– Так может лучше не надо? – тоскливо спросила Лёлька, но покорно пошла следом.
– Ален, тебе еще с Эльфенком жить, – фыркнула я, подбираясь к шкафу. – Так что я хоть ехидничаю чутка, но не вру. Игорь любит домашнюю стряпню и, согласись, будет странно, если женаты будете вы, а кушать он будет у меня! А ты еще будешь мне звонить и интересоваться, «а не голодал ли сегодня мой муженек»? Так что ничего не знаю, иди и учись! И… опа-па. Ну, здравствуй, радость моя, я тебя с утра обыскалась. Бесстыдница! Ты опять да?
На меня виновато взирали черные глазки вечной пропажи по имени Ни-Ни, устроившейся в моем шкафу на полке, где лежали аккуратно сложенные вещи Богдана. Узкие голубые джинсы, синяя безрукавка с кольцами по краю выреза и… симпатичные черные труселя.
И хотя лежали боксеры в самом низу, даже не видя их, но зная о наличии среди моего гардероба, я чувствовала себя неким маньяком-фетешистом!
Хотя в этом звании момонга пока уверенно лидировала и позиции сдавать не собиралась – и часа не проходило, чтобы она не отпирала клетку и удирала спать в вещи Полонского! И чем они ей так глянулись? Ладно бы запах остался, я б еще поняла… Так нет же, шмотки парня-то оказались здесь сразу после стирки! Мы же тогда город громить утопали, про работающую стиральную машинку сразу и не вспомнили.
И ведь зараза хвостатая лежащую рядом толстовку Липницкого просто игнорировала, хотя та потеплее и помягче будет.
– Что у тебя там? – заинтересовалась Лёля. И пока она не успела заглянуть в шкаф, я торопливо сунула ей в руки отчаянно возражающего против наглой дислокации сахарного опоссума.
Визг стоял… аж стены дрогнули!
Естественно на сей звук мигом прискакали мои временные «домочадцы»… мокрые. Почему-то! И вкусно пахнущие рассолом огуречным.
Та-а-ак… как говорится, ура, товарищи! Пополним скудную коллекцию мужского чистого тряпья!
– Что случилось? – чуть ли ни хором выдали перепугавшиеся парни, глядя то на жмурившуюся Лёльку, то на прыгающую на одной ноге меня, пытающуюся достать из-под верхней части пижамки забившуюся туда вусмерть перепуганную летягу.
– Я даже боюсь предположить, что тут произошло, – многозначительно кося на мои телодвижения, насмешливо протянул Исаев.
Вот же извращенец, а!
– Смешно, да? – кровожадно протянула я, вытаскивая-таки возмущенно пищащую момонгу. И, недолго думая, снова сунула ее под нос Алёнки.
Пронзительный визг повторился на бис!
– Так понятно? – мило уточнила, созерцая бледную подругу и вмиг оглохших парней, прижимая к груди сжавшуюся в моих ладошках Ни-Ни. – Лёль, чего сразу-то не сказала, что грызунов боишься?
– Я же не знала, что у тебя они есть! – смущенно призналась девушка, виновато глядя на своего молодого человека, многозначительно прочищающего уши.
– Ну, это недавнее приобретение, – покаялась, поглаживая дрожащую зверушку. И обратилась к своим «ароматным» друзьям. – И раз с этим благополучно разобрались… У вас-то что там приключилось?
– А разве что-то случилось? – попробовал уйти в глухую несознанку нагло улыбающийся Демьян. Даже с Игорьком переглянулся, мол, подтверди! Тот подтвердил, а я скептично заметила:
– Ага, а легкий флер исходящего от вас аромата, не иначе как «Шанель номер пять», на кой-то черт купленная Эльфенком в подземном переходе. Рассказывайте уже, орлы!
Пернатые братья предпочли тактично промолчать, невозмутимо рассматривая один – потолок, второй – свою девушку.
Ну-ну… Гусь же у нас птичка гордая, пока не пнешь, не полетит!
– Я так понимаю, на кухню мне заходить не стоит? – обреченно вздохнула, понимая, что моему милому сердцу помещению пришлось уже несладко. И неизвестно еще, что ему стоит пережить в ближайшем обозримом будущем!
Эх… закрыть их всех по доброте душевной на балконе, что ли?
Не, я все понимаю, их появлению на моих жилых квадратных метрах отчасти виновата я сама. Когда Лёлька позвонила с вопросом, куда меня дел Исаев, отмазаться толком не получилось. И поэтому я почти даже не удивилась, когда в ответ на просьбу скинуть мне скан лекций по электронке, подруга явилась сама, да еще и с Игорем!
Пришлось каяться, ибо безвинно пострадавшую конечность прятать было некуда. Благо хоть Богдан, которого прямо с занятий зачем-то срочно забрал его отец, о произошедшем не узнал. Пока не узнал. Уж в его-то талантах я не сомневалась!
Но теперь, глядя на то, как моя милая кухонька постепенно превращается в руины, я жалела о внезапном благородном порыве. Вот какой черт меня дернул за язык? Я, конечно, подозревала, что золотая молодежь домашними хлопотами не балована и к одинокой жизни вряд ли приспособлена, но что б настолько?
Через час пузырек с перекисью водорода активно подходил к концу, почти весь запас лейкопластырей поселился на длинных пальцах Липницкого, смущенно краснеющая Лёля выковыривала из тарелки с сыром собственный натертый туда маникюр, а Исаев, перепачканный по самые уши, азартно шлепал пятой порцией теста по металлической форме. Первые три канули в Лету, четвертый собирался совершить акт торжественного самосожжения в духовке.
А я… я методично билась головой о барную стойку рядом с Ни-Ни, активно уплетающей второе манго подряд.
Момонгу на нервной почве на жор пробило, не иначе.
В конце концов, когда за окном уже начинало смеркаться, первая корявенькая пицца, благословясь и помолясь, была отправлена в духовку. Вторая, уже не выглядящая как шедевр криворуких мастеров и даже без начинки в виде кое чьих ногтей (подозреваю, что к этому времени Аленка не наловчилась обращаться с теркой, а расходного материала уже попросту не оставалось), покаянно ждала своего часа. Побитая в процессе приготовления посуда отправилась в мусорку, грязная – в посудомойку, но шкафчики в засохшем теста отчистке не поддавались. Пока, во всяком случае.
Чует моя мнительность, заставь я эту команду оттирать последствия их бурной деятельности на ниве кулинарного искусства, эти гарные хлопцы все бы отчистили… в том числе и лаковый слой. Вместе со скрывающимся под ним вишневым деревом!
Адская кухня отдыхает… вот Гордона Рамзи на них не хватает, честное пионерское!
И естественно, кто бы сомневался, что все неприятности оказались только милым и приятным началом того, что последовало дальше.
Каюсь, моя слегка притомившаяся светлость в один момент подзабыла, что Игорек у нас мальчик хоть мнительный и осторожный, но порой абсолютно безголовый. Но даже памятуя о его легкой неприспособленности к суровой житейской обстановке, я никак не ожидала, что этот светловолосый длинноухий кадр на обычную просьбу проверить, как там в духовке поживает их общее творение, радостно подскочит и, распахнув дверцу, сунет туда голову!
Естественно, вырвавшийся горячий воздух чью-то любопытную моську малость отогрел. Липницкий взвыл, Аленка взвизгнула, опоссум подавился фруктом, я чуть не навернулась с табуретки, а Исаев, геройски метнувшись на выручку другу, обнаженным пузом зацепил острие лично оставленного на краешке стола ножа.
Павильон со съемками кулинарного шоу плавно переместился на место создания «Интернов».
Лёлик, стеная и попискивая, сидя на стуле, прикладывала к жалобной моське пострадавшего Эльфенка пакет со льдом. Игорь корчился, но стоически сносил все ласковые в его адрес оскорбления. Материться Аленка не умела, факт. А вот я на выражения не скупилась, притянув к себе нехристь с его щенячьими глазками, зажав его бедра между своих ног и щедро поливая пострадавший пресс остатками старых духов. За не именем перекиси, вылитой на макушку Игорька, когда тот, отпрыгнув от духовки, саданулся об угол шкафчика с посудой и чуть не проломил. Причем и голову, и шкаф!
Исаев держался, пытаясь не выть, выходило мужественно, но хреновато.
Глядя на их героические мучения, Ни-Ни, единственная уцелевшая среди нашей оси травматизма, судорожно давилась последним бананом.
Апофеозом «дома пыток и садизма» стал спокойный, милый голосок, вопросивший со всей степенью такта и заботы со стороны входной двери:
– Анечка, добрый вечер, прости, что отвлекаю. А Мишенька, надеюсь, в курсе твоих необычных предпочтений?
И тут-то мы коллективно поняли, что на самом деле значит фраза «писец подкрался незаметно»…
Я посмотрела на нахмурившегося передо мной Исаева. На дернувшийся затылок Лёльки по ту сторону «стола». На бровки Игоря, собранные в кучку. Представила, как со стороны смотрятся наши с подругой тела на табуретках и обнаженные фигуры перед нами (свежевыстиранные майка и водолазка которых покорно сушились на батарее в ванной)… мысленно себя похоронила и, торопливо погребая под ладошкой возмущенную Ни-Ни, натянула «радостную» лыбу:
– И вам добрый вечер, Надежда Станиславовна…
Двадцать минут спустя организовалась картина маслом.
Я с виноватым видом попиваю чай, скромно каясь перед невозмутимой старушкой в дорогом розовом брючном костюме. Та сидит, губы темно-малиновым цветом напомажены и скупо улыбаются, на морщинистых лапках французский маникюр поблескивает, дорогой фарфор аккуратно поглаживая, на каштановых кудряшках шляпка в тон страусиным пером возмущенно помахивает…
Лёля, старательно намывающая посуду в углу, тихо приканчивает последнее целое блюдце.
Стараясь не удивляться тому факту, что посуда вся вроде должна была находиться в специальной помывочной машинке, я мило улыбнулась будущей возможной родственнице:
– Вы не волнуйтесь, надежда Станиславовна, это просто недоразумение. С этими молодыми людьми, как я знаю, вы уже знакомы, а с Алёной мы учимся вместе. Как видите, я немного травмировалась на работе, а они приехали меня навестить. Вот и решили заботливо меня накормить, пока Мишутка на учебе занят. К сожалению, повара из них не ахти… Травмируются на каждом шагу. Но я их учу по мере своих скромных сил и возможностей. Вы уж простите, что так неловко получилось.