Судьба с чужого плеча

Продавщица смеется, я отвечаю тем же. На лед выходит следующая пара.

– Взвесьте мне грамм триста овсяного, – прошу я. – Слышали, в городе объявили штормовое предупреждение?

– Да вы что?! – роняет пакет с печеньем на прилавок продавщица. – У моей дочки сегодня выпускной. Как же она домой доберется?

– Включите вторую программу, там как раз начинаются местные новости. Может, расскажут.

– Да, да! Сейчас!

Женщина трясущимися руками тянется к пульту. Она явно напугана. От этого на душе становится еще гаже. Что я за человек, если заставляю мать волноваться за ребенка? Теперь поздно отказываться от своих слов. Пока не началась нужная программа, надо потянуть время.

– Вас не отпустили с работы на выпускной дочери?

– Я начальника даже спрашивать побоялась.

– Может, стоило попросить вас подменить? Моя лучшая подруга работает в круглосуточном ларьке, – говорю я, и образ Иры трещит по швам, как чужие, натянутые через силу, джинсы, – так они со сменщицей постоянно друг друга выручают.

– На мою сменщицу лучше не полагаться. Я по ее вине каждый раз задерживаюсь. Ох, бедный мой ребенок, – оборачивается она к телевизору, где как раз пробегает заставка местных новостей. – Ну, не томи! – подгоняет дикторшу.

– Добрый вечер! В эфире «Местное время», – объявляет с экрана крашеная блондинка с неестественно большими, подведенными черным карандашом глазами. – По всей стране гремят выпускные балы. Более полутора миллионов человек получили аттестаты зрелости. По традиции, всю ночь будут продолжаться гуляния. Кроме школьников во взрослую жизнь вступают выпускники среднеспециальных и высших учебных заведений. Главный вопрос для молодежи нашего города: где найти работу? Самое крупное предприятие – автомобильный завод – признано банкротом. На рынке труда сложилась непростая ситуация…

– Куда еще проще, – отзывается продавщица. – Я с двумя высшими образованиями работаю в ларьке. И то по знакомству устроилась.

– С двумя высшими?!

– Да. У меня, правда, почти нет стажа. Всю жизнь посвятила семье – детей воспитывала, деньги муж зарабатывал. А тут осталась одна. Куда идти? Надо еще дочку в институте учить, сын в восьмом классе.

– На мужиков полагаться нельзя, – снова вхожу в образ Иры.

– Мой муж был самым преданным семьянином, настоящим мужчиной. Надежным.

– Все они надежные. Обещают золотые горы, жизнь как за каменной стеной, уговаривают бросить работу, а потом пользуются нашей от них зависимостью, – выдаю тираду, которой последние два года при каждой встрече разражается Ира. – Где он теперь, муж ваш?

– Умер.

Я замолкаю. Провалиться бы сейчас сквозь землю, а лучше испариться из ларька и исчезнуть из памяти бедной женщины. Продавщица тем временем завязывает пакет с печеньем.

– Пожалуйста. Что-нибудь еще?

– Да, если можно, двести грамм вон тех конфет, – указываю я в самый дальний угол, чтобы еще потянуть время.

– А вообще вы правы, – продолжает разговор женщина. – В мире все ненадежно…

Но я уже не слышу. Безразличная интонация дикторши сменяется на нагнетающий страх тон.

– Сегодня днем в частном доме по улице Тельмана обнаружено тело пятилетней девочки. Ребенка нашла бабушка. Уголовное дело направлено в следственный комитет при прокуратуре. По словам следователя, смерть наступила в результате черепно-мозговой травмы. Девочка скончалась мгновенно.

На экране появляется молодой мужчина в форме. Кажется, его лицо с тонким ровным носом, светлыми, в обрамлении черных ресниц, глазами и изящно очерченными губами будто создано для телеэфира. Настоящий Ален Делон. Теперь я понимаю, что имели в виду горе-полицейские. Правильные черты располагают к себе и заставляют поверить: этот человек никогда не врет.

– Мы столкнулись со зверским преступлением, – говорит следователь. – Перед нами, безусловно, не несчастный случай, а умышленное убийство. Версию с ограблением мы также исключаем – в доме, где с отцом и приемной матерью проживала убитая девочка, ничего не пропало.

– И как только такому молодому доверили вести громкое дело? – подает голос продавщица.

– Молоко, – указываю в противоположный угол.

Неожиданно на экране красивое лицо следователя сменяется обрюзгшей физиономией моей свекрови.

– Гадюка! – возмущается она, не забывая при этом улыбаться в камеру. – Пролезла в нашу образцовую семью! Ох, чувствовало мое сердце… Я всегда говорила сыну: эта детдомовская вертихвостка еще покажет себя!

– В убийстве несовершеннолетней Кати подозревается ее мачеха, – продолжает дикторша. – Двадцатичетырехлетняя гражданка России Дина Паукова скрывается от органов предварительного следствия.

На экране появляется моя фотография. Я замираю, женщина за прилавком наклоняется за бутылкой молока и, услышав «Вглядитесь в это лицо», поворачивается к телевизору.

– И пакет! – кричу я. – Положите все в пакет!

– Ах, да! – продавщица ныряет под прилавок.

Она достает пакет, оборачивается, чтобы взять чек, и бросает взгляд на экран. В этот момент фотографию сменяет лицо дикторши.

– Вы извините, я такая рассеянная, – говорит продавщица. – Надо шевелиться быстрее.

– Не беспокойтесь, – поняв, что репортаж закончился, отвечаю спокойным голосом. – У вас все замечательно получается.

– Ничего, со временем я научусь работать быстро, вот увидите. В сорок пять еще не поздно начать все сначала.

Как насчет двадцати четырех? Может, и моя жизнь еще изменится? Выпуск новостей заканчивается. Не услышав о штормовом предупреждении, женщина с облегчением вздыхает. На прощание я искренне желаю ей удачи. Выхожу на улицу и, стоя посреди тротуара, оглядываюсь. Что делать дальше? Куда идти? Сквозь забор из редких сосен, с другой стороны от дороги, виднеется здание библиотеки. Здесь я провела лучшие дни в жизни. Маленькой девочкой я скрывалась за стенами читального зала от неприглядной бедности и одиночества, убегала в экзотические миры книг и находила там единомышленников.

Сначала я брала книги с собой. В детдоме их могли испортить, поэтому я пролезала во дворик ближайшего детского сада и сидела в беседке до тех пор, пока не дочитывала до конца. К детдомовцам в библиотеке всегда относились с недоверием и выдавали только по одной книге. Каждый раз, когда я приносила книгу обратно, библиотекарь сильно удивлялась и спрашивала, на самом ли деле я все прочитала. Мне почему-то становилось стыдно. Я старалась приходить реже. Однажды библиотекарь попросила рассказать, о чем была книга. Я не заподозрила подвоха и как на духу выложила весь сюжет с незначительными деталями. С этого дня мне стали давать одновременно столько книг, сколько я просила.

Вскоре детсадовские воспитательницы прогнали меня из дворика. Всего раз я принесла книги в детский дом, а возвращать было уже нечего. Никогда не забуду, как всю ночь в слезах собирала бумажную мозаику и безрезультатно пыталась склеить порванные в клочья странички скотчем. С тех пор я целыми днями просиживала в читальном зале. Когда настало время искать работу, директор библиотеки сама пришла в детдом, чтобы меня пригласить. Это был самый счастливый день в моей жизни. Казалось, теперь все изменится, я стану свободной и независимой. Так и произошло, но длилась свобода недолго. Иго мужа заменило тиранию детдомовских воспитательниц.

Библиотека встречает меня строительными лесами. Вокруг – груды материалов. Милый дом, ты так же, как и я, ждешь обновления. Я верю, впереди у нас еще много счастливых дней, нужно только перетерпеть настоящее, еще немного побороться с прошлым – за будущее. Я подхожу к крыльцу, сажусь на ступеньки. Пакет соблазнительно пахнет сладостями. Открутив крышку пластиковой бутылки, прикладываюсь к горлышку. Прямо возле уха пролетает что-то тяжелое и с грохотом падает на асфальт. У моих ног приземляется кирпич. Молоко попадает не в то горло, я захожусь кашлем. Пытаясь рассмотреть, откуда он свалился, поднимаю голову. По крыше пробегает человеческая тень.

Глава 3. И от слабостей бывает польза

Значит, это не случайность, и на вокзале кто-то нарочно толкнул меня под поезд! Кому нужно, чтобы я умерла? Неужели Олег решил подстроить несчастный случай, чтобы я не смогла доказать свою невиновность? Но почему тогда он убежал? Ему ничего не стоит остаться и убить меня…

Не успеваю додумать, как сверху летит еще один кирпич. Отскакиваю, но он быстрее – приземляется мне на ногу. Боль отдает в груди. Значит, Олег и не думал убегать, а всего лишь пошел за новым снарядом. Теперь кирпичи летят один за другим, а я, как заяц с раненой лапкой, запрыгиваю под козырек. Здесь кирпичам меня не достать, но что, если муж спустится и добьет меня сам? Ира была права: если бы я уехала в другой город, Олег вряд ли стал бы меня искать. Но ему нужно свалить на кого-то убийство дочери. Скорее всего, он боится, что в полиции я смогу оправдаться или расскажу, как он меня избивал.

На крыше раздаются тяжелые шаги. Слышно, как под ногами шуршит керамзит. Справа от меня из-за козырька медленно выползает тень. Я замираю, боясь даже вздохом выдать себя. Тень убийцы становится короче и одновременно расширяется. Он приседает на корточки и наклоняется, чтобы найти меня. Из-за козырька появляется серый полукруг. Это капюшон. Сейчас он еще немного опустит голову, и я пропала. Вместо того, чтобы сильнее наклониться, он замирает. Макушка на миг зависает и, как будто испугавшись, ускользает обратно. Наверно, он надеялся разглядеть мою тень, но побоялся, что если слишком сильно наклонится, я увижу его лицо. Сомневается, удастся ли меня убить.

Его неуверенность придает мне мужества. Я позволяю себе снова дышать. Вдох получается слишком глубоким и жадным, полным шипящих звуков. На мое счастье как раз в этот момент убийца поднимается с корточек и не замечает шума. Тень снова вырастает и худеет. На крыше раздается негромкий треск. Убийца шагает влево, тень приближается, нависая прямо надо мной. Опираясь рукой о стену, я всем телом изгибаюсь вправо. В эту же секунду сверху летит кирпич, ударяясь о стену в том месте, к которому только что прижималось мое бедро. Зажмурившись от грохота, я стою на одной ноге. Левая ступня прижимается к правой лодыжке, как будто прося защиты у своей более удачливой сестры.

Теперь нужно тихо опустить ногу и сделать шаг влево. Видимо, убийце все-таки удалось разглядеть мою тень, потому что после первого промаха он снова движется в правильном направлении. Еще сильнее вжавшись в кирпичную стену, я плавно отъезжаю в сторону. Локти покрываются ссадинами, но сейчас не время обращать внимание на такие мелочи. На этот раз убийца не спешит бросать кирпич. Может, у него заканчивается запас? Хорошо бы. Так и не отважившись на бросок, он снова идет влево. На улице становится настолько темно, что с каждой минутой все труднее разглядеть перемещение теней. Треск на крыше длится дольше, чем в прошлый раз. Как узнать, шел ли он все время в одном направлении или после первого шага повернул в обратную сторону? Остается только доверять собственному слуху.

Я отступаю вправо. Очередной кирпич приземляется рядом с моим плечом. В панике отпрыгиваю обратно. Следом летит еще один снаряд. Я ошиблась: убийца не бережет патроны, он прислушивается к каждому моему движению. На этот раз медленно и – насколько возможно – бесшумно ползу по стенке к левому краю. Судя по звуку, а точнее, его отсутствию, убийца продолжает стоять на месте, пытаясь различить среди шелеста листьев на деревьях и пения птиц мои шаги.

В этот момент к звукам природы прибавляется лишний, искусственный рев. Я оглядываюсь и замечаю приближающуюся машину. Фары сначала подсвечивают здание библиотеки слева, а затем свет медленно ползет вправо. Из-под ног на глазах выползает моя тень. Я глубоко вдыхаю и бросаюсь вперед. Что есть сил бегу из ловушки, в которую сама запрыгнула. Каблуки разъезжаются в стороны, скрежеща по плитке металлическими набойками. Вслед летят кирпичи и доски, что-то тяжелое попадает в спину. Вместо того, чтобы упасть, в горячке я еще больше ускоряю темп и сворачиваю на тропинку. Нестройный ряд сосен пытается меня запутать, но я преодолеваю эту полосу препятствий. Прислонившись к самому толстому из стволов, съезжаю на землю и оглядываюсь. Надо убедиться, что убийца не побежал следом. От меня тянется дорожка из битых кирпичей, а за ней, на краю крыши, стоит он. В темноте не разглядеть, кто это, издали виден только расплывчатый силуэт. Я не рискую приближаться, все равно не удастся рассмотреть его лицо. Человек разворачивается и уходит вглубь крыши, откуда не выглядывает даже тень.