Танец для демона. Эпизод I

Студентки Академии, Алые драконы, маги Астрама, я сам… Сколько же раз ты страдала по моей вине, котёнок?

И ты всё прощала, даже не задумываясь. Вот так просто прощала, не принимая во внимание свои чувства, заботясь только обо мне, о чём так красноречиво поведала твоя кровь. Как же я был глуп, что не видел этого раньше!

Всего одна строчка, написанная в далёком, как казалось, прошлом, перечеркнула разом всё. Я многое понял тогда, но… было уже поздно.

Запустил руки в волосы, сжимая их на затылке, с силой оттягивая назад, словно пытаясь болью отогнать видения не столь далёкого, как хотелось бы, прошлого.

Но что была эта боль по сравнению с той, что я испытал, найдя тебя?

Я пытался отогнать слишком ясные, яркие, невыносимо болезненные воспоминания, но…

Заливаемый льющимися с неба потоками город, пустынные, тёмные, жуткие и мрачные улицы. Вспышки молний, глухой гром… И пума, мечущаяся по главной площади в тщетной попытке отыскать тот единственно верный запах хрупкого тела. Животная ярость, накрывающая с головой, – проклятье Хранителей, которое не давало оставаться демону в обличье хищника дольше какого-то жалкого получаса… И вспыхнувшая с запредельной силой воля, которая помогла, сумела, несмотря ни на что, всё же победить древнюю магию.

Я должен был тебя найти. Инстинкты, вопившие об опасности, предчувствие беды, далёкий ментальный зов о помощи дракона-некроманта… всё отошло на задний план.

Я должен был тебя найти. И я нашёл.

Но было слишком поздно, Саминэ…

Простишь ли ты когда-нибудь меня за это?

За то, что не успел, не предвидел, не уберёг, не защитил. Я не сдержал данного тебе слова. Прости, котёнок…

Воспоминания, слишком яркие, слишком сильные, слишком болезненные, непереносимые, – все они пронеслись перед глазами, медленно, неотвратимо затягивая в пучину, погружая в переживания… заставляя страдать, как никогда раньше.

Я не был готов потерять тебя.

Тонкая, едва уловимая нить твоего аромата, доносившаяся до звериного обоняния из ниоткуда и отовсюду одновременно. Амулет, что всегда висел на твоей шее в ложбинке между хрупких ключиц, не работал, заблокированный сильной, чужеродной магией. Но не твоей. Это вселяло некую надежду, особенно тогда, когда чувствительный кошачий нюх уловил едва различимые нотки запаха твоих волос. И он вёл зверя и жившего внутри его демона, ставшего тогда единым организмом, по пустынным улицам мрачного как никогда города, чтобы в конце концов остановить его поиски, прервать его путь возле заброшенного здания, что находилось неподалёку от центра города, практически непозволительно близко от главной площади.

Но то, что я увидел, ворвавшись внутрь, снося, даже не замечая этого, часть полуразрушенных, обветшалых и сгнивших стен…

Подвал, большой каменный жёлоб, чьи монолитные тёмно-серые стены были разукрашены лишь потёками ещё совсем свежей, недавно пролитой крови. Длинные, потемневшие следы алой жидкости, которая раньше текла в твоих венах. Пустое пространство, правильный квадрат пола с расчерченной на полу странной, неизвестной мне пентаграммой с вязью непонятных, ещё тёплых рун, вычерченных твоей кровью, насильно взятой из глубокой раны на твоём обнажённом животе. Два больших, слишком толстых железных штыря, вбитых в тонкие запястья, приковавшие маленькую фигуру намертво к сырому грязному полу. Запёкшаяся вокруг ран кровь и разметавшиеся по полу густые пряди пушистых волос цвета червонного золота с алым цветом на концах…

Спокойное лицо, прикрытые веки с длинными ресницами так, словно их обладательница просто спала. Алебастровая кожа, отдающая в синеву, слишком бледная для живого существа… и чёрная рукоять кинжала, пронзившего сердце, образовавшего вокруг аккуратной раны тонкий ободок ещё не засохшей и не спёкшейся крови.

Не было ни следов борьбы, ни отметин от серебряных ногтей, ни отголосков магии… Ничего.

Неужели ты даже не сопротивлялась?

Рухнув на колени, не в силах бороться с внезапной болью в сердце, я, всё ещё не веря, приложил пальцы к твоей шее. Тщетно. Дыхание отсутствовало, пульс не прощупывался, а кожа обжигала холодом.

Моя подопечная была мертва.

Саминэ, этого маленького пугливого, но упрямого котёнка попросту больше не существовало. Я сам убил её…

Не своими руками, нет. Своими неосторожными словами, опрометчивыми поступками, необдуманными действиями.

Договор с Сеш’ъяром, заключённый три месяца назад, перестал действовать отныне. Вот только волновало ли это меня тогда или сейчас?

Нет.

Мне было не важно, что скажет золотой дракон, Кейн, моя семья, Рагдэн или же Рик. Важнее было то, что я сам осознавал всю степень своей вины. Я сам, практически собственными руками, убил ту, что доверяла мне, как никому другому.

Рывком поднявшись с пола, не глядя на кровать и распростёртое на ней хрупкое тело, я шагнул в сторону лаборатории, неслышно распахивая дверь. В полумраке помещения первым, что бросилось в глаза, было дальнее от стола кресло с высокой спинкой.

Сколько раз она дремала в нём, свернувшись клубком, ожидая, пока Рик закончит свой очередной эксперимент? Сколько раз она дожидалась там посреди ночи, грея магией травяной настой, пока я закончу свою работу? И сколько же раз она засыпала у меня на коленях, доверчиво прижимаясь к моей груди, пока я сидел в нём, машинально, уже не замечая этого заботливого жеста, согревая её вечно босые ноги?..

Несколько почти неслышных шагов заглушил гром за окном. Сам не зная зачем, я оказался на кухне, в её маленьком личном царстве, которое даже сейчас, несмотря на отсутствие света и тепла в очаге, не казалось пустынным и зловещим. В холодильном шкафу всё ещё хранились её заготовки для блюд, а на обеденном столе виднелись подсвеченные вспышками молний, глубокие, многочисленные следы от её серебряных ноготков.

Никогда не забуду, как она вонзила их все в свой живот в первый же день. Я хотел, чтобы она могла защититься, а не причинить себе вред.

Я ошибался.

Волкодлак меня задери, как же я всегда ошибался на твой счёт, Саминэ!

Устало прислонившись к дверному косяку, с силой сжал пальцами виски, пытаясь очистить сознание. Напрасно. Сегодня, как никогда, ты прочно заняла все мои мысли. Та ты, что в моих мыслях, была ещё жива. Та, что со стеснительной улыбкой молчаливо просила о помощи: спрятать только что приготовленные пирожные от безнадёжного сладкоежки Рика, которые ты хотела оставить для мелкого дракончика.

Даже тогда, когда тебе самой было невыносимо плохо, ты всегда заботилась о нём, забывая о себе, но никогда о нём. О нас. И даже обо мне. Как бы сильно я тебя ни обижал…

Порывистым движением подойдя к столу, я медленно провёл пальцами по глубоким выемкам, оставшимся от неосторожных движений изящных рук. Такие же следы до сих пор оставались на черепице крыши Академии, где я в первый раз проявил столь непозволительную неосторожность и подпустил практически незнакомую девушку настолько близко к себе, насколько это было возможно. Жалел ли я об этом когда-нибудь? Нет.

Никогда.

Отогнав призрачные видения прошлого, в котором я слишком ясно видел тебя и даже слышал твой смех, хотя не слышал его наяву ни разу, лишь голос во сне-воспоминании, похожий на журчание горного ручейка, я вернулся в комнату, невольно сдержав шаг на пороге двери, ведущей из спальни в лабораторию.

Тихого сопения, так поначалу раздражавшего слух, а потом ставшего столь привычным, что без него я не мог заснуть, так и не услышал. Большое глубокое кресло в углу пустовало, а девушка, лежащая на кровати, действительно была мертва…

Неслышно подойдя, я опустился на колени, взял в руки безвольно повисшую кисть, поглаживая края сквозной раны, чувствуя, как под пальцами скатывается спёкшаяся кровь. Её тонкие пальцы, так уверенно державшие когда-то в руках парные саи, забытые на столе, были холодны как лёд, тускло блестя в полумраке серебряными ногтями.

Ледяная, безжизненная, некогда нежная и даже родная.

Я пропустил тот момент, когда обладательница этих рук стала частью моей жизни, да и, пожалуй, самого меня, когда эти руки бережно, ещё не до конца владея собой, но всё же распутывали мои волосы после вылазки в поисках призрачного города светлых эльфов.

Никому и никогда я бы не позволил этого.

Опершись локтем на край постели, невесомо погладил гладкую, желтоватую сейчас кожу на лбу мёртвой девушки. Проследил изящный излом тонких бровей, провёл по милому носику, коснулся чуть полноватых губ.

Лицо юной вампирки оставалось бесстрастным, холодным, безмятежным.

Горечь заливала душу при мысли, что она больше никогда не вернётся. И что теперь, рядом с могилой Самины Та’Лих, на девятом полигоне, уже завтра появится ещё одна, погребя под слоем свежей земли всё то, что я не ценил.

Саминэ.

Маленький, вечно испуганный котёнок, упрямый, немного своенравный, но какой-то невообразимо домашний, дарящий покой и уют лишь одним своим присутствием. Как я не замечал этого раньше?

Жрица Латимиры, вампир, ходячая катастрофа, боявшаяся всего девочка без воспоминаний, наследница пропавшего рода…

Нет.