон.

В голове у Жени беспорядочно мелькали мысли: «Как же они будут дальше… Как им жить – с таким горем-то… Почему ж он исповедуется мне? Притягиваю я, что ли, всякие несчастья? И несчастных? Что мне теперь с ним делать, с этим Димой?.. Скоро два часа ночи… Завтра нам на работу…»

Бритвина долго не было. Сначала в ванной шумела вода. Потом там щелкнула зажигалка. Затем все стихло.

Женя машинально спрятала в холодильник почти допитую бутылку водки и слегка початую бутыль мартини. Задумчиво съела пару маслин, затем немного «оливье». Снова подошла к окну. От торжественно падающего снега веяло вселенским равнодушием.

Молчаливая ванная вдруг забеспокоила Женю.

«Что он там делает? Спит?.. А, может, тоже решил уколоться?..»

– Бритвин, ты живой? – насколько могла бодро крикнула она.

– Да, – отозвался через дверь почти трезвый голос. – Все в порядке. – А затем, через паузу: – Иди сюда.

– Зачем? – крикнула она.

– Иди. Пожалуйста.

«О, господи, сейчас начнет приставать. Решил, что настал подходящий момент, чтобы я его пожалела».

– Давай лучше ты выходи. Уже поздно. Завтра на работу.

– Зайди. Пожалуйста, – через дверь проговорил Бритвин. – Я тебе еще не все рассказал… Да не бойся ты, черт возьми!.. Я одет. И не собираюсь на тебя бросаться.

Женя открыла дверь и заглянула в свой совмещенный санузел. Бритвин, в брюках и расстегнутой на три верхних пуговицы рубашке, сидел на краешке ванны и курил. Пиджак его висел поверх Жениного махрового халата. Волосы и лицо Бритвина были мокрыми.

– Заходи-заходи, – безжизненным голосом позвал он. – Будет интересно.

– Что – интересно? – сухо осведомилась она.

Бритвин протянул руку и на полную мощность включил воду.

– Рассказ будет интересный, – проговорил он сквозь шум воды. Она понимала его скорее по движению губ. – Я тебе еще не все рассказал.

Женя секунду поколебалась и вошла внутрь.

– Садись. – Бритвин радушно (словно распоряжался в собственной гостиной) похлопал по поверхности старинной стиральной машины «Эврика-86». Женя послушно уселась.

– Не знаю, стоит ли тебе рассказывать… – проговорил он. – Ну, да ведь это я тебя во все втравил. Надо, чтоб ты знала…

Голос его едва слышался из-за текущей воды.

– Да заткни ты кран! – досадливо сказала она.

Бритвин поднес палец к губам, прошептал: «Нельзя…»

«Свихнулся… – почему-то отстраненно подумала Женя. – Крыша у него поехала… От алкоголизма и переживаний…»

– Знаешь ли ты, моя дорогая, – сказал Бритвин, последний раз затягиваясь и швыряя окурок в раковину, – чем на самом деле занимается наше агентство?

Женя пожала плечами.

«Точно – свихнулся. Что за загадочность? Что за мания преследования? Скорей бы его выставить…»

– Агентство наше, – продолжал Дмитрий, – «Глобус» наш родименький, занимается очень, очень нехорошими делами. Я недавно об этом догадался… Сначала не поверил… Но потом стать думать – и все сошлось. Все, все сошлось… К тому же я документец любопытненький у Хилого Босса углядел. Тогда точно все стало ясно.

Женя сидела безучастно, смотрела в стену ванной – штукатурка кое-где облупилась. Она старалась особо не вслушиваться в слова Бритвина. Они походили на пьяный бред…

– Агентство наше, – продолжал шептать сквозь шум воды Дима, подвигаясь к ее плечу ближе, – создано для того и занимается тем… Нет, – вдруг оборвал он сам себя. – Не буду говорить… Не стоит. Так будет лучше: и для тебя, и для меня…

– Ладно, Бритвин, – досадливо воскликнула Женя. – Сказал «а» – говори уж и «бэ»!..

– Тш-ш-ш, – Дима снова поднес палец к губам и опять стал похож на сумасшедшего. – Не надо кричать.

– Да что ты думаешь – нас подслушивают, что ли?

– Очень, очень может быть, – серьезно кивнул Бритвин.

– Кто же? ФСБ? ЦРУ? Инопланетяне?

– Наши собственные боссы. Или те, на кого они работают.

– На кого же они работают?

– Не знаю. Но могу сказать определенно, на кого работаем мы. Мы с тобой.

– На кого же, кроме Хилого Босса?

– На наркомафию.

– На кого?!

«Нет, Бритвин точно повредился в уме – из-за своей дочки. Еще бы: такие переживания. Теперь ему наркотики мерещатся везде и всюду».

– На кого слышала. А если мне не веришь, попробуй сама вспомнить, на каких клиентов ты работала в последнее время. Кого «пиарила». Что пропагандировала… Давай вспоминай…

Женя сидела молча, прямо, не глядя на несчастного Бритвина. Шумела вода.

– Конкурс молодежных рассказов – раз. Помнишь, кто там победил? И кто там был в жюри?

Женя вспомнила не слишком адекватного писателя Песочина в черных очках; вспомнила, что за тексты они отобрали в «шорт-лист»… Этакие чудеса в перьях с мозгами набекрень… Мрачные, полные галлюцинаций рассказы, бэкграундом к которым шли то «марки», то кокаин, то «грибы».

– Но это стиль сейчас такой московский, – пробормотала Женя. – Ты же сам мне говорил…

– Да, стиль… Но Дубов знал, кого брать в жюри… Чтобы победили именно те, кто ему нужен. А теперь те мальчики и девочки – победители! – утвердятся в жизни, в профессии… В наркотиках… Издадут книжки, напечатаются в журналах, станут получать бабки – и начнут другим мальчишам и девицам головы морочить.

– Извини, Дима, – покачала головой Женя, – но, по-моему, тебе теперь всюду наркотики мерещатся.

– Да?! – перекрикнул воду Бритвин. – Шиш тебе! А та группа – «Пополамы»? А ты знаешь, что Дубов велел сделать с твоим пресс-релизом?! Он настоял, чтобы там появились слова, что они, ребятки-музыканты, дескать, кололись – а потом «соскочили». Но ты же прекрасно знаешь, что ниоткуда они не соскакивали! Потому что никогда ни на чем не сидели!.. И хотели они идти по жизни с ясным сознанием и трезвой головой. «Разве что пивка, мол, можно выпить чуть-чуть…» А продюсер их, и наш Дубов убедили «Пополамов» – да что там убедили, заставили! – чтобы они говорили все наоборот… Что пробовали они и курить, и колоться… «Наркотики – это, мол, фигня… Захочу – начну… Захочу – брошу…»

Женя замотала головой, зажала уши руками.

– Не верю, не верю… – пробормотала она.

– Не веришь! – усмехнулся Бритвин. – Не веришь!.. А ты не знаешь о кино, что «Глобус» взялся продюсировать? Не знаешь? «Картечь» называется… Начинается со случайной перестрелки на автомойке… Два симпатичных героя – он и она… В руки им попадает чемодан, набитый странным порошком… Потом герой и героиня решили пригласить знакомого наркомана, чтоб тот порошок продегустировал… Забавный такой наркоман: веселый, милый, симпатичный… Они пробуют порошок, все вместе, втроем, улетают… Это тебе завязка… И понеслось! Дальше – все, что связано с дурью, будет так вкусно снято. Это – что тебе? Не косвенная реклама наркотиков, что ли?

– Но это же киношный стиль, – неуверенно попробовала защититься Женя. – Сейчас так модно… Вроде «Криминального чтива»… Или «Transpotting»…

– Да что ты заладила: «Модно, модно…» А откуда ты знаешь: на чьи деньги тот же «Transpotting» снимали? Может, в него тоже тамошние наркобароны вложились?

– Хватит, Бритвин! – сердито сказала Женя и вскочила со стиральной машины. – Не хочу даже слушать!

– Я понимаю… – пробормотал Дмитрий. – Слышать – неприятно… Но ты сядь, сядь… Я еще не все рассказал…

Он с силой схватил ее за руку и потянул: садись, мол! Вода по-прежнему шумела. Женя сердито вырвала руку – однако послушалась, уселась…

– Знаешь, – зашептал Бритвин, и его голос был едва различим за шумом воды, – я однажды, чисто случайно, у Хилого Босса на столе одну бумагу видел. Знаешь, чего там было написано… Правда, Дубов эту бумажку быстренько прикрыл… Но там говорилось… – Дима полуприкрыл глаза и принялся шпарить как по писаному – «…Основная задача агентства состоит в том, чтобы убедить потенциального российского потребителя – в основном продвинутую, высокоинтеллектуальную молодежь, – чтотовар не является чем-то опасным, криминальным, запретным. Напротив, наша задача видится в том, чтобы создать образ товара как продукта, во-первых, безопасного; во-вторых, модного; в-третьих, положительно влияющего на интеллектуальные, физические и половые кондиции молодого человека…»

– Но ведь это… Это может быть о чем угодно… – прошептала Женя. – О табаке… О водке… О коле…

– Да? А много ты видела, чтоб мы табак рекламировали? Или – спиртное? А потом, как ты думаешь, за что тебе такие бабки платят? Ну, и мне – тоже… Где мы еще такую зарплату найдем?.. И из каких, думаешь, шишей нам столько платят?.. Тебе – три штуки «зеленых», мне – пять, главбуху – вообще восемь… Думаешь, агентство наше так много зарабатывает, чтобы нам столько платить? Что, мы на музыкантах этих много наварим?.. На конкурсе литературном?.. На фильме?.. Да у нас в балансе был бы сплошной минус – если б нас все время не подпитывали. – Бритвин усмехнулся и продолжил: – Если б «Глобус» не снабжали деньгами – мы б вообще давно разорились! Как ты думаешь, чьи это бабки? Откуда они к нам текут? Не веришь мне – спроси главбуха, Федора Степаныча… Он, по-моему, к тебе нежные чувства питает…

Дима наклонялся к ней все ближе, она чувствовала запах перегара. Отстранялась от него все дальше – но совсем отодвинуться от Бритвина мешала стена.

– Ну, хорошо… – досадливо сказала Женя. – Допустим, ты меня убедил… И что теперь? Что дальше?

– А ничего, – пожал он плечами. – Предупредил тебя – значит, вооружил. Ты же должна знать, во что я тебя втравил.

– Ну, положим, теперь – знаю… И что?

– А ничего. Ты же хотела покорить Москву – ну, вот и покоряй. Хорошая работа, высокая зарплата… Что еще нужно молодой «бизнесвумен»! Только потом, когда все откроется, – а рано или поздно все откроется! – тебя вряд ли куда-нибудь возьмут в другое место… Вхорошее место… Мир наш, рекламный, маленький… Будем мы все изгнанниками… Неприкасаемыми… Пальцами будут на нас показывать: «А, это те самые, что на наркомафию работали!» Придется тебе в свои Тетюши – или как там твой городок зовут? – возвращаться с позором. И работать там в районной газетке… На тысячу рублей в месяц…

– Ну, ладно, Дима, хватит! – Женя рассерженно вскочила. Бритвин ударил ее по самому больному месту. Возвращения назад, в К., Женя боялась больше всего на свете.

– А знаешь, моя дорогая, – заявил Бритвин, – у меня есть план… По-моему, хороший план… Хочешь послушать?

– Ой, хватит. Ты и так уже столько всего наговорил…

– Нет-нет! Ты послушай, послушай!.. Сядь и слушай, кому сказал!

И опять Женя подчинилась. Мужчины, когда возвышали голос или приказывали, имели над ней странную власть.

Жене вдруг стало муторно. Возникло ощущение, словно она находится внутри странного сна. Или в романе Кафки…

Облупленная ванная, мужской пиджак висит поверх ее махрового халата… Шумит, шумит проклятая вода из крана… И чужой мужчина рассказывает ей свой бред. Свой сон.

– Знаешь, что я думаю, – Бритвин снизил голос до явственного шепота, подмигнул ей заговорщицки, – думаю я пойти к Хилому Боссу и сказать: «Я все знаю, господин Дубов… Я все знаю – и буду молчать… Но мое молчание, – скажу я, – будет вам, Дубов, дорого стоить… Отстегните, – скажу я, – мне пятьдесят тысяч «зеленых»… И я выхожу из игры… Я буду молчать как рыба… А если не заплатите, я вас, господин Дубов, и ваше замечательное агентство ославлю по всем газетам… И подам на вас заявление в МУР… И в прокуратуру…»

Женя скептически скривила рот.

– И он – заплатит! – закричал Бритвин. – Заплатит, никуда не денется! И я возьму маму и Верку, и уедем мы в Швейцарию… Верку определим в клинику… Я сам, лично, не буду отходить от нее ни на шаг… Я ее вылечу… Я ее должен вылечить.

– Не делай этого, Бритвин! – жестко сказала Женя. – Если, допустим, все так, как ты говоришь… Ты что, не знаешь, сколько стоит убить человека? Обычного, как ты? Десять тысяч. Не больше… Да они убьют тебя!.. Если ты конечно, прав и «Глобус» действительно работает на наркомафию.

– Я же хитрый, Жека… – протянул вдруг Бритвин. – Я хи-итрый… Я Дубову скажу: у меня есть страховка… На случай моей смерти… Я оставил письма… Они лежат в надежном месте… И если меня убьют – они уйдут по адресам… По всем заинтересованным в раскрутке этой истории адресам… И вот оно, письмо, туточки!

Бритвин привстал с ванны, снял с крючка свой пиджак, достал из внутреннего кармана письмо. Повесил пиджак обратно. Помахал помятым конвертом.

– Возьмешь его, Марченко, а? Возьмешь – на всякий случай? Для моей страховки? А я с тобой деньгами поделюсь…

– Нет, – жестко сказала Женя. – Не возьму.

– Почему? – сузил глаза Бритвин. – Боишься?

– Не возьму – потому что идти я тебе ни к кому категорически не советую. Потому что выглядеть ты будешь – извини, идиотом. А история твоя – полным бредом. И ни одного доказательства, кроме твоего «бла-бла-бла», у тебя нет. И Дубов тебе просто скажет (извини, конечно): «Пошел вон, дурак!» И правильно сделает. И вышвырнет тебя с работы… И на что тогда ты будешь свою дочку лечить?

– Не веришь, значит? – с пьяной обидчивостью спросил Бритвин.

– Не верю, – твердо сказала Женя.

– Ладно, все. Пошли тогда.

Бритвин сунул смятый конверт обратно в пиджак, завернул шумящий кран, распахнул дверь ванной. По-хозяйски вышел первым. Прошагал, не дожидаясь ее, на кухню.

Женя покорно потащилась следом.

«Может, он прав? – подумала она. – Довольно складно у него все получается… Конкурс рассказов… Рок-певец… Фильм… Может, «Глобус» действительно занимается пропагандой наркотиков? Неужели такое возможно?.. Неужто наркомафия может работать с такой наглостью?.. Никого не боясь?.. Да нет… Чушь, чушь и чушь! Бритвин просто бредит… Никаких доказательств у него нет… Просто фантазии… А наркотики ему теперь из-за дочки чудятся всюду… Бредит он… Напился и бредит…

А может, он меня просто проверяет? Зачем?.. И для кого?..

Или он просто перебрал – и, как все мужики, надувает щеки? Хочет порисоваться? Показаться важней, чем он есть на самом деле? Я, мол, крутой: на наркомафию работаю? Ну, тогда он просто козел… Ох, как спать хочется…»

– А что, водяры больше нет? – недоверчиво спросил Бритвин.

Вернувшись на кухню, он снова превратился в привычного Диму – балованного, слегка веселого, чуть хамоватого – типичного топ-менеджера рекламного агентства.

– Слушай, Дима, извини, а не пора ли тебе? Уже без десяти три… Завтра на работу…

– Выгоняешь? – обиженно вперился в нее глазами Бритвин.

Она отвела взгляд, но твердо сказала:

– Выгоняю.

Бритвин скривился, расстроенно оттопырил губу. Сердито побарабанил пальцами по столешнице.

«Не дай бог – начнет сейчас приставать… – мелькнуло у Жени. – Как будет некстати… И противно…»

Наконец, Дима решительно сказал:

– Ладно. Давай с тобой, Марченко, выпьем на посошок – и я потащусь. Доставай мою водку.

Женя незаметно облегченно вздохнула, достала из холодильника водку.

Бритвин взял бутылку, плеснул в бокал ей, налил себе.

– Ну, давай, Марченко: чтоб у нас все было, а нам с тобой за это – ничего не было.

Он чокнулся с ее бокалом и единым духом, не дожидаясь Жени, выпил.

Выдохнул. Скривился. Пробормотал:

– Ну, ладно. Надо идти?

– Надо, – твердо ответила Женя.

– Остаться нельзя?

– Лучше не надо.

– Ну ладно… Я же обещал без херрасмента – значит, без херрасмента… А то ты на меня еще в суд подашь… Приеду домой, подрочу…

Женя поморщилась. Бритвин махнул рукой и решительно пошел в прихожую. Стал натягивать дубленку.

– Ты на машине? – спросила Женя.

– Нет, на вертолете, – зло ответил он.

– Отдай мне ключи, – приказала она. – Поедешь на такси.

– Фигушки тебе. Я за руль в первый раз сел, когда ты еще на горшок ходила.

– Отдай ключи от машины. Завтра вечером вернешься, заберешь свою тачку.

– Хрен тебе. Я осторожно. А если вдруг ГАИ – мы его купим.

– На машине ты не поедешь. Отдавай мне ключи.

– Не поеду на машине – значит, останусь?

– Оставайся – я постелю тебе на раскладушке. На кухне. Давай ключи. Тебе нужны деньги на такси?

– Какая же ты настырная, Марченко!.. – скривился Бритвин и достал из кармана дубленки ключи от машины.

Женя протянула за ними руку. Он поднял руку с ключами, словно играл в «собачки». Она шагнула за ними – и оказалась в его объятиях. Бритвин облапил ее обеими руками, лез к губам, кололся бородой, сопел, обдавал перегарным дыханием. Женя с силой толкнула его кулачками в грудь. Он отшатнулся. Женя отошла на три шага.

– Вот ты как… – Лицо Бритвина исказила пьяная, злобная гримаса. – Ну и сиди тут!.. Вот тебе мои ключи!.. – Дима швырнул связку на туалетный столик – она зазвенела среди флаконов с духами и дезодорантами. Бритвин повернулся к двери, сделал шаг. Затем полуобернулся и сказал:

– И забудь, Марченко, все, что я тебе тут говорил. Все – вранье! Ничего не было! Ни с дочкой, ни с «Глобусом»! А если станешь трепаться – убью!

Бритвин сам открыл замок, распахнул дверь. Обернулся на прощанье:

– Гуд бай, Марченко! До завтра! Спасибо за теплый прием!

И так шандарахнул дверью, что упала пара кусочков штукатурки.

Женя устало выдохнула. Слава богу. Ушел.

Десять минут четвертого. Завтра на работу.

«Слабый, хлипкий человек. Зачем он меня мучил полночи?!»

Женя подошла к окну, выглянула. Вот Бритвин вышел из подъезда. Постоял, покрутил головой. Закурил. Потом решительно двинулся в сторону улицы.

«Слава богу, я отняла у него ключи… Как же все-таки трудно с пьяными… Ничего убирать не буду, посуду мыть не стану», – решила она. Прошла в комнату, разобрала постель.

Разделась. Нацепила любимую пижамку. Завела будильник. Думать ни о чем не хотелось. Спать оставалось меньше четырех часов.

Едва она устроилась в постели поудобнее, как тут же провалилась в сон.

Ночью ей опять снились кошмары.