Марина удачно начала разговор, похвалив акварели Полонского, висевшие прямо перед ее глазами стене.
– Удивительно, как эта улочка напоминает Питер. Не думала, что в Новосибирске есть такие старинные дома.
– А это и есть Ленинград. А вон там – узнаете? – он кивнул головой, и Марина оглянулась на другие акварели.
– Это, конечно, не спутаешь – Медный всадник, Аничков мост, Исааакий. А эти цветы…
– Что – цветы?
– Тоже – здорово, но они совершенно в другом стиле. Знаете, у нас возле метро «Бауманская» в Гороховском переулке есть Школа акварелистов. Я там была на выставке Андрияки. Очень похоже.
– Да что вы говорите! Правда, похоже? – со странным выражением спросил Аркадий Константинович и вдруг громко и весело расхохотался. – Это и есть Андрияки. А у вас хороший глаз, Марина Николаевна, и вкус есть. Ваша семья имеет какое-то отношение к искусству?
– Нет, мама – врач, папа – инженер-строитель. Но меня часто водили на выставки, и я занималась в изостудии. Правда, я потом бросила рисование из-за нехватки времени. Мне действительно понравились картины Игоря Казанцева, жаль, что не успела встретиться с ним. Но вы мне расскажете о нем?
– Дина хорошо отзывалась о вашей профессиональной этике и Вашем журнале. В наш век – это редкость. Журналисты «ради красного словца не жалеют мать-отца». Иногда читаешь и думаешь: «Мир сошел с ума». Вы хотите написать о Казанцеве? Что ж, Дина попросила, я не могу ей отказать. Итак, записывайте. (Марина поставила диктофон на стол и нажала кнопку).
«Как я познакомился с Игорем Казанцевым. Была поздняя осень: слякоть, не то дождь, не то снег, промозглый ветер. Вечером я возвращался домой. В выходе из метро – парнишка стоит с картиной. Курточка на нем была легкая, не по погоде, но я сначала обратил внимание на руки – красные, как у гуся, и без перчаток. Помню, подумал: «Нельзя тебе без перчаток, испортишь руки». На картине – натюрморт: ломтики лимона, вино, рыбка. Сырая картина, мастерства не хватает, видно, что самоучка писал, но как смотрится! Я остановился, просил он за неё гроши. Я купил, не раздумывая. Поговорил с парнишкой. Он в каком-то НИИ работал после института. Когда-то немного учился рисованию в детской студии. Оставил я ему свои телефоны, помощь обещал, если он надумает учиться. Дома поставил картину на свет, не помню, сколько времени сидел в оцепенении. Ругал себя, что не взял его адреса, успокоиться не мог! Столько бездарей учим, тянем, тянем их, а толку нет. А здесь – самородок. Неделю места себе не находил, пока Игорь не позвонил. Устроил его в наше художественное училище. Учился он по индивидуальной программе. Жить ему негде было: он же уволился с работы, и его выселили из общежития. Немного пожил у нас, а потом стал снимать квартиру: картины его стали хорошо продаваться.
Меня просто пугала его одержимость. Он мог месяцами спать по четыре часа в сутки. И работать, работать. Я понимал, что ему надо учиться дальше. Наше училище для него – «мелкий ручеек». Помог случай. Приятель у меня был в Германии, Вальтер Гресс. Мы с ним в Ленинграде познакомились, много лет переписывались. Он не художник, а преподаватель русского языка в университете. Вальтер истинный ценитель живописи. Приехал, как турист, Сибирь посмотреть. Я его свозил на Телецкое озеро, потом на охоту. А когда показал ему работы Игоря, Вальтер был поражен. Он поговорил с Игорем, посмотрел, как он работает. А потом предложил оплатить обучение Игоря в Дрезденской художественной академии. Это заслуга Вальтера, что Игорь достиг такого успеха.
Игорь теперь меньше живет в России, чем в Испании. Почему? Может, эта страна родственна его душе. Его испанские пейзажи расходятся по всему миру. Он пишет как Айвазовский, я имею виду количество картин. Распыляется. Зачем ему такой темп? Деньги? Он богат. Известность? В Испании он известен почти как Веласкес. Во Франции – он один из самых модных художников. Но мне, кажется, он еще не написал свою главную картину. И, если Бог отпустит ему время, он еще прославит Россию, потому что, несмотря ни на что, он русский художник».
* * *
Вечер у тети Кати прошел очень тепло, по-родственному. По дороге Марина предложила заехать в универмаг, чтобы купить какие-нибудь гостинцы для Кати и ее семьи, но Маша перечислила ей все, что она приготовила тете Кате, дяде Васе, Пете, Соне и Мишутке. Марина признала: этого хватит на всех. Олег спросил с ехидцей:
– Сударыни, просветите меня, кем вам приходится сын троюродной тети, я что-то не помню такого родства.
– Петя – наш четвероюродный брат, а тебе он – четвероюродный шурин, – без запинки ответила Марина. – Только зачем эти степени считать? Пусть будет просто – брат, а тебе – шурин. В крайнем случае, чтобы не запутаться, зови его Петя.
– Главное – чтобы человек был хороший, – подытожила Маша.
У знакомых ворот стояла белая «Нива». Оказалось, что это за Соней приехали ее родители, чтобы увезти ее с Мишуткой на недельку в деревню к дедам. Ради встречи московских гостей, они задержали отъезд до вечера. Вся родня не поместилась на крыльце. Здоровались и знакомились до самого стола. Олег, скептически относившийся к словам Марины, что он обязательно полюбит этих простых и сердечных людей, когда поближе узнает, уже через полчаса совершенно освоился. Он с энтузиазмом чокался с дядей Васей и сватом Гришей, нахваливал пироги тети Кати и грибочки сватьи Тамары.
Маша не сразу заметила, что Олег принял лишнее. Она сначала отвлеклась на Мишутку, который с удовольствием разговаривал и играл с ней, хоть и сидел на коленях у бабы Томы. Но вскоре Маша поняла, что домашнее вино оказалось не только сладким, но и крепким, и наложила твердую ладонь на рюмку мужа.
– Правильно, – поддержала ее тетя Катя. – Куда ты разогнался, Вася? Надо же и поговорить, и поесть, а ты все наливаешь да чокаешься. И Грише обидно, он же за рулем. Поставь обратно эту бутылку, хватит уже вина на сегодня.
– Да я же от души! Я так рад! У меня одна была любимая племяшка – Мариша, а теперь стало две. Машенька тоже такая хорошая. Ты, Олег, ее не обижай, слушайся. Я нашу мамочку всегда слушаюсь, хорошая жена – мужу первый советчик. Не зря же на свадьбах говорят «Совет да любовь».
– Дядя Вася! – умиленно сказал Олег, – Ты глубоко прав. Ты так мудро говоришь, я с тобой полностью согласен.
«Ну вот, – подумала Марина, принявшая всего полрюмочки черемухового, – кажется, дошло до «Ты меня уважаешь?» Сейчас начнут целоваться».
– Пейте кофе, – раздался мягкий голос Сони, раздававшей чашки с подноса, который нес за ней Петя. – Нам скоро ехать.
Марина узнала сервиз – свой прошлогодний подарок Соне ко дню рождения. «А подарки где?» – вдруг вспомнила она.
– Ой, подарки, забыли! – всплеснула руками Маша. – Олег, где сумка?
Поднялась суматоха. Сумка, к счастью, быстро обнаружилась на веранде. Все гостинцы нашли адресатов, причем Маша умудрилась выделись по сувениру и Сониным родителям. Затем сваты, Соня и Мишутка, которому так понравился красный надувной плавательный жилетик, что он отказался его снять, погрузились в машину и отбыли. За столом в первый момент стало очень тихо и даже вроде пусто. Тетя Катя налила всем чаю, а Олегу – еще кофе. Разговор пошел неспешный и обстоятельный. Сначала поговорили о семейных новостях, потом гости рассказали про свои планы в Новосибирске.
– Да ты, племяш, бизнесмен! – поразился дядя Вася. – Ну и как тебе, круто?
– Нет, дядя Вася, машинистом, наверное, круче. У меня в детстве была железная дорога, я готов был сутками играть, и один и с друзьями. А от этих стрелялок компьютерных очень сильно зрение садится.
– Точно, Олежек, я Петруше говорю, рано Михаила к компьютеру подпускать. А он говорит, сейчас время другое.
– Дядя Вася, а зачем же вы его купили? Сами играете? Ох, я когда-то «Думом» увлекался!
– Что ты, какие мне игры! Кино только люблю смотреть: реклама не мешает и можно остановить, где тебе надо. Для Сонечки покупали, со сватами скинулись. Ей же надо всякие программы знать архитектурные.
– Разве она на архитектора учится? Машенька мне говорила, а я, наверное, забыл.
– Нет, Олег, я говорила, что Соня учится по специальности «Дизайн интерьера», – мягко поправила Маша, наливая Олегу третью чашку кофе.
Заметно трезвеющий Олег благодарно улыбнулся жене и погладил ее руку. Марина спросила, как успехи у Сони с учебой, а потом поинтересовалась работой Пети в следственной бригаде.
– Марина, смотри лучше в кино, сериалов много. А я теперь тайну следствия соблюдаю свято, ничего криминального ты от меня не услышишь.
– Ну, что ты так нервничаешь, братец? Следователь должен быть выдержанным.
– Я, сестренка, как узнал, что ты приедешь, так ночь не спал, думал, что же ты на этот раз раскопаешь.
– Ну и что, по-твоему, можно раскопать на выставке картин и в разговорах о художнике?
– Да хоть что! Может, контрабанда, раз ездит через границу. Уж ты-то везде найдешь неприятности на свою и мою голову. Кстати, запиши мой сотовый номер. Если что, звони.
– Спи спокойно, Петя, никаких звонков не будет. Но телефон запишу.
Выйдя из-за стола, гости принялись фотографировать дом со всех сторон. Потом прогулялись и до пожарной каланчи, и до набережной. Вечер был теплый, не хуже, чем в Москве, река играла золотым закатным солнцем, левый берег тонул в дымке. Олег и Маша восхищались шириной и мощью водного потока. Пока Ярославские гуляли у самой ограды набережной, Марина с тетей Катей присели на скамейку.
– Да, Марина, все забываю спросить, это не ты ведешь в журнале страничку «Думай, что говоришь»? Там, правда, не Марина Белова, а Алла Толмачева, но я подумала, что ты в честь бабушки Ани могла фамилию взять.
– Да, тетя Катя. вы очень проницательная! А имя я взяла от моей московской бабушки, Аллы Михайловны.
– Ну, да, конечно, я и забыла, так звали Леночкину маму. Вот видишь, Петя, а ты с нами спорил: «Не она, да не она».
– Эх ты, Петя, проспорил! Бери свою маму в бригаду, она поможет тебе в расследованиях.
Стоящий рядом Петя крякнул в досаде. Катя утешила сына.
– Просто мы успели, а ты не успел прочитать статью «Фильтруй базар, мужики! Эссе о проблемах русского языка». Ты тоже почитай, нам всем понравилось, местами очень смешно, а вообще все точно подмечено.
– Не «языка», а «устной речи», – поправил ее Петя. – Читал я, только не согласен, что мат не нужен. Иной раз просто слов других нет!
– Но ты, Петруша, не путай, о чем Мариша писала, – вступил в беседу дядя Вася, присевший рядом с Мариной но только что освободившееся место. – Не о том же, что иной раз между собой мужики скажут в своем мужском коллективе: на тяжелой работе, на аварии какой или в драке. А вот если всякие сопляки и соплячки прямо на улицах, в транспорте и в других местах не могут двух слов без матюгов связать, это, я считаю, безобразие и распущенность.