Дэурумы. Принц Чернобога

Медленно, не говоря ни слова, я вхожу в этот сексуальный будуар разврата, где обстановка разительно отличается от её нарко-соседей. По стенам тянется расшитый золотыми нитями бархат, красно-бордового цвета. Приглушенный свет, блеск бокалов и флакончиков с непонятной жидкостью, резкий запах фимиама и плотно зашторенные окна. Ну прямо логово упавшей до самых низов Ярет – сладострастной жены египетского фараона, изгнанной из дворца.

Удивительно, какие места скрыты в таких убогих домах. Город полон сюрпризов, а люди один другого оригинальней. Какая-то гонка “кто кого безумней”. Впрочем, меня этим больше не удивишь. Я видел вещи гораздо хуже.

– Марта, дорогая, не будем терять время зря, оно бесценно, – снова достаю фото ботаника. – Твой клиент? Не подскажешь, где его найти? Предупреждаю, нет смысла его защищать, он труп. В его руках важная вещица, принадлежащая влиятельным папочкам. Они всё равно найдут его, рано или поздно. Будут жёстче, чем я. Могут добраться и до тебя. Соседи легко тебя сдали, ты с ними общалась.

Жадно смотрит на меня, не мигая. Не дура, осторожничает, чувствует, что у неё нет выбора.

– Заплатишь?

Без слов бросаю на стол два золотых. Для проститутки её уровня это очень щедро.

– Это мой клиент. Запал на меня, когда приходил к Сэму за товаром. Сэм кстати тоже по мне сохнет, – самодовольно смеётся и грудь в леопардовом декольте подпрыгивает в такт её кряхтению. – Только никогда не признается в этом своей толстухе.

Ей льстит внимание грязного Сэма, с налитыми кровью поросячьими глазками, льстит внимание ботаника-наркодилера. Марта любит, когда мужчины хотят её. Она с удовольствием берёт деньги за их визиты, одаривает нескромным вниманием, торгует собой. Таков её рай и ад, её вселенная. И даже сейчас она мнётся, выставляя напоказ свои прелести. И всё в надежде, что я обращу внимание.

Я всё ещё стою посередине комнаты, лениво улыбаюсь и говорю, не сводя с неё глаз:

– Прошу, продолжай.

– Он дилер. Сбагривает наркоту подросткам, в школе где работает. Ненавидит их и говорит, дети – наглые, неучтивые, избалованные. Трахал меня и просил называть его профессором.

Начинаю кривиться от её россказней. Ситуация становится всё грязнее.

– Мм, какие чудесные подробности. Что дальше?

– Бывал у меня дважды в неделю, всегда, когда приходил за товаром. Я рылась в его кошельке, знаю адрес. Скажу, если поцелуешь, сладенький.

Нагло тянется ко мне губами, раскрасневшись от удовольствия и закрывает глаза. Кажется, наша беседа ей очень нравится.

– Ну нет уж.

– Тогда еще золотой!

– Не дождешься. Рассказывай или сверну тебе шею. Ты же не хочешь, чтобы я причинил тебе боль? – угрожаю ей. Она прекрасно понимает, на что я способен. Верит и обиженно надувает губы, но продолжает свой рассказ.

– Ладно, красавчик, вот тебе адрес, – встаёт и берёт ручку с розовым пушком на конце, что-то пишет на клочке бумаги у туалетного столика. При этом активно виляя бёдрами, всё в тех же леопардовых штанах. Никак не может выйти из образа и оставить попыток соблазнения. Ведь совершенно очевидно, что я не заинтересован в продолжении нашего общения. Но женщины бывают такими упёртыми, порой сила логики им просто не подвластна. Раз уж она что-то вбила себе в голову, пиши пропало, в лепёшку разобьётся, но своё получит.

Подходит совсем близко, я чувствую её дыхание со вкусом малиновой жвачки, засовывает записку в карман моих байкерских штанов. Вижу и телефон свой оставила.

– А вообще заходи ещё. Может будет нужна информация или же просто заскучаешь и захочешь ласковых объятий.

– Непременно, – разворачиваюсь и иду в сторону двери.

– Имени не скажешь?

– Ради твоего же блага, тебе его лучше не знать.

С поиском адреса не возникает никаких проблем. Это недалеко, всего в нескольких кварталах отсюда. Однако же цвет зданий вокруг украшает розовой и голубой радостью абсолютно серое небо зимы. Здесь уже просматривается несложная коммерция простых супермаркетов, и даже парочка мамочек гуляют во дворе. Что говорит о том, что уровень жизни местного населения несколько выше их криминальных соседей. Судя по всему, здесь живут самые обычные рабочие и их семьи.

Тысячи лет существования на земле, сотни лет эволюции, а нам всё никак не удаётся убрать эту гадкую бездну, разделяющую мир богачей и бедных.

Пересекаю двор и иду к розовому многоэтажному дому. На одном из окон первого этажа маленькая девочка рисует снежинки: белые, пушистые, огромные снежинки, похожие на цветы созданные из ледяных кристаллов. Я ещё пару секунд просто стою и смотрю на эту невинную душу, отражающую свет. Падающий снег застилает глаза и я вижу её, как в тумане. Если бы только все люди тянулись к свету, в каком мире мы могли бы жить! Но мне, как никому другому ясно, что мир из чистого света – невозможен. Там, где есть свет, всегда есть и тьма. Как, например, тот факт, что в доме этой малышки обитает ботаник, ненавидящий детей и желающий причинить ей зло. Таков порядок вещей чёрного и белого.

У меня уже промокли волосы от снега, а я всё ещё не двигаюсь и смотрю на дом. Черные щупальца теней тянутся вдоль бледно-розовых стен, паразитируя здание. Нечисть, я чувствую её запах, похожий на плесень. В такие места я вхожу как к себе домой, потому что они дают энергию, как готовый завтрак с беконом, яйцами и свежевыжатым соком – это чистый all inclusive.[8 - Всё включено. (англ)]

Поднимаясь по лестнице, вслушиваюсь в тишину здания. Но в нос ударяет запах крови, свежей крови, растекающейся по полу густой, горячей краской. За дверью ботаника что-то копошится и стонет. Я чувствую его на расстоянии, он один в квартире. Пахнет кровью ещё сильнее. Желудок сжимается, напоминает о том, что я давно не ел. Мне нужен сочный, кровавый стейк! Но это позже, сейчас надо сосредоточиться на деле.

По стенам тянется плесень, в которой прячется нечисть, разъедающая также потолок и пол. Дом заражен и мне это только на руку. Касаюсь стены и слышу голос чертёнка, проносящийся шепотом по коридору: “Фузариум”, таково было его имя. Надавливаю на него и по пальцам течёт тьма, заполняя вены до самого предплечья. Благодаря этому действию, тьма отступает от стен и наполняет меня. Нечисть возвращается домой, в моё тело, которое является ключом от двери, ведущей в ад. Стена светлеет и даже приобретает прежний оттенок, светло-желтый, из окон наконец доходит свет. Я перестаю дышать, мне это больше не нужно, кислород для людей, я же, в моменты поглощения силы, дышу чёрной горькой субстанцией, являющейся демонической нежитью.

Почему-то думаю о маленькой девочке, которая рисовала пушистые снежинки на окне. Да, так будет лучше для неё. Этот дом стал для неё токсикозной клеткой, где пустили свои гнилые корни фузариумы, подпитанные грехами и злобой людей. Ясное дело, такие не живут в домах святых праведников. Я сам когда-то был беспомощным ребёнком, поэтому если я и испытываю жалость и понимание, то только по отношению к этим маленьким существам.

Подхожу к двери квартиры и легко ломаю рукой металлический замок. Тёмный коридор, освещённый лампочкой без люстры, выкрашенные в серый цвет стены. Я неслышно ступаю по вздувшемуся от времени и влажности линолеуму. Здесь очень сыро. В середине комнаты, распластавшийся в форме звезды ботаник, в крови и с пробитым желудком. Кто-то успел добраться сюда до меня.

Кажется, он всё ещё дышит, лёжа на пыльном ковре. Рядом диван, стол с компьютером, книги. Стены увешаны фотографиями с несовершеннолетними девочками, лет пятнадцати, шестнадцати. Вот мразь…

Приятно видеть, как этот педофил медленно подыхает в одиночестве. Я не виню своего предшественника. В голове крутится фраза: “Собаке – собачья смерть.” Но это всё полная чушь. Я слишком люблю собак, да и вообще всех животных. Люди для меня не так важны.

Опускаюсь рядом с ним, он смотрит на меня бешеными глазами, но не может шевелиться. Тело парализовано, оно умирает.

– Ну здравствуй. Говорить можешь?

Смотрю на его шею, дергающийся кадык. Аккуратно обшариваю карманы, проверяю пульс, осматриваюсь. У меня меньше минуты на то, чтобы получить ответы на вопросы. Кажется, он здесь давно в таком состоянии, уже минут двадцать.

На лестнице я не почувствовал никаких свежих следов. Убийца был осторожен, ничего не оставил, ни одной зацепки. Но, кажется, есть совсем лёгкий запах женских духов. Очень сладкие, ненавижу такие, сразу начинает тошнить. А может тошнит, потому что я просто давно не ел? К тому же организм измотан вчерашними приключениями. Но этот запах, духи точно женские. И не только, здесь витает отголосок женской ауры. Чутьё меня никогда не подводило. Ботаника – профессора, ещё и педофила к тому же, убила женщина.

Легонько бью его по щекам.

– Давай, не уходи сразу. Где амулет? Мужик, лучше скажи сейчас, смерть тебя не спасёт. У них есть спириты, медиумы, сила огромная. Они найдут ответы на свои вопросы, даже если ты умрёшь. Просто вызовут тебя. Поверь, будет ещё хуже чем сейчас… Зачем ты вообще в это полез?

Вопрос риторический. Мне плевать, зачем он туда полез. По мне, чем быстрее он сдохнет, тем лучше будет этому миру. Но не я решаю, кому уходить и когда. Я не беру на себя обязанности бога, в отличии от некоторых вышестоящих. Я знаю, что будет, позволь я себе чуть больше. Я знаю законы силы. Малейшее её злоупотребление ведёт к самоуничтожению, выгоранию. А после этого только ад. А в аду, как известно, бесконечные мучения, сожжение души и тела, долгое рабство, в ожидании перерождения. А потом всё по новой: новая жизнь, грехи, и снова ад. Такого я не могу допустить. Все эти годы на земле я был почти рабом, рабом этого мира, системы, рабом выбранным судьбой. Мне этого достаточно. Я никак не могу допустить, чтобы после моей смерти это длилось вечно.

Но ботаник болен, загнан, обречён. Его мозг отравлен, душа крошечная, почти не имеющая цены. За такую даже Сатана не дал бы много. Пусть то, что он делал – большой грех. Но его соблазн, то как быстро он ступил на эту дорожку, сделало его душу – дешёвкой. Дорого стоит та, что сильна, что сопротивляется, что верит в мораль, что защищает добро во что бы то ни стало. Для дьявола нет слаще трофея, чем душа смелого праведника, отрёкшегося от своих богов.

Это же – слабая подделка настоящей души. Она не стоит ни гроша. Он сдался сразу.

Он появился на пороге школы ещё молодым студентом, лишённым внимания прекрасного пола, из-за своей неполноценности, нехватки мужества и тестостерона, из-за целой тонны комплексов, подаренных стервой-мамочкой, из-за отсутствия отца и неудачной физиологии. Совершенно естественно, что у ботаника не складывались отношения с женщинами. Но вместо того, чтобы сломать себя, перекроить заново, взрастить характер, уничтожая прошлое и тем самым становиться сильнее, он остался собой, ни изменив и толики своей души.

Сразу возненавидев детей, особенно девочек, он видел в их поведении отражение их взрослых матерей. Благо, в отличии от взрослых, у подростков нет власти, поэтому ими легко управлять. А что может быть приятней, чем власть, оказавшаяся в руках слабого, закомплексованного человека? Верно, ничего.

Эта власть сводила его с ума, доводила до высшего экстаза, рождая нездоровое возбуждение сексуального характера. Даже когда они не подчинялись его воле, а только ведомые страхом, не смели перечить, он чувствовал себя властелином их судеб.

Страшный кусок дерьма. Перед лицом истинной силы, он был лишь грязью. Столкнись он с по-настоящему сильным человеком, тот бы растоптал его, не задумываясь.

Но этому клопу просто повезло, всё ещё живой в свои тридцать семь. Ну почти, еще минуты две живой.

Я знаю его мерзкую биографию и вижу его насквозь. Я прекрасно разбираюсь в людях и сразу ощущаю потерянные души. Такие, которые уже не принадлежат их обладателям. Ботаник обречён, и уже довольно давно. Его смерть, это было лишь делом времени.

Сейчас меня волнуют лишь несколько вещей: время, потому что оно поджимает, и амулет. Если орден ищет его, значит это не просто украшение, это артефакт. Кто и когда его создал, какой силой он обладает? Пока я этого не знаю, но вопросов появляется всё больше.