Предлунные

– Хочешь куртку? – Финнен слишком поздно вспомнил о рыцарских принципах.

– Нет, – она шмыгнула носом. – Если я ее надену, не будет видно моего платья.

Парень благоразумно промолчал.

– Тут все такое странное, – продолжала Алика. – Такое размытое и нереальное, будто во сне…

– Это из-за Скачка, – пояснил он. – Ты должна помнить, ты ведь уже пережила один.

– Я тогда была маленькая.

Финнен в детстве пережил два Скачка, но это его нисколько не успокаивало. Скачок редко забирал детей, так что опасность грозила почти исключительно взрослым. А для них обоих этот Скачок должен был стать первым по достижении зрелости.

До Водной площади они добрались одними из последних, в тот самый момент, когда в небе появились пурпурные буквы.

«ДО ПРОБУЖДЕНИЯ ОСТАЛОСЬ 59 ЛЕТ, – объявили Предлунные из глубины Колодца. – НАСЕЛЕНИЕ ГОРОДА В ДАННЫЙ МОМЕНТ СОСТАВЛЯЕТ 15 628 121 ЧЕЛОВЕК».

Финнен огляделся. Водная площадь являлась самой важной и вместе с тем ниже всего расположенной точкой Лунаполиса. Окруженная высокими зданиями, среди которых господствовали башни Принципиума и Эквилибриума, она всегда производила впечатление меньшей, чем на самом деле. А теперь, забитая людьми до предела, она выглядела еще теснее.

Пока по небу плыли очередные цифры, Финнен наблюдал за толпой. Часть женщин для защиты от холода накинула на плечи мягкие шали, другие, как Алика, предпочитали дрожать, демонстрируя платья всех цветов радуги. Группа подростков передавала из рук в руки флакон с таблетками синтетического наркотика, рядом три высоких фигуры прятали лица под обширными капюшонами. Один из капюшонов съехал набок, и Финнен увидел кончик мохнатого звериного уха.

Калек он узнал сразу, как и полуголых скачковых безумцев, присевших на широких карнизах той башни, что пониже. В застекленных кабинах механоидов наверняка сидели аниматоры, ибо только они умели управлять механическими зверями. Мутанты тоже выделялись из толпы. А остальные? Какая из корпораций сотворила четырех одинаковых мужчин с серьезными лицами? Или девушку с бронзовой кожей в тяжелом траурном платье? Принципиум или Эквилибриум? А может, какая-то из менее важных?

– Сорок восемь процентов граждан – дети Принципиума, и только тридцать один – Эквилибриума, – прошептала ему на ухо Алика. – Так утверждают Предлунные, – добавила она, а потом тихо рассмеялась. – У нас над вами все больший перевес.

Финнен взял ее за руку, стараясь не показывать ни злости, ни страха. Несколько последних Скачков пережило больше людей Принципиума, чем Эквилибриума, что немедленно отразилось на количестве заказываемых в обеих башнях детей. «Это ничего не значит, – подумал он. – Когда-то нас было больше, и какое-то время спустя наверняка снова будет так же. Равновесие между двумя важнейшими корпорациями всегда подвергалось небольшим колебаниям.

Это ничего не значит».

Но, естественно, оно значило, и притом многое. Например, то, что у Финнена было меньше шансов пережить Скачок, чем у парня, заказанного за ту же цену в конкурирующем Принципиуме. Разве что для Эквилибриума минует черная полоса, но пока на это ничто не указывало.

По небу плыли очередные цифры и буквы. Предлунные перечисляли названия изобретений, ставших причиной наиболее длинных Скачков.

«Универсальное средство Фаббини для лиц обоего пола – 27 лет.

Выдающаяся система молниеносного изучения любых языков – 31 год»,

Потом, естественно, Железка. И так далее, в течение всех веков существования Лунаполиса.

Алика вынула руку из пальцев Финнена и обняла его за шею. Глаза ее блестели, на лице не виднелось ни капли страха. Чего она могла бояться? Она не только была творением Принципиума, но к тому же мать заплатила за нее намного больше, чем стоил Финнен.

Она была прекрасна. Она была… совершенна.

Финнен привлек ее к себе, чувствуя, как его оставляет прежнее возбуждение.

Еще недавно он не мог дождаться Скачка. Ему хотелось привести Алику в свою мастерскую, снять с нее земляничное платье, а потом заниматься любовью до самого утра, пока на небе расцветают красочные фейерверки. Еще больше ему хотелось нарисовать приближающийся Скачок, и он даже считал, что у него это получилось. Тогда он был полностью уверен, что не останется позади. Теперь же дрожал от холода и страха, а его стеклянная картина вдруг показалась ему банальной, не имеющей в себе ничего общего с настоящим ужасом Скачка.

Ужасом, который в данный момент ощущал Финнен.

– Уже? – прошептала Алика и закрыла глаза, словно маленькая девочка, которой кто-то хочет показать сюрприз.

– Нет, еще нет.

Площадь окружал кордон полицейских, неподвижных, словно статуи. Свет газовых фонарей отражался в шлемах, дубинках и нашитом на куртки металле. Они были здесь потому, что Скачок означал не только радость, но иногда и проблемы. Некоторые сходили с ума, когда позади оставались их родные или друзья. Финнен прекрасно помнил, какая его охватила ярость, когда Скачок забрал брата.

Собравшиеся на площади замерли в ожидании, даже дети перестали вертеться. Неподалеку от башни Принципиума возникло замешательство, когда аниматор приказал своему механоиду опуститься на колени и вышел, пытаясь протолкнуться в толпу. Кто-то угостил его ругательством, кто-то не слишком убедительно пытался позвать полицейского.

Мгновение спустя все смолкло.

Слепцы с повязками на глазах напряженно вслушивались, глухие всматривались вдаль. На карнизах, словно птицы, присели скачковые безумцы, с тревогой подняв лица к небу. Под их голой, тонкой, как пергамент, кожей двигались кости – Финнен мог это увидеть даже стоя на земле этажом ниже. В детстве он считал, что выпуклости на спинах безумцев – это зачатки крыльев, на которых они когда-нибудь взлетят к солнцу.

Часы отмеривали время до Скачка. Их мало кто видел – слишком велика была толпа, но в тишине все слышали отсчитываемые со звоном минуты.

Финнен взглянул из-за плеча прижавшейся к нему Алики на темнокожую девушку в траурном платье – высокую и стройную, крепкую на вид, с круглым и по-детски симпатичным лицом. Она стояла, сгорбившись, словно придавленная невидимым грузом. В глазах ее он заметил отчаяние. Она знала, что не переживет Скачок, и смирилась с судьбой. Именно потому надела траурное платье вместо праздничного.

Отчаянно пытаясь сосредоточиться на чем-либо помимо собственного страха, Финнен начал размышлять, кем она может быть, и откуда у нее такая уверенность, что она останется позади. Может, она чем-то больна, а может, душеинженеры повредили ей гены, и она это осознавала?

Его также интересовало, почему она пришла на Водную площадь одна.

Все вокруг стояли парами или группами по несколько человек. Влюбленные прижимались друг к другу, матери и отцы держали детей за руки, друзья и подруги нежными жестами подбадривали друг друга. Лишь девушка в траурном платье была одна, и, более того, казалось, будто в последние мгновения она не нуждается ни в чьем обществе. Замкнувшись в коконе собственной трагедии, она смотрела на Финнена, но не замечала его – ее взгляд проходил сквозь парня, словно через чистое неокрашенное стекло.

Алика пошевелилась, и Финнен машинально крепче прижал ее к себе.

– Время заканчивается, – отчетливо проговорила она, все так же с закрытыми глазами, а затем выскользнула из его объятий – просто исчезла, оставив после себя пустоту, в которой все еще ощущался аромат пряных духов.

Позже Финнен неоднократно рассказывал о том мгновении – в зависимости от настроения, небрежно или взволнованно, но каждый раз звучали такие слова, как «испуг», «ужас», «отчаяние». Ни одно из них, однако, не могло описать тех чувств, которые он испытал, поняв, что знакомый ему мир только что совершил скачок вперед, а сам он остался в прошлом. Точно так же, как слова «облегчение», «удивление» или «радость» не могли отразить его чувств, когда он понял, что ошибся, и на самом деле позади осталась Алика, а он пережил Скачок.

Он помнил, как кто-то кричал высоким, пронзительным голосом:

– Смотрите, надписи в небе! Мне удалось! Удалось!

Полил короткий холодный дождь, и Финнен машинально сжался в комок, ошеломленный, пустой и легкий, словно гороховая шелуха. По небу ползли огромные, размытые ливнем буквы, кто-то кричал, повторяя подсчеты Предлунных:

«ДО ПРОБУЖДЕНИЯ ОСТАЛСЯ 51 ГОД. НАСЕЛЕНИЕ ГОРОДА В ДАННЫЙ МОМЕНТ СОСТАВЛЯЕТ 12 502 473 ЧЕЛОВЕКА».

Когда дождь закончился, Финнен поднял голову. Толпа значительно поредела, и он уже без проблем мог увидеть остановившиеся на нуле часы и даже каменную громадину Колодца, в котором покоились Предлунные. «Одна пятая, – подумал он. – Исчезла одна пятая жителей Лунаполиса, хотя из присутствовавших на площади, похоже, меньше. Ничего удивительного – сюда приходят прежде всего самые совершенные, уверенные, что после Скачка смогут праздновать.

Такие как Алика».

Он подумал о девушке, о том, в каком ужасе та сейчас наверняка пребывает, но несмотря на это, радость его не покидала, захлестывая мощным, лишь слегка замутненным ощущением вины потоком. Казалось, будто что-то в нем пело, повторяя услышанные слова: «Мне удалось, удалось!»

Высоко в небе проплывали подробные подсчеты Предлунных. Цифры, словно в зеркале, отражались в дождевых лужах, чтобы вскоре исказиться и размыться, когда снова подул ветер, несший с собой капли воды с привкусом соли. Какой-то парень звал своего друга, кто-то плакал, кто-то пытался кого-то утешать. Никто не скандалил. У промокших людей не было даже желания запускать фейерверки – они просто расходились по теплым домам оплакивать потерянных близких или пить и развлекаться до утра. Вскоре на Водной площади остались лишь те, кто кого-то потерял, все еще ошеломленно озиравшиеся вокруг, словно думая, будто этот некто просто где-то заблудился.

Не озирались только Финнен и девушка в траурном платье. Прошло немало времени, прежде чем недоверие на ее лице сменилось робкой радостью.

– Это правда? – спросила она. – Мы не остались в прошлом?

– Если бы было так, то мы не видели бы вот этого, – он ткнул пальцем в сторону последней ползущей по небу надписи: «СОВЕРШЕНСТВУЙТЕСЬ!».