Монета скифского царя

– У Насти неприятности, – уточнила Дайнека.

– Это ее неприятности. С чего мне переживать?

– Согласна, – с готовностью подтвердила Дайнека. – У Насти дом отбирают. Отец сказал, что надо помочь.

– Ну, что же… Ему виднее.

– Хотите, я сейчас позвоню на дачу? – Сморозив глупость, Дайнека тут же сообразила, что ее слова можно истолковать только так: отец провел эту ночь на даче, а значит, он – с Настей.

Неловко помолчав, Елена Петровна направилась к выходу:

– Когда папа появится, позвони, пожалуйста, мне.

– Да он и сам позвонит! Я в этом уверена.

Елена Петровна ушла. У Дайнеки осталось чувство вины за допущенную бестактность, но это чувство на время приглушило ее беспокойство за отца.

В ближайшие полчаса Дайнека позавтракала, погуляла с Тишоткой, села в машину и отправилась на дачу. Конечно, она могла бы позвонить, но, зная лисьи повадки Насти и особенно ее матери Серафимы Петровны, решила застать их врасплох.

Дорога в одиночестве располагала к раздумьям. Дайнека думала о Елене Петровне Кузнецовой. Она безмерно уважала эту женщину и хотела, чтобы отец оставался с ней. Теперь этот замечательный союз был под угрозой, и Дайнека должна была его защитить.

Дорога до дачи заняла больше часа. Притормозив у ворот, Дайнека посигналила. Из калитки выглянула покрытая косынкой голова Серафимы Петровны, после чего ворота открылись.

Дождавшись, пока Дайнека вылезет из машины, Серафима Петровна принялась ее обнимать, приговаривая:

– А уж как я соскучилась, и не высказать!

Дайнеке было неловко, оттого что она не могла ответить Серафиме Петровне тем же.

– Идем, Людочка, в дом. У меня борщ на плите, пампушки с чесноком еще тепленькие. Какао с цельным молочком только сварила. Все как ты любишь.

Шагая по дорожке, обсаженной невысокими деревцами, Дайнека ощутила щемящее чувство нежности к этому месту, к теплому ветерку, колышущему листья деревьев, и даже к Серафиме Петровне.

Сентиментальный настрой улетучился, как только они вошли в дом и встретили Настю.

– Зачем явилась? – накинулась она на Дайнеку.

Между ними немедленно встала Серафима Петровна:

– Зачем же так, доченька! Людочка приехала в гости, вон столько не виделись. Сейчас накрою стол, пообедаем по-семейному.

– Да я, собственно, на минутку… – начала Дайнека, но Серафима Петровна силой усадила ее на диван:

– В кои веки приехала! Неужто не покормлю!

– Мама! – вякнула было Настя, но ее тут же остановил твердый взгляд Серафимы Петровны:

– Молчи, полоротая! Профукала наш домик – молчи!

– Поэтому я и заехала. – Дайнека влезла в их перепалку. – Хотела спросить про папу…

– Я – быстро! – Серафима Петровна метнулась к буфету, достала скатерть и одним хлопком раскинула ее на овальном столе. Потом убежала в кухню.

Дайнека спросила у Насти:

– Отец вчера заезжал?

В ту же секунду из кухни донесся голос Серафимы Петровны:

– Настена! Иди сюда, помоги!

Настя ушла на кухню, и Дайнека, смирилась с невозможностью по-быстрому расспросить об отце. Она с грустью оглядела гостиную: все те же тюлевые шторы, тот же диван. На стене – картина, которую они с отцом купили на вернисаже. При воспоминании о том добром времени ей стало грустно.

Грустить долго не пришлось – в комнате с большой супницей в руках появилась Серафима Петровна. За ней вошла Настя с блюдом пампушек.

У Серафимы Петровны все «горело» в руках: тарелки заняли свои места на столе, рядом с ними легли солидные столовые приборы.

– Садись, Людочка, за стол! Угощайся!

Дайнека села, да и кто бы устоял – к великолепному борщу Серафима Петровна подала жирную деревенскую сметану и зелень. Дух шел такой, что слюноотделение во рту фонтанировало.

Дайнека уплела две тарелки борща и пять пампушек. На какао в ее желудке места не нашлось. Встав из-за стола, она пересела на диван.

– Ну, как? – спросила Серафима Петровна.

– Вы всегда прекрасно готовили, – сказала Дайнека.

– Замуж еще не вышла?

Резкий переход на личную тему вернул Дайнеку к действительности.

– Нет, – сдержанно ответила она и спросила: – Папа заезжал к вам вчера?

– Вячеслав Алексеевич? – Серафима Петровна кивнула: – Был. Пообедал. К супу с фрикадельками я подала малосольные огурчики и грибочки. Уж как меня хвалил твой отец! Давно, говорит, так вкусно не ел. С тех самых пор, как ушел от Насти. А я ему в шутку: возвращайтесь, мол, Вячеслав Алексеич, обратно!

– Как же… – несмело вставила Настя, но мать ткнула ее пухлым локтем в бок.

– Что было потом? – спросила Дайнека.

– А что было потом? – развела руками Серафима Петровна. – Поели, поговорили, он и уехал.

– Во сколько?

– В десять! – Серафима Петровна постучала ногтем по циферблату золотых часиков: – Я, когда его провожала, на часы посмотрела. Десять часов вечера было. Я точно помню.

– И он ничего не говорил? – уточнила Дайнека.

– О чем, Людочка?